Айрис в ванной - 43 фото

👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

Айрис в ванной - 43 фото
Самые важные тексты от «Таких дел» в моментальных уведомлениях

Читайте также

Аут 

У десятилетней Оры аутизм. Теперь ее мама трогает кактусы, целует зеркало, топит книги и набивает рот камнями — чтобы говорить с дочерью на одном языке 




Хронические и неизлечимые заболевания




Службы помощи людям с БАС




Паллиатив




Хоспис для молодых взрослых




Бездомность


Инвалидность


Развитие спорта




Спортивная площадка для бездомных с инвалидностью




Хронические и неизлечимые заболевания




Медицинская помощь детям со Spina Bifida




ВИЧ




Профилактика ВИЧ в Санкт-Петербурге

Листайте фотографии с помощью жеста смахивания влево-вправо

Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких Дел»

© 2022. Проект Благотворительного фонда «Нужна Помощь» .
This site is protected by reCAPTCHA & the Google
Privacy Policy and
Terms of Service apply


УТВЕРЖДЕНО Советом Благотворительного фонда помощи социально-незащищенным гражданам «Нужна помощь» (Протокол №1 от 19.03.2021 г.)


Публичная оферта о заключении договора пожертвования


УТВЕРЖДЕНО
Директором
Благотворительного фонда
помощи социально-незащищенным гражданам
«Нужна помощь»
(Приказ №1 от 01.01.2021 г.)


Для улучшения работы сайта и его взаимодействия с пользователями мы используем cookie-файлы.
Продолжая работу с сайтом, вы разрешаете использование cookie-файлов. Пожалуйста,
ознакомьтесь с политикой , чтобы
узнать больше.


Медиа, которое рассказывает о социальных проблемах и людях, которые с ними сталкиваются

В два года Айрис диагностировали тяжелую форму аутизма. Ее мама, Арабелла Картер-Джонсон (автор книги «Айрис Грейс. История особенной девочки и особенной кошки» ), твердо решила найти способ общения с дочерью и сделать все, чтобы Айрис была счастлива. Прорыв случился благодаря рисованию. В три года Айрис произвела сенсацию в мире искусства, а поклонниками ее творчества стали Анджелина Джоли, Эштон Катчер и Зоуи Дешанель

Влажные, холодные дни, оставшиеся до весны следующего года, ознаменовались препятствиями, выстроенными нами в коридорах и садовой комнате, чтобы стимулировать коммуникацию дочери, если она не сможет их пройти. На каждой достаточно низкой поверхности всегда лежали бумага, карандаши и мелки, и если Айрис не могла выразить себя словами, на помощь приходило рисование. С каждым днем дочка становилась все более игривой и активной, но хотя я и старалась изо всех сил, ее речь улучшилась не так сильно, как мы надеялись.
Время шло, и отсутствие у трехлетней Айрис речевых навыков все больше нас волновало. Благодаря музыкальной терапии она добилась некоторых успехов, и мы праздновали каждое сказанное Айрис странное слово, но уже начинали проявлять нетерпение. Речевые навыки дочери были неустойчивы: иногда она издавала какие-то звуки и реагировала на слова, но в основном молчала и только гудела. Дочка по-прежнему общалась с нами при помощи жестов, указывая на то, что она хочет. Айрис использовала эти навыки с людьми, которых хорошо знала, но не слишком хорошо реагировала на незнакомцев. Если мы как следует поощряли дочку, она могла сказать «еще», когда хотела больше мыльных пузырей, или считала до трех, пока я помогала ей скатываться с матрасной горки, но по сравнению со сверстниками прогресс казался незначительным. Многие трехлетки знают до тысячи слов, могут пересказывать простые истории и декламировать стишки… Айрис была способна произнести около двадцати слов, да и то из-под палки.
Однако нам всем, включая саму Айрис, приходилось потрудиться, чтобы их услышать. Это расстраивало, ведь мне казалось, что наша девочка все знает, просто ее знания словно заперты внутри нее и ждут возможности прорваться наружу. Просто их что-то удерживает… Но мы не знали, что именно, и никто не знал. Мы обращались к логопедам-дефектологам, но все они предлагали методы, которые мы уже пробовали, так что поиски продолжались.
У нас выдался очень удачный день: я рисовала буквы на песке, а Айрис начала говорить их вслух. Потом шло рисование, и я подготовила мольберт, который бабушка с дедушкой подарили внучке на Рождество. Я возлагала на эти занятия большие надежды: дочка получала столько удовольствия от своих карандашей и историй, которые я рассказывала по картинкам, что я была уверена: ей понравится, а я смогу увязать рисование с речевой терапией.
Когда я смешивала краски на детской палитре, Айрис приходила в восторг. Она скакала на батуте в садовой комнате, то и дело подбегая к мольберту. Ее очаровал рулон бумаги, прилагающийся к нему — он отличался от того, что я крепила к столу. И, конечно, Айрис повела себя, словно щенок из рекламы туалетной бумаги: потянула за край бумаги так, что она размоталась по всей комнате, и мне пришлось скручивать ее обратно и начинать сначала.
Она терпеливо стояла рядом со мной, а потом попробовала сама. Но как только краска начала стекать по тонкой бумаге, и та стала морщиться и деформироваться, Айрис рассердилась. Зарыдав, она рухнула на пол, все еще сжимая кисточку в руке. Синяя краска забрызгала и пол, и руку Айрис, что все только усугубило: дочка захотела немедленно стереть ее, словно не могла выносить краску на коже.
Я побежала на кухню за полотенцем, а когда вернулась, оказалось, что Айрис, рыдая, стоит у окна, пытаясь его открыть. Ей хотелось сбежать от всего, и я почувствовала себя просто ужасно. Я рассчитывала на веселый учебный опыт, а не на мучение, ведущее к расстройству. Сделав все возможное, чтобы оттереть Айрис от краски, я открыла дверь, и дочка выбежала на холодный воздух.
Я заметила, что помимо всего прочего она опрокинула баночку с красной краской. Дурацкие баночки, слишком легкие и хлипкие.
Убирая мольберт и краски, я чувствовала, как на меня наползает уныние. Оттирая пятна с деревянного пола, я мысленно вернулась к своей прошлой задумке: большим кускам обоев, прикрепленным к журнальному столику в
детской, чтобы Айрис рисовала карандашами. Айрис любила это занятие: она провела у столика не один счастливый час, и я была уверена, что обои под акварелью не так сильно деформируются. К тому же, если бумага будет лежать, Айрис сможет лучше следить за красками, и они никуда не стекут.
Я решила поменять всего одну деталь: карандаши на краски, а все остальное оставить неприкосновенным: от нахождения в детской до безопасно прикрепленных к столику обоев. Вместе с мольбертом пришлось убрать пластиковые баночки, заменив их обычными кружками, более устойчивыми и привычными для Айрис. В следующий раз, на всякий случай прикрыв мебель в детской старыми простынями, я поставила на столик наполненные краской кружки, позволив дочери самой решать, когда заняться рисованием. Долго ждать не пришлось: вскоре белый лист стал разноцветным. Айрис рисовала очень аккуратно: причудливая смесь непринужденности и продуманности. Делая мазки, она использовала множество техник: цветные завитки, зигзаги, пятна и точки. Удивительно, но она почти ничего не пролила на пол и совершенно ничего — на себя.
Цвета отделялись друг от друга — никаких размытостей. Пока картина сохла у меня в кабинете, я поняла, насколько она симпатичная для первой попытки, так что сфотографировала ее на память о той радости, которую принесло нам это новое занятие.
Следующие несколько дней дела обстояли так же. Интерес Айрис к рисованию усилился, и она проводила все больше времени за этим занятием. Благодаря новому увлечению у меня появилось множество возможностей взаимодействия с дочерью, которая казалось очень счастливой. Неуверенность и беззащитность, обычно возникающие в социальных ситуациях, отступали, пока она держала в руках кисточку. Айрис прыгала от восторга, слушая меня, если я рассказывала ей о цветах и о том, как их смешивать.
Мы добились отличных результатов. Давно не чувствуя подобного воодушевления, я решила: пусть Айрис рисует, когда ей заблагорассудится, исследуя этот новый способ самовыражения, и переставила мебель на кухне, освободив место для стола.
К концу недели Айрис нетерпеливо прыгала по кухне, пока я отматывала новый кусок обоев. Когда я прикрепляла его к столу, Айрис скрылась в садовой комнате: она не выносила треска клейкой ленты. Подождав, пока все стихнет, дочка на цыпочках вернулась назад и встала возле меня. Вложив свою маленькую ручку в мою, она повела меня к кухонной раковине. Айрис вытянула палец, указывая на синюю кружку, и я налила в нее воды, причем на этот раз довольно много: дочка раз за разом направляла мою руку к крану.
Когда картина высохла, я осмелилась встать на стул, чтобы сфотографировать работу Айрис. Мое сердце забилось сильнее: хитросплетение синих, зеленых и желтых мазков смотрелось весьма впечатляюще. Я не ожидала, что трехлетний ребенок на такое способен.
— Ты это видела? — поинтересовался Пи Джей, указывая на картину. — Это же гениально, серьезно.
— Знаю, читаешь мои мысли. Я ее даже сфотографировала. Может, вставим в раму?
— Да, не такой, как раньше. Я думаю продолжать в том же духе. Знаю, у меня составлен целый список занятий, но…
— Выкинь список из головы! Продолжай то, что получается. Сейчас это рисование. Знаешь, что Айрис сделала этим утром? Обняла меня! Просто подошла и, широко улыбаясь, обняла.
Муж выглядел невероятно счастливым. Я знала, как много значит для него это объятие и как долго он ждал, пока дочка сможет выразить свою любовь подобным образом. Объятие получилось добровольным и искренним. Прекрасным — даже без слов. В воздухе витал восторг. Положительная энергия, окружающая скромный сосновый столик, оказала огромное влияние на нашу семью.
Пока вода стекала со столика на пол, — к счастью, с другой стороны от места, где стояла Айрис, но я все равно вытерла, — я смотрела на уникальную картину дочери и думала: надо бы купить бумагу получше. В результате я купила самую лучшую подходящую по размеру акварельную бумагу. Айрис не любила перемен, поэтому я опасалась, что шероховатая бумага придется ей не по вкусу. Однако беспокоиться не стоило. Дочка изучала бумагу, словно проводила некий эксперимент: сначала осторожно провела ладошкой, потом рассмотрела поверхность, чуть ли не касаясь ее носом. Казалось, Айрис целовала бумагу, но я видела, что на самом деле она просто пробует ее фактуру верхней губой. Потом дочка склонила голову, прижавшись к бумаге щекой, посмотрела прямо на меня и улыбнулась. Этот редкий зрительный контакт был удивительной переменой в поведении Айрис. Я протянула дочери ее любимую кисточку. Айрис замахала ей в воздухе, и вскоре бумага покрылась разноцветными кляксами: хлопковый лист охотно впитывал разведенную водой краску. Когда она высохла, Айрис добавила слой белой краски без воды. Взяв кисть подлинней, дочка волнообразными движениями нанесла на бумагу мазки, создавая узоры, а потом, двигаясь в обратном направлении, наставила белых точек, постукивая кисточкой.
Я задвинула столик под кухонный стол, чтобы дать картине высохнуть, и вытерла пол. Занятие получилось весьма активным, и крошечные брызги краски виднелись буквально повсюду. Потом я услышала шум ворот: Пи Джей вернулся из поездки в Лондон. Когда он вошел на кухню, Айрис все еще вертелась там. Она встретила его улыбкой, взяла за руку и потянула к своему столику.
— Давайте-ка я его вытащу, — я снова вытащила столик на место, и Айрис поделилась своей радостью с отцом, показав ему все до единой белые точки и волны. Мы болтали, пока я готовила еду, а дочка ушла в детскую, и я слышала, как она стягивает книжки с полки.
— Они и впрямь удивительные, ты не находишь?
— Да, но ведь все родители думают так о рисунках своих детей. Я согласна, что они особенные, но вдруг это только нам так кажется? Возможно, они кажутся нам особенными из-за того, какой она становится, когда рисует, и как раскрывается?
Весь вечер мы проговорили о картинах дочери, о том, почему ей так нравится рисовать, как легко с ней общаться, когда она рисует, как это меняет ее. И чем больше мы говорили, тем сильнее воодушевлялись. Как же здорово сосредоточиться на чем-нибудь положительном, а не на очередной проблеме!
Мне нравилось, что это не поддавалось нашему контролю. Айрис рисовала, когда чувствовала вдохновение: это зависело и исходило только от нее. Я просто становилась в стороне, ожидая возможности пообщаться и поассистировать своей маленькой художнице. Я чувствовала себя так, словно на меня перестало давить нечто очень тяжелое, и я снова могу дышать.
В отличие от многих других занятий, которые заканчивались тем, что дочка меня отталкивала, теперь Айрис наконец-то захотела, чтобы я была рядом с ней на кухне. Я стала частью процесса, помогая составлять цвета, которые ей хотелось получить. Я воспользовалась шансом проговаривать как можно больше слов, и Айрис так охотно отвечала, что я начала ломать голову, как же еще использовать последнее увлечение дочери. Так я решила пожертвовать чистотой кухни.
Это оказалось единственное место — взрослая зона, — которую я еще не приспособила для наших занятий. Место, где мы тихонечко сидели по утрам, готовили еду, вели взрослые разговоры, а иногда даже принимали друзей, но увлечение Айрис было гораздо важнее вышеперечисленного. Журнальный столик остался здесь навсегда, превратившись в столик для рисования, и дочка устраивалась за ним, стоило ей только захотеть, даже если это случалось ранним утром или поздним вечером.
Я купила еще кистей, красок и даже губок, чтобы Айрис могла экспериментировать. Волнение, связанное с новым планом, сулящим радужные перспективы, настолько бодрило, что я перестала уставать. Мне казалось — мы с дочкой можем добиться всего, чего пожелаем. Стоя в дверях, Пи Джей наблюдал, как Айрис снует туда-сюда, подбирая цвета, останавливается, отступая назад, оценивая свое творение, а потом вновь возвращается к работе над последним фрагментом. Он не мог поверить в то, что в эти картины было вложено столько ее целеустремленности и мыслей.
На следующее утро пришла мама с угощениями и вазой цветов на кухонный стол. Пи Джей услышал шум от ворот и тоже заглянул к нам, чтобы устроить перерыв на чай. Мы переглядывались и улыбались. Айрис рисовала за своим столиком, размывая синий и красный так, что в некоторых областях получался розовый, а в других — фиолетовый. Мы слышали, как она сказала «мяч», обмакнув кисть в белую краску и прижав ее к бумаге. Провернув кисточку, дочка нарисовала в дальнем правом углу круг, и еще один — ближе к середине. Протащила кисточку по бумаге, рисуя белый поток. Картина прикрывала весь стол и простиралась, насколько это было возможно: метр и двадцать сантиметров в длину. Пока мы пили чай, мама разговаривала с Айрис возле ее столика. Дочка никого не отталкивала, наоборот, казалась довольной и гордой своей работой, да и мы неустанно об этом говорили.
Мы с Пи Джеем наблюдали за ней, не веря своим глазам. Наша девочка стала такой смелой, напористой и уверенной в себе: она знала, чего хочет и как нам это показать.
Мы с Айрис быстро втянулись в этот новый ритуал. Я знала, когда ей требовался очередной чистый лист бумаги: она тянула за края изрисованного, чтобы его убрали, и бежала в кабинет за следующим. Я вытаскивала кружки и готовила краски. Все организовав, приступала к другим кухонным делам, но оставалась под рукой, если понадоблюсь, или выполняла функции логопеда.
Айрис поднимала кисточку, короткими, резкими взмахами снова и снова стряхивала краску, и капель-
ки оседали на бумагу. Она действовала оживленно, но совершенно осознанно: на бумаге возникало пестрое море. Остановившись, дочка любовалась, как акварельная краска ложится на поверхность бумаги. Выбрав другую кисточку, Айрис шла к кружке с желтой краской, задумчиво поглаживая бумагу вдоль нарисованного моря. Ее техника постоянно развивалась: дочка экспериментировала со всевозможными инструментами, домашней утварью и материалами, составляла собственные цвета, макая кисти из кружки в кружку, двигаясь собственным путем и постоянно изучая, что получается.
Иногда мы не знали, где у очередного творения Айрис низ, а где верх, потому что она рисовала со всех четырех сторон стола. В таких случаях мы усаживали дочку на стул, а я поднимала картину. Пи Джей спрашивал: «Этой стороной?» Потом я поворачивала картину. «Или этой?» Айрис либо хмурилась, либо немного пританцовывала: простой, но эффективный метод, который не раз нас выручал. Наша малышка, раньше поглубже забивавшаяся на диван с книжками, пританцовывала теперь в сердце дома, в окружении красок.
— И что ты придумал? — заинтересовалась я идеей Пи Джея.
— Сделать сайт и страницу на Facebook. Нечто вроде галереи Фасолинки, только онлайн, чтобы привлечь внимание к проблеме аутизма. Мы даже могли бы распечатать какие-нибудь картины, чтобы собрать деньги на лечение Айрис. Ты можешь создать сайт, у тебя же огромный опыт ведения свадебного блога. Что скажешь?
Картина «Голубая планета», апрель 2013
Картина «Голубая планета», апрель 2013
Разум пустился вскачь, обдумывая предложение мужа. Он был прав. Может получиться прекрасный сайт, поддерживающий других родителей и помогающий воспринимать аутизм в положительном свете.
Я мысленно вернулась во время, когда мы заподозрили, что у Айрис могут быть отклонения, как я волновалась, и каким безрадостным казалось все, что я читала. Потом вспоминала, как нам поставили диагноз и как бестактно вел себя доктор: в тот момент мне хотелось читать позитивные истории и видеть других детей и их родителей, сумевших наладить с ними связь. Будет замечательно рассказать остальным, какое сильное действие оказывает использование интересов ребенка, насколько деликатны методы, опирающиеся на его сильные стороны, а не на слабости.
Была лишь одна небольшая проблема, затмевающая все остальное. Больше всего меня беспокоила мысль, что до сих пор немногие знали об аутизме Айрис. Наша «светская» жизнь практически сошла на нет: я встречалась с друзьями только на свадьбах или вечеринках, во время которых заводить разговоры на эту тему казалось неуместным. Я словно бы вела двойную жизнь, отдалившись от остальных, потому что так было легче всего. Мне не хотелось говорить об аутизме: я сама только научилась с этим справляться, и моя повседневность и так была до краев им наполнена. Кроме того, мне не нравилось говорить об аутизме, если Айрис бегала где-то поблизости, это казалось каким-то неправильным. Ей предстоит узнать об этом, когда она повзрослеет, но сейчас дочка еще слишком мала, чтобы понять, и вполне может неправильно истолковать мои слова. Пока она даже не способна з
Массажист вдул тёлке
Порно со старухами в деревне (60 фото)
Волосатая пизда русской модели Мелисса