Агрессивно-послушное большинство. Каковы мотивы россиян, активно выступающих за войну или пассивно воспринимающих действия Путина

Ощущение безальтернативности

В ситуациях, подобных нынешней, самым мощным фактором, подталкивающим граждан к принятию точки зрения властей, является ощущение безальтернативности последних. Что бы ни случилось, всё равно править нами будут именно эти люди — вот формула, обеспечивающая лояльность большинства. Любой политтехнолог скажет вам, что, задавая на фокус-группах вопрос, почему человек собирается голосовать за Путина, он многократно слышал нехитрую мысль: «Всё равно он победит». 

Принятие официальной точки зрения — это форма адаптации человека к ситуации, на которую он не может повлиять. Так, понимая, что лето кончилось, мы убеждаем себя, что любим осень, что в бесконечных унылых дождях есть своя прелесть и так далее. 

Если этого не делать, если начать сомневаться, если допустить, что твоё государство развязало несправедливую войну, то дальше раскрывается такая бездна, что страшно делается. Получается, что ты один (навыков гражданского взаимодействия у россиян практически нет) — против всей системы. Не так уж много в стране людей, способных на такое. 

Есть тут, конечно, и другие мотивы. Например, зависть по отношению к украинцам, которые смеют сопротивляться тому, под кого мы сами безропотно легли. Но главное — это все-таки ощущение, что выбора всё равно нет.

Фашизм поддерживают не только фашисты

Вообще-то диктаторов поддерживают никакие не монстры. Многочисленные исследования, проведённые в Германии, свидетельствуют о том, что за нацистов в начале 30-х голосовали не те избиратели, которые, как можно было бы предположить, раньше поддерживали националистические партии, а люди, отдававшие предпочтение политикам, которых сейчас бы назвали либералами — тем, что требовали минимизировать роль государства в экономике, снизить налоги и предоставить бизнесу полную свободу действий. 

Вот, например, что пишет один из столпов мировой политологии Липсет: «Нацисты получили наиболее солидную прибавку голосов за счёт различных либеральных партий среднего класса — бывших бастионов Веймарской республики». 

А вот Хеберле, исследовавший голосование в Шлезвиг-Гольштейне, ставшем одним из бастионов нацизма: «Похоже, что нацисты в 1932 году действительно сделались реальными преемниками таких давно существовавших либеральных партий, как Landespartei и Демократическая партия, став той политической силой, которой отдали свои предпочтения мелкие фермеры <…> в то время как помещики и крупные фермеры, чаще всего отказывались отдавать свои голоса в пользу Гитлера» 

Тут, кстати, стоит вспомнить, что одними из первых свои голоса против нынешней «спецоперации» в России возвысили именно представители крупного капитала . 

Можно ещё процитировать пару американских социологов Лумиса и Бигла: «Области, где средние классы преобладали, <…> давали нацистам всё больше и больше голосов по мере того, как Германия погружалась в экономический и социальный кризис».

Если вдуматься, то это страшно - твой сосед, оказывается, может поддержать какого-нибудь сумасшедшего диктатора. С другой стороны, это обнадёживает: априорных избирателей-монстров не существует, а сосед, под вилянием обстоятельств совершивший путешествие в один конец, под влиянием других обстоятельств совершит его в обратном направлении. Те же самые немцы, как известно, успешно прошли через процесс денацификации и с тех пор представляют из себя одну из самых приличных наций мира. 

С точки зрения общественного мнения обстановка в России далека от безнадёжной.

А что же с социологией?

В спешке рисуемые сейчас социологами цифры поддержки украинской «спецоперации» (70% по ФОМу) имеют к реальности самое отдалённое отношение. Они говорят не столько об объективной ситуации, сколько о том, какой её хочет видеть Кремль. 

Сейчас — пока общество в шоке от происходящего, — организовывать социологические исследования бессмысленно, они ничего не дадут. Ориентироваться надо на опросы, проведённые до того момента, как российские войска пересекли границу с Украиной. 

Проанализировав большое их количество, автор оценивает нынешнее число сторонников властей примерно в 30 процентов. 10 из них — это агрессивно настроенное антилиберальное ядро, 20 — провластная периферия. В целом, представители последней склонны одобрять действия властей, но, например, репрессии им уже не нравятся. Ещё процентов десять можно назвать «полулоялистами» —это те, кто будучи изначально настроены по отношению к режиму более-менее лояльно, хотят перемен и готовы в некоторых ситуациях поддержать протест — ну, конечно, если тот не слишком радикален. Это, собственно говоря, всё. 

Если вывести за скобки примерно 25 процентов аполитичных граждан, можно сказать, что все остальные (около 35%) — это группы разной степени оппозиционности. 

В принципе, можно даже не лезть в такие дебри. Достаточно вспомнить, что рейтинг «Единой России» упал к концу прошлого года до 25 процентов, а электоральный рейтинг Путина кремлевские социологи теперь вообще не публикуют, последние же цифры двухлетней давности едва превышали 40 процентов. 

Одним словом, даже с учётом фактора безальтернативности властей и страха людей перед репрессиями никакой безусловной победы Кремля в деле борьбы за общественное мнение не наблюдается. 

Нет ни победы на войне, ни победы в борьбе за умы россиян.