Александр Сопровский (1953-1990). Часть 2
Pavel ZakharovКогда собираешься писать что-то про яркого и талантливого поэта, то в голове закрадывается мысль: "А вот бы было здорово с ним пообщаться". Потом уныло смотришь на годы его жизни и понимаешь, что этому не суждено сбыться...
В очередной раз такая ситуация у меня возникла, когда я только познакомился с творчеством Александра Сопровского. Да, можно уповать на то, что есть воспоминания современников, да, он написал автобиографию, но это всего лишь сухие факты и цифры. Человека начинаешь узнавать только при личном общении (в моем случае - это аксиома).
От подобных рассуждений становится тоскливо. Затем ты заново открываешь стихи, начинаешь вчитываться в каждую строчку, фразу и слово. Наполняешь все это определенным смыслом (каждый находит свой, и это очень здорово), и по-тихоньку осознаешь, что это и есть самый личный, сокровенный разговор с поэтом.
Я не буду писать о том, каким предстал передо мной Александр Сопровский, ибо в этом нет никакого смысла, только испорчу ваше (ключевое слово) мнение и впечатление. Просто читайте его стихи.
Признание в любви, или начало прощания
1
Мокрый ветер – на том берегу,
Где в болото уткнулось копыто,
Где размыт горизонт – и в снегу
Даль морская заботливо скрыта,
Суматошные верфи в чаду
Со стенаниями кабестана…
Не к твоей ли земле припаду
Напоследок – легко и устало?
Было время седым парикам,
И за неосторожное слово –
Шпага в грудь. И ходил по рукам,
Сердце радуя, список Баркова.
Было – в страхе крестился народ,
И, посмертно справляя победу,
С постамента венчанный юрод
Угрожал бесталанному шведу.
Всё пройдёт – и быльём порастёт.
Было время – стреляли с колена,
Было время – на двор да в расход,
И у губ – розоватая пена.
Хмурый ветер дырявил листву.
Рдело облако флагом погрома.
Этот дух отлетел на Москву
За компанию с предсовнаркома.
Над каналами стало светлей,
И задворки глядят, как музеи.
Почерневшие ветки аллей
На ветру зазвенели свежее.
Да и злое заклятье снято,
И небось на подножку трамвая
Не подсядет неведомо кто,
Хромоту неприметно скрывая.
Время – нежной морской синеве
С ощутимым оттенком металла.
Ветру свежему – вверх по Неве.
Горькой памяти время настало,
Тайной вольности. Время прямей
Выговаривать каждое слово
Под шуршанье могучих ветвей
Над аллеями сада ночного.
2
Мостовыми горизонт распорот,
Вертикали золотом горят –
И пойдёт раскручиваться город,
Каменный выстраивая лад.
Начерно разыгранная в камне
Тема объяснения в любви –
Слишком эта музыка близка мне,
Навсегда растворена в крови.
Слышится – трамвайными звонками,
Брезжится – рассветной желтизной,
Как гудел Литейный под ногами,
Как Нева плескалась за спиной.
Воды, разграфлённые мостами.
Вереницы движущихся зданий.
Мы в лицо припомним каждый дом.
Мы в разлуке жить не перестанем.
Мужество ценой любви поставим –
И бессилье к трусости сведём.
И опять, на развороте круга
Скорость увеличивая вширь,
Каменная вздрогнет центрифуга –
И пойдёт собор, как поводырь.
И вокруг собора, шпиля, башни
Нас уже закружит без конца
Выстраданно светлый и бесстрашный
Город, окликающий сердца.
3
Белёсые сумерки в Летнем саду.
Навеки в груди колотьё.
Сюда со страной я прощаться приду,
К державным останкам её.
Закружится в сумерках город, и снег
Затеплится, тая в горсти.
На очереди – безоглядный побег,
И прошлого нам не спасти.
Я холод от камня привычно стерплю,
Коснусь напоследок его –
И крикну: – Люблю тебя! слышишь, люблю –
Справляй же своё торжество.
Мне слишком по нраву твоя прямота
И поздняя гордость твоя.
Но где там, когда уже клетка пуста,
И – только вперёд – колея.
Ну, вот и попробуем: только вперёд…
Надолго? Навек? Навсегда?
Ну что ж, оттолкнись от земли, самолёт,
Гори, бортовая звезда.
Чтоб сердце рвалось до скончания сил,
Одним обжигая огнём
И город, который, как песню, любил –
И песню о городе том.
1981–1982