Анастасия Паутова: «Юмор — это всегда от боли»
ПРОСТРАНСТВО: Катерина - глав.ред.Аккаунт llllllll1111llllllllll существует с 2020-го года. Расскажи, что изменилось с того момента?
В аккаунте, кстати, почти ничего не изменилось. Разве что добавилась одна рубрика, в которой подписчики сами придумывают мемы. Когда у меня совсем нет настроения и сил, я публикую картинку и добавляю одну свою шутку, а остальные шутки люди пишут в комментариях сами. И так я «спасаю» контент. Иногда, когда у меня есть деньги, я присылаю донат за придуманные мемы. Их очень-очень сложно отбирать, потому что придумывают много хороших.
А вообще все точно так же, как и было. Аккаунту уже пять лет скоро будет, и за это время в мире произошли кардинальные изменения. По возможности, я пытаюсь их фиксировать через мемы. В остальном по-моему, все как прежде. Может, стоит опрос устроить подписчикам, что изменилось…
Как часто ты шутишь про театр?
Изначально я хотела создать аккаунт, где шутила бы только о театре. Потому что другое меня в жизни не интересовало. Но в какой-то момент все развернулось, и это уже какие-то всеобъемлющие темы. У меня нет контент-плана, за что меня ругают очень многие СММщики, с которыми я сталкивалась по жизни. Они говорят: «Не дискредитируй нашу профессию». Ну, у меня есть расписание рубрик, которые меня держат в тонусе. То есть я понимаю, что по вторникам у меня рубрика про поэзию, значит один раз я точно должна выложить пост. Но опять же, если я в 2 часа ночи чувствую, что я сейчас хочу публиковать что-нибудь, я публикую. И мемы я делаю сама.
Где вообще черпать ежедневное вдохновение для создания мемов?
Ну, кстати, вдохновение приходит далеко не каждый день. Например, я веду рубрику «Старые мемы о главном», где публикую посты прошлых лет еще раз. Мне раньше казалось, что повторяться плохо. А сейчас я понимаю, что люди не только забывают о публикациях, но и к ним прибавляются новые подписчики, которые не отматывают назад мою ленту. Я сама даже иногда забываю о каком-то меме, нахожу его потом и думаю: «Ой, хороший, надо еще раз его показать».
Говорят, что благодаря мемам подписчики знакомятся с культурой и искусством, что думаешь об этом?
Знаешь, на меня любят взваливать эту тяжелую ношу, типо через эти мемы ты просвещаешь в культуру. Да нет, я просто шучу! Мне смешно, и людям смешно от того, что появляется контрапункт человека, которого они возвышают до небес, и чего-то повседневного, бытового. Например, Андрей Тарковский говорит про бывшего — и шутка работает! Мне всегда интересно посмотреть на живого человека. Не только его стихи в книгах почитать, а увидеть, как он разговаривал, если есть такая возможность.
Но есть еще такая вещь, как триггер. Допустим, человек не знает, как выглядит Андрей Тарковский. Он смотрит мой мем и думает: «Это Боярский». А потом такой: «О, нет, это не Боярский, а кто это?» И если от этого незнания у человека появится один импульс узнать, кто это: посмотреть фильмы, почитать стихи отца, то возможно и происходит какая-то интеграция в культуру… Но в первую очередь у человека должен быть собственный интерес.
Что важно учитывать при генерации постов?
Для меня всегда важны больная тема и стремление избавиться от «зашоренностей». Я беру, например, какую-то картинку, и сначала смотрю, какая в ней скрыта эмоция. Допустим, это неловкость. И начинается размышление: «Так, когда я испытывала в последний раз неловкость?». Вспоминаю, вспоминаю, и дальше накидываю много вариантов. Потом отодвигаю эти идеи, отвлекаюсь, и тут приходит в голову что-то новое.
В целом, ориентируюсь всегда на свой опыт. Клишированные шутки, естественно, набирают кучу лайков, потому что это попадающая вещь. Типо: «Моя последняя нервная клетка», «Мои тараканы в голове» или «Мой зуб с кариесом, пока я покупаю себе новый айфон». Первое время это было смешно, я так писала. Но сейчас такие мемы отзываю. Эти фразы уже работают как анекдот: ты его рассказываешь, пытаясь похвастаться своим чувством юмора.
Какое-то время назад у меня был пост с фотографией, где Рената Литвинова идет красиво по сцене, и ниже я пишу большую подпись: «Когда мама идет с хлебозавода со свежесп...енным кусочком хлеба». Это личная история: моя мама реально работала на хлебозаводе и по утрам после смены приносила хлеб. Она мне рассказывала, как проходила через служебный вход, и все охранники видели прекрасно, что она несет буханку. И просто ей говорили: «Да, Лена, проходи». Я понимаю, что не у всех мамы работали на хлебозаводе, но мне так важно пошутить именно об этом. Не для кого-то конкретно, а для вселенной. И тут к посту начинают писать комментарии: «О, это моя мама!, «Да, моя мама также, только с колбасой» и так далее... Короче, пока искусство будет ориентироваться на зрителя, оно будет в ж..пе. Так гласит плакат, который висел в ГЦ.
Меня часто просили поменять название. Одна известная актриса, к которой я очень тепло отношусь, но никогда с ней лично не общалась, вдруг написала мне в директ. Я открываю переписку, а там от нее сообщение: «Поменяйте, пожалуйста, название аккаунта, мне сложно его искать». Никто, конечно же, ничего не поменял, но это было очень мило. Еще иногда пишут, мол, давайте придумаем вам более продаваемый нейминг. Но смысл аккаунта не в том, чтобы он продавался.
Мой аккаунт немножко про другое. Он не про: «Смотрите, какая я смешная», а про «Я могу высмеять свою какую-то больную тему». Я могу в сотый раз пошутить про отца, и это будет смешно, потому что я не проработала до конца эту травму, и я ее буду вышучивать постоянно. Травма имеет много уязвимостей. И я каждый раз пытаюсь найти новую болевую точку в себе. Юмор — это всегда от боли… А сейчас как будто боли только прибавляется, и ее надо конвертировать. И я делаю это так, через посты.
И какое бы название ни было, аккаунт все равно развивается. Однако с того момента, как появился VPN, смотреть мемы стало сложнее.
У меня еще есть Телеграм-канал с твердыми 40к подписчиками. И мне этого достаточно. Кому надо, тот заходит, в принципе. Я понимаю, что это такой костяк, который просто перешел из Инсты в Телеграм.
А ты встречала последователей, которые такие: «О, я тоже сделаю подобный аккаунт с мемами»?
Да, я к этому относилась сначала очень ревниво. Я вообще максимально ревнивый в творчестве человек. И, конечно, когда я видела, что возникают такие аккаунты, то я прям ссорилась с их владельцами. Потом это ушло. Сейчас я просто их блокирую (шучу). Скорее, не обращаю внимания. Но мне очень лестно, конечно...
[Николая] Солодникова однажды спросили где-то, как он относится к мемам. Он говорит, что мемы — это шлак в основном. Но есть такая Настя Паутова из Петербурга, которая делает очень классные мемы. Видимо, есть в ней какая-то божья искра... Это я цитату привожу. Так-то я к себе отношусь довольно критично.
В общем-то, это просто мой дневник. Я веду его, опираясь на свой интерес. Если мне перестанет быть в нем интересно, я его брошу. Хотя это мой единственный доход пока что. А сейчас мне правда нравится собирать единомышленников благодаря форме мемов. Недавно открыла для себя, что могу еще это делать через такую форму как спектакль.
Так что llllllll1111llllllllll — это чисто мой психологический портрет во всех смыслах. Вообще у меня 9 аккаунтов, так что можно запутаться. Один из них — Povod.Ovod, это аккаунт спектакля «Мать». У нас была премьера 24-25 мая. Примерно за неделю до нее был создан аккаунт.
Я была на спектакле. Видела, как после показа женщины поочередно подходили к зеркалу вытирать слезы.
Каждый раз, когда мы собираемся перед спектаклем, я говорю команде мотивационные слова (пресловутое: «Актера сумей возбудить»). Когда они внутри сценического процесса, их психика начинает блокировать боль. Поэтому перед шестым показом я сказала: «Нам нужно постараться не давать себе привыкать к боли». Важно людям дать понять, что они в своих чувствах не одиноки. Нам всем сейчас больно, и чаще всего, конечно, от этих чувств бежим и блокируемся. И это абсолютно нормально.
Да, в спектакле есть терапевтическая составляющая. Мне сложно на сегодняшний день говорить о театре, который бы не был терапевтическим. Я бы с радостью делала веселые спектакли. Но пока что такой возможности не вижу.
Спектакль сделан по новелле из пьесы Марка Равенхилла «Shoot/Get treasure/Repeat». Театральный слэшер драматурга был всецело передан в работе. Как и когда ты обнаружила пьесу?
Это было в 2021 году, когда все обстоятельства не были так сильно накалены. Меня изначально привлекли особые взаимоотношения матери к ребенку, когда он становится единственным смыслом жизни. Я у мамы одна в семье. И мама меня одну всегда воспитывала. Она окутала меня своей любовью с ног до головы. Я представляю, что если умру, то моя мама соберется, выполнит все ритуальные процедуры и через пару дней, скорее всего, тоже умрет. Или же уйдет в себя, сядет перед телевизором и будет там до конца жизни сидеть. И вот эти вот моменты мне было интересно исследовать: как мать воспринимает смерть своего ребенка.
На многие темы сейчас легко спекулировать, чего я очень стремилась избежать. Ведь мама – это самое сокровенное, что есть у человека. Поэтому хотелось осторожнее подойти к этой теме... А потом случился 2022 год, и стало ясно, что уже невозможно не делать эту историю, сейчас будет болеть у всех. И мне хочется говорить на эту тему языком театра.
Команда спектакля «Мать» состоит из выпускников мастерской моего мастера Льва Эренбурга. А в пьесе Равенхилла три героя: Мать, Мужчина и Женщина. Женщину играет Лиза Калинина. Она прям чистокровная актриса. Лиза еще поет в классном современном хоре Attaque de panique. Мужчину играет мой однокурсник — актер и режиссер Артем Злобин. У него за плечами несколько спектаклей: в театре «НДТ» («Магазин»), в ТЮЗе Брянцева («Кроткая» по повести Достоевского) и в Театре на Васильевском («Научи меня любить»). Он прям практикующий режиссер. При этом, у него невероятный актерский талант. Я рада, что он вообще мне доверился, потому что режиссерам сложно довериться друг другу. Мы даже шутим, что у нас на репетициях сквозная режиссура. То есть Тема режиссирует мой же спектакль изнутри, а я режиссирую из зала. Но последнее слово все равно за мной.
Мать играет Даяна Загорская. У Даяны вообще большой путь в актерскую профессию. Она из Эстонии, там же училась долгое время на актрису и режиссера. Даже поставила детский спектакль в Эстонии. Но у нее невероятная актерская природа. Ей точно надо играть.
Пьеса Равенхилла — это кровь, голая грудь, голая задница, рвота и другие провокативные вещи. Было ли тяжело передать эти детали на сцене?
Если ты смотрела спектакли Эренбурга, то этот вопрос не возник бы у тебя. Мастерская Эренбурга — это физиологический театр. Это театр, в котором не чураются физиологических подробностей. Мой мастер говорит, что в театре возможно все, главное «ради чего». И даже если люди стоят на коленях, важно, чтобы они смотрели в небо и думали о вечном.
Спектакль «Мать» играли в камерном подвальном помещении «Городского театра» на Литейном. Будете ли показывать его еще где-то?
Мы на самом деле очень пластичны к выбору площадки. Но сама я, конечно, за маленькие залы, хотя это не поддержит мой продюсер, потому что мы живем сейчас на самоокупаемости. Просто я не люблю ходить в большие театры. Я всегда хочу смотреть на актера – чем ближе, тем лучше. Я, наверное, поэтому пошла в режиссуру, чтобы близко смотреть, как актер играет. И меня даже иногда смущают люди, которые сидят впереди меня, как будто они блокируют какую-то мою связь с актером.
Видишь ли сложности в продвижении современного театра в медиа?
Мне кажется, что не надо брезговать никакими социальными сетями. Это не значит, что надо делать миллион рилсов и подстраиваться под общество, но... Одна моя подруга написала, что я поступила хитро: сначала собрала свою аудиторию в llllllll1111llllllllll, а потом подписчики пришли на показ. Это было, разумеется, неумышленно. И я нормально к этому отношусь: пожалуйста, идите хоть ради блогера, хоть ради режиссера, но главное посмотрите спектакль.
Твоя мама знает, что происходит в твоем спектакле?
Да, но она еще не присутствовала на показах. Просила видеозапись спектакля, но я говорю ей: «Мам, давай, ты все-таки вживую посмотришь».
Шкаф на сцене, увешанный фотографиями и наградами сына героини, возник не просто так. У моей мамы дома есть похожий «алтарь». Там стоят все мои фото, награды и интервью. Ты думаешь, этого интервью для ПРОСТРАНСТВА там не будет? Оно там будет. Она все собирает.
Возвращаясь к началу разговора: мама меня любит безусловной любовью. Да, она может сказать свое «фи», но он готова принимать вообще все, что я делаю. Мама еще просит меня присылать ей скрины сторисов всех, кто что-то пишет о спектакле. Она прям меня заставляет. Для нее это правда важно. Для моей мамы это вся жизнь. Это огромное ее продолжение.