Акт опроса Виктора Филинкова о голодовке 30 октября - 9 ноября 2021

Я, Филинков Виктор Сергеевич, в пятницу 29 октября покушал ужин, находясь в камере №3 ШИЗО (ужин с 18 до 19 часов). На следующий день, 30 октября, в шестом часу утра попросил у дежурного инспектора по ШИЗО ручку и листок для написания заявления. Он мне отказал, сказал, чтобы я просил вечером, в 19 часов. Я сказал, что по завтраку я попрошу его еще раз. Он сказал: «Попробуй».  Во время завтрака (через примерно полчаса) я отказался от принятия пищи и попросил листок с ручкой, чтобы написать заявление и объяснить отказ. Очень быстро всё принесли, и я написал два требования своей голодовки: 1. Свободу политзаключенным, 2. Прекратить моё одиночное содержание.

Далее начались процедуры с моим участием: меня опросил оперативник, дежурный помощник начальника колонии (ДПНК) на камеру видеорегистратора зачитал моё заявление и повел меня на медосмотр, где меня взвесили и осмотрели. Мой вел оказался очень маленьким – 67,5 кг. Уезжая на этап из Санкт-Петербурга в июне, я весил 75-76 кг, это мой нормальный вес за последний год. На этапе я заболел, скорее всего, коронавирусом, лечение мне не оказывали, а когда начали, оно не соответствовало заболеванию (антибиотики). 12 августа я приехал в колонию, всё ещё больной, и при взвешивании оказался 68 кг. Большую часть времени в колонии я ел только баланду, кроме недели в ПКТ, когда получил магазин. И большую часть времени содержался в ШИЗО/ПКТ (т.е. «на подвале»). Еще были три дня в жилой зоне, где парни сделали мне большую шаверму. На таком питании я не только не набрал вес, но и скинул пол килограмма за три месяца в колонии.

После начала голодовки фельдшер осматривал меня дважды в день, утром и вечером, замеряя вес, давление, температуру. Начались также ежедневные беседы с оперативником, который транслировал позицию администрации: освободить политзаключенных мы не можем (могут, и не одного меня, тут есть и другие, пока не признанные Мемориалом). А на счет одиночки – «хотим и содержим».

А еще у меня была беседа с начальником отдела безопасности. Третьего ноября, на пятый день, утром пришел начальник колонии прямо в камеру перед утренней проверкой и заявил, что всё, что со мной происходит, законно, и никто мои права не нарушает, в том числе по требованиям 2 и 3.

За два дня до этого, в понедельник, первого ноября, я подал заявление на вечерней проверке, датированное вторым ноября (такой тут порядок подачи заявлений), в котором я отказываюсь от первого требования и выдвигаю новое, третье: книги, газеты, письменные принадлежности в ПКТ, согласно закону.

На мой вопрос, куда же делось заявление, которое я вручал ему, Гребенникову А.Н., лично в руки, он сказал, что я ничего не подавал. Заявление было о конфиденциальном общении с адвокатом, согласно закону. После обеда меня вывели в кабинет для проведения личной беседы, в которой участвовали я, Гребенников А.Н. [начальник ИК-1], Пикалов С.В. [зам.начальника по безопасности и оперативной работе] и оперативник. Они [ссылались на] приказ Минюста, где написано ровно то же самое, что и у меня на стене в камере, и убеждали, что мои права никто не нарушает. Я не юрист, поэтому сказал, что сниму голодовку, когда они дадут письменное объяснение по моим требованиям. Они согласились и сказали, что примут моё заявление, которое рассмотрят в течение трех дней, а затем приобщат к моему личному делу. Вечером я подал такое заявление, а также еще одно заявление с просьбой о проведении встречи с защитниками конфиденциально, датированные четвертым ноября.

Четвертого ноября, в шесть утра, на шестой день голодовки произошло маленькое чудо: выдали газеты и прочее на час, и с тех пор продолжают давать в ШИЗО и ПКТ дважды в день: с 7 до 8, и с 19 до 20 на личное время, которое есть в распорядке дня. В августе распорядок был другой, и личного времени было больше: еще два часа с 16 до 18. С сентября, с 14 до 18 часов по расписанию «воспитательные мероприятия», которые заключаются в том, что ты просто сидишь в камере, как и всё остальное время.

Заключённые говорят, что администрация специально делает "подвал" невыносимым местом, но формально абсолютно законно. С убийственной скукой ничегонеделания, полной изоляцией, в том числе с одиночным содержанием, где людей держат и три месяца, и шесть, и десять.

Больше бесед о голодовке администрация со мной не проводила. Восьмого ноября, в девятом часу утра, меня повели к прокурору. Перед выводом досмотрели и нашли в куртке параллелепипед, завёрнутый в туалетную бумагу и обвязанный ниткой: кусок хлеба и яйцо. Всё это, конечно, выкинули. Но на душе стало теплее от поддержки, которую мне попытались оказать. Когда меня вели из здания ШИЗО/ПКТ на вахту, мимо проходящий заключённый спрашивал: «Вить, как ты? Все нормально?», а с окна одного из зданий кричали «Витя, держись».

Прокурор взял с меня подробный опрос о нарушении моих прав, в том числе по пунктам 2 и 3 требований голодовки.

В третьем часу меня повели в душевую, по окончанию которой оказалось, что подарки в этот день мне сделали не только заключённые и прокуратура, но и администрация: мне выдали новую робу с половиной лезвия. Это, видимо, демонстрация того, что администрация способна давить на меня, не избивая. Во время бесед мне часто говорят: тебя же здесь никто не трогает. Это правда.

Вечером меня взвесили: 61 кг и температура 37,2°: я ощущал жар, пока не уснул. На следующее утро температура упала, а вес вырос (до 61,3 кг).

Около четырех вечера мне пообещали гречку, которой кормили в обед и которую мне якобы оставили. Я сказал: «Гречка? Конечно буду!»

Мне дали листок и ручку, и я отправился в камеру ждать гречку. В камере я первым делом достал конфету, засунул ее в рот уже в процессе написания заявления о снятии голодовки.

Открылась дверь, и на видеорегистратор меня стал снимать ДПНК. Я сказал, что только что съел конфету и пишу заявление, несите мою гречку. ДПНК сказал, что никакой гречки не будет – они в очередной раз меня обманули.

ДПНК сказал, что я должен ждать следующего приема пищи по расписанию, с 18 до 19. Я съел еще четыре конфеты, пряник и печеньку. Дописал заявление, и у меня его забрали. В 17 часов меня закрыли одного в душевой. Было очевидно, что я жду дисциплинарной комиссии. Но уже после 19 меня вернули в камеру и сказали, что дисциплинарной комиссии сегодня не будет, и дали ужин (большую порцию риса, маленький кусочек рыбы, 30-50 гр) и несладкий чай. А также два куска хлеба.

10 ноября 2021

Подписи: Теплицкая, Кулакова.

[Отдать опрос на подпись Филинкову запретили дежурный помощник начальника колонии, а затем и сам начальник А.Н. Гребенников]