After Returning from the Sea pt 2
[После возвращения с моря ]마리🌙
Сокджин
14 июля год 22
Я сел на скамейку рядом с Намджуном. Было уже за полночь, но бар-палатка всё ещё была наполнена людьми, которые завершали свой день алкогольными напитками. В полдень мне позвонили. Намджун попросил встретить его после смены на заправке. И больше он ничего мне не сказал. Он продолжал опустошать стакан за стаканом. Я спросил его: «Может, что-то случилось?», на что он лишь улыбнулся и покачал головой. «Просто моя жизнь совсем не изменилась с самого моего рождения, ни на сколько. Она не становится лучше, но и не становится хуже».
Намджун сказал, что его энергия иссякла. Что он всё ещё старался быть нашим другом, хоть и не мог ничего сделать для нас. Поэтому мы не могли увидеться с Тэхёном или навестить Чонгука снова. Он продолжал извиняться даже сейчас,но он был никаким.
После нескольких напитков, в голове всплыли воспоминания о старшей школе. Тот случай с Тэхёном на пляже. Почему тогда Намджун защитил меня? «Почему тогда ты поступил так?» Вместо ответа на мой вопрос Намджун задал другой. Почему я поступил так, как поступил? Смерть мамы, мое детство в материнском доме у бабушки в Лос-Анджелесе, холодное выражение лица отца, когда я вернулся в Корею. Я никогда не чувствовал семейного тепла. Может быть, потому что я был подвыпивший, возможно, из-за ночного воздуха, но я раскрыл все свои секреты, которые никогда никому не рассказывал.
«Теперь я знаю о тебе всё, но разве остальные не ждут, когда ты поведаешь им свою историю? Не дашь им подсказку о том, что произошло тогда?» — сказал Намджун, выслушав мою исповедь. Я попрощался с ним и направился домой. Немного поражённый, я медленно побрёл по улице. Ночной воздух освежал, и луна в небе казалась особенно яркой. Я остановился у какого-то граффити на автобусной остановке. Если бы я признался во всем, поверил бы мне Намджун? Если бы кто-нибудь признался мне в том, что я собираюсь рассказать, смог бы я поверить этому человеку?
За несколько дней до этого я проезжал мимо магазина, в котором работал Тэхён. Через боковое стекло машины я увидел, как он улыбался. Он разговаривал с покупателем и громко смеялся. Тот родной смех, сопровождающийся его квадратной улыбкой. Что там было такого, чтобы разговаривать и так громко смеяться с покупателем? Что ж, Тэхён всегда был таким. Он сотрясался в смехе от шуток, которые никто не находил смешными, и плакал над тем, что никто не считал грустным. Как я должен был помириться с Тэхёном? Будущее казалось мрачным.
Хосок
16 июля год 22
Я переворачивал страницы альбома одну за другой. Мы все улыбались в классе, использовавшемся как склад, в тоннеле и на фоне моря. Чонгук в одиночестве лежал на асфальтированном шоссе. Кровь медленно вытекала на дорогу. Огромная луна высоко висела в ночном небе.
«Тебе больно?» Я обернулся и увидел заходившего в палату Чонгука. Сегодня я танцевал с замотанной эластичным бинтом лодыжкой, поэтому сейчас на ней был гипс. «Кажется, я в лучшей форме, чем ты». Я во всей красе выразил свою драматическую реакцию на его слова и добавил лишь, что его здоровье ничто не в силах сломать. Чонгук сказал, что на следующей неделе ему надо будет пройти несколько обследований, и тогда он может вернуться домой, если не будет никаких проблем.
Я подумал, что было бы неплохо устроить ему вечеринку. Так в убежище-контейнере Намджуна мы отпраздновали «освобождение» Чимина из больницы с гамбургерами, кока-колой и тортом, которые принес Сокджин. Мы до последнего сражались за возможность надеть единственный праздничный колпак, но в итоге порвали его. Мы размазали тот дорогущий торт по лицам друг друга. Намджун потом ещё долго жаловался, что ему в одиночку придется убирать весь устроенный нами бардак. Но нам было весело. Наконец-то после окончания старшей школы мы собрались всемером. Мы смеялись на каждое слово и каждое движение. Каждая проведенная вместе минута была волнующей и захватывающей, пусть мы и не делали ничего особенного. Я хотел, чтобы каждый день был таким же, как тогда. День, когда мы встречаемся и смеемся все вместе.
«Эй, той ночью...» — начал Чонгук, как только мы вышли из лифта и направились к выходу из больницы. Его взгляд был направлен на что-то снаружи. Казалось, что он не смотрел на что-то конкретное. Он моргнул несколько раз, будто бы в попытке восстановить старое воспоминание. «Сокджин разговаривал с тобой о той ночи? Я имею в виду, говорил ли он, что видел меня, или...?» — Чонгук внезапно замолчал. «Сокджин? Видел тебя? Где?», — спросил я, но больше он не проронил ни слова.
«Ты хороший человек, правда?», — спросил меня Чонгук прежде, чем мы разошлись в разные стороны. «Прекрати нести чушь». Я шутливо ударил его в плечо и помахал рукой на прощание. Но вскоре встал как вкопанный. Хороший ли я человек? Пока я рос, все твердили мне, что я светлый и радостный ребенок. Мне говорили, что я чувствительный и впечатлительный. Разве это и не означало, что я хороший человек? Я никогда раньше не задумывался об этом. Я обернулся и увидел, как Чонгук всё ещё стоял у выхода и смотрел вверх, в сумрачное небо.
Сокджин
24 июля год 22
Я последовал за отцом в светлый освещённый конференц-зал. Я сел на стул около входа и огляделся. Я не был уверен, почему меня вызвали сюда. Отец сидел в самом центре и был окружён знакомыми лицами. Я посмотрел на часы. Вечеринка в честь выписки Чонгука должна была уже начаться. Я думал о том, чтобы позвонить остальным, когда отец заговорил, и комната погрузилась в тишину. Атмосфера была тяжёлая, но всё же не зловещая. Скорее, комната был наполнена взволнованным ожидающим жужжанием. Свет погас, и на экране появился заголовок конференции. Генеральный план перепланировки центра Сонджу.
Внезапно отец позвал меня. Если быть точным, его секретарь позвал меня. Я бы сказал, что у меня назначена встреча, но не думаю, что это бы сработало. По пути сюда отец спросил меня, общаюсь ли я всё ещё со своими названными друзьями. Я не ответил. Он не задавал вопроса. Он просто унижал их, упрекал меня за общение с ними и приказывал оборвать с ними все связи.
Он даже не посмотрел на меня. «Не трать свое время впустую. Я говорю тебе из своего опыта. Кроме того, ты будешь здесь мне много помогать. Попробуй научиться всему, чему сможешь. Тогда ты вырастешь в действительно достойного взрослого человека».
Чимин
24 июля год 22
Внутри контейнера всё было готово: бургеры, картошка фри и напитки, которые принёс Хосок, лежали на столе, а на стенах висели рождественские украшения. Чонгук сидел посередине.
Только три стакана из семи были наполнены. Хосок ушел на подработку после того, как выложил всю еду, Намджун же, наоборот, придёт позже, после своей подработки. Никто не смог связаться с Юнги, а Сокджин, сказал, что придёт, но так и не появился. Тэхён безмолвно сидел. Было ли ему всё ещё некомфортно находиться здесь? Я, можно сказать, тащил его сюда, но не смог поднять настроение.
Такими мы были большую часть времени после возвращения с моря. Никто первым не звонил другим, и никто не знал, как у других дела. Возможно, это было неизбежно. Мы больше не были теми учениками, которые прогуливали уроки, чтобы проводить время вместе. Теперь у нас у всех свои проблемы и заботы. Мы не можем просто пренебрегать ими только потому, что мы хотим быть вместе. Что касается меня, то я должен был усердно работать, чтобы не попасть в больницу, и решить, стоит ли мне вернуться в школу. Я должен был доказать родителям и себе тоже, что я был в порядке. Я должен был убедиться, что я больше не обуза для других.
Спустя какое-то время Чонгук неуверенно встал. Я задержал его, говоря, что ему следует побыть здесь немного дольше и увидеться с Намджуном. Он же, посмеявшись, ответил, что мы можем встретиться в другой раз, а я не мог силой держать его здесь. Мы убрали со стола и вышли из контейнера, включив фонарики на телефонах. На часах было пол одиннадцатого. После того как мы попрощались перед контейнером, я перешел через пути и стал ждать автобус. Вдалеке я мог видеть Чонгука и Тэхёна, идущих прочь с включенными фонариками.
Тэхён
24 июля год 22
Я бросился вверх по лестнице, перескакивая через три или четыре ступени за раз. Здесь и там катались бутылки из-под алкоголя, а чашки и тарелки были разбросаны по полу. Отец припал к земле в углу, склонив голову. Сестра сказала, что это не то, о чем я подумал, ещё до того, как я раскрыл рот. «Голос отца был немного громким, и кто-то, должно быть, вызвал полицию, подумав, что он бил нас».
Затем показались офицеры полиции. Соседки, собравшиеся перед нашей дверью, щёлкнули языками и ушли. Сестра всё извинялась перед полицейскими и кланялась им: «Ничего не сломалось, никто не пострадал». Мне не нужно было смущаться из-за этой ситуации. Привычка отца выпивать уже давно для поводом для сплетен среди соседей, но я закрывал глаза на это. Отец, кажется, уснул. Его обгоревшее лицо было покрыто густой бородой, так как он работал подёнщиком на стройке. У него стало больше седых волос, чем раньше. Я видел влагу вокруг его рта и его язык.
Я убивал отца во сне. Однажды я чуть не зарезал его в реальности. Может, всё началось с этого. Я начал сочувствовать ему, я ненавидел себя за это сочувствие. Мог ли такой человек называться родителем? У него не было на это права.
Кто-то похлопал меня по плечу, и я обернулся, чтобы увидеть знакомое лицо. Это был полицейский, которого несколько раз направляли в мой дом. Также я иногда видел его в участке, когда меня задерживали за граффити. Я только низко склонил голову, это было знаком, что я хотел сказать: «Мне жаль.» За то, что им пришлось спешить сюда без причины, но также я не был уверен в том, какое выражение лица принять. «Ваши соседи, должно быть, очень волновались за вас двоих. Женщина, сообщившая об этом инциденте, совсем не звучала раздраженной и безостановочно просила нас приехать быстрее, пока никто не пострадал. Убедись в том, чтобы найти её потом и поблагодарить». Я спросил его, был ли голос женщины низким и сиплым. Он не мог вспомнить точно, но, возможно, это было так. Моя сестра, говорившая с другим полицейским, повернула ко мне голову и посмотрела на меня.
«Ты общаешься с мамой?» — спросил я после того, как все ушли. Она убирала бутылки и тарелки, разбросанные по полу, а я сидел у стены. Отец всё ещё спал в том неудобном положении. Солнце уже село, и длинное окно над головой отца было темным.
Моя сестра поднялась и села за обеденный стол. Она не сказала ни слова, но её молчание более, чем отвечало на мой вопрос. Я спросил у неё адрес и номер телефона мамы. «Я не знаю её номер. Я только знаю, что она живет в съёмной квартире в Бугку, Мунхён. Тэхён, почему ты хочешь связаться с ней?», — спросила она. «Узнать у неё. О чём она думала. Почему она ушла. Почему появилась снова». Сестра села рядом со мной. «Тэхён, мама скучает по тебе». Я фыркнул и встал на ноги. Она точно не знала о том, как я был зол. Я сказал ей, что собирался задать маме эти вопросы, но на самом деле мне не очень были интересны её ответы. Как бы мне помогло знание о том, почему она ушла? Я просто хотел выпустить свое бурлящее негодование. «Почему она вернулась сюда? Она — та, кто оставила нас. И теперь она хочет сыграть в роль мамы?»
Я пошел на север, в направлении Мунхёна. Я хотел идти быстрее, чем биение моего сердца. Только так я мог сохранить способность дышать. Было уже за полночь. Автобусы больше не ходили, а денег на такси у меня не было. Я мог только идти. Чтобы попасть туда, мне надо было пересечь железнодорожные пути и мост, пройти через центр города. Я возможно смог бы попасть туда до восхода солнца. Я почувствовал чьи-то шаги за собой, когда я переходил через рельсы. Чонгук шел за мной. Я совершенно забыл, что Чонгук был со мной, когда я вбежал в свой дом, увидев машину полицейского патруля перед ним.
«Уходи!» — я закричал на Чонгука и пошел, не оглядываясь. Он, должно быть, всё видел: полицию, соседей, щелкающих языками, бутылки из-под алкоголя, которые катались вокруг, храпящего отца и сестру с низко опущенной головой. Чонгук должен был видеть все это. Я никому не рассказывал о насилии отца. Никогда. Я никогда не рассказывал другим о том, что мама сбежала. Не из-за гордости. Хотя, может, из-за неё. Это просто казалось нечестным, что я должен был рассказывать о своей жалкой ситуации и жизни сам.
Я ускорил шаг. Я наконец-то покинул жилой район и взобрался по ступенькам пешеходного перехода через железнодорожные пути, когда услышал шаги за собой. Я кинул быстрый взгляд и увидел Чонгука. Я хотел закричать, почему он всё ещё шёл за мной, но передумал. Это было не мое дело. Я зашёл на мост после того, как спустился с путей. Чонгук всё ещё следовал за мной на большом расстоянии. Я остановился посередине моста и посмотрел вниз на реку.
Под покровом ночи дороги и здания были тускло освещены фонарями, но не река. Чёрная как смоль река яростно бурлила под моими ногами с рычащим звуком. Это казалось более пугающим, поскольку было неразличимым в тьме. Чонгук тоже остановился за мной и посмотрел вниз на реку. На мосту были только мы двое: никаких прохожих и никаких машин. Наши футболки были мокрыми от пота и развевались на ветру.
«Ты знаешь, что мы шли целый час?», — я махнул Чонгуку, и он подошёл ближе. Мы пошли бок о бок. «Я могу спросить, куда мы идем?» Я сказал ему, что шёл к маме, мне нужно было кое-что сказать ей. Чонгук кивнул. Мой шаг замедлился. Вдруг я задумался, действительно ли я шёл к маме. Я не знал точно, где она жила: я не знал ни номера, ни адреса. У меня не было никакого плана по прибытию в жилой комплекс. Мой гнев улегся всего за час и заменился голодом и болью.
Я представил, какой могла бы быть наша встреча. На самом деле я представлял это бесчисленное количество раз. Был следующий шаг, который не был ясен. После того, как я задал бы ей вопросы, что бы она сказала? Как бы она ответила на них? И как я должен был бы отреагировать? Может, для всех нас будет лучше, если мы не встретимся. Но я продолжал воображать этот момент, и теперь слонялся по ночным улицам без какого-либо плана, чтобы увидеться с мамой.
«Твоя нога в порядке?» Если подумать, то Чонгук только снял гипс, а я заставил его ходить часами. «Доктор сказал, что для реабилитации я должен много ходить», — Чонгук улыбнулся и перегнал меня, будто бы в попытке доказать это. Я не мог заставить себя сказать, что нам нужно было остановиться здесь. Вместо этого я решил тащиться дальше. «Ты не голоден?» Когда я расслабился, мои ощущения снова напомнили о себе. «Я жалею, что не доел торт и тот гамбургер». Я захихикал на слова Чонгука. Люди так абсурдно сильны или абсурдно слабы, и мы были тому подтверждением: голодные, с жалобами на боль в ногах и смеющиеся вместе даже в такой ситуации.
Свет стал более ярким и хаотичным, и вскоре перед нами появилась оживлённая улица. Была уже поздняя ночь, но ярко освещённая улица была полна народу и проезжающими мимо машинами. На часах было три тридцать утра. Мы сели за стол снаружи супермаркета.
Когда мы были уже в середине поедания лапши быстрого приготовления, Чонгук сказал, что ему хочется пить. Я зашёл в магазин, чтобы купить напитки. Когда я вернулся обратно, кто-то стоял напротив Чонгука. Он был ко мне спиной, поэтому я не видел, кто он и что он делал. Чонгук смотрел на него снизу вверх со встревоженным лицом. Я подбежал к Чонгуку и посмотрел на лицо того человека.
На мужчине в середине лета было надето темного цвета хаки пальто. На голове у него была грязная копна из лохматых седых волос, и его неопрятная борода была перепачкана бульоном от рамена. От него несло алкоголем. Он с жадностью пожирал мою лапшу. Не было необходимости спрашивать, кто он такой и почему он ест мою лапшу. Я был удивлен, но не рассержен. На самом деле, я был напуган.
В следующий момент, кто-то из группы хулиганов, выходя из супермаркета, пихнул мужчину в плечо, другой — повалил его на землю. Мужчина в пальто потерял равновесие и при падении толкнул стол. Лапша Чонгука опрокинулась, и бульон вылился прямо ему на ноги. Чонгук вскочил и начал торопливо отряхивать свои штаны. Он сказал, что все в порядке и он совсем не обжёгся, так как бульон уже успел остыть.
Хихикая, группа хулиганов ушла. Мужчина в грязном пальто цвета хаки пялился на перевёрнутую тарелку. Его пальцы покрытые лапшой лежали на столе. Я не мог решиться спросить, в порядке ли он. «Не должны ли вы извиниться? Вы устроили этот бардак», — кричал я на мужчину. Он посмотрел назад. «Нет, мы не делали этого. Он сделал. И никто не говорил вам сидеть здесь. Мелкая шпана выползла в такой час». Мужчина невнятно выругался.
Мужчина в грязном пальто посмотрел на меня. Наши взгляды встретились в воздухе. У него были желтоватые глаза и лицо, покрытое возрастным пятнами. Он напомнил мне кого-то. Кого-то, кто всегда был пьян, набрасывавшегося на всех с кулаками и живущего как диктатор и лузер.
Случилось то, что я ожидал. Я закрыл мужчину собой, и двое из группы нанесли мне первые удары. Я избежал первого удара, но второй попал мне в челюсть. Чонгук подошел, чтобы остановить меня, но тоже оказался втянут в драку. Пластиковые столы и стулья были перевернуты, и знак «Парковка запрещена» оказалась выбита. Работник на полставки в магазине уже позвонил в полицию так, словно, он уже привык к подобным стычкам. Через минуту мы уже слышали звук сирены. Мы все подскочили на ноги и побежали в противоположные стороны, крича, что им повезло, что они смогли избежать проблем на этот раз.
Я был особенно хорош в бегстве. Я иногда специально давал себя поймать, но сегодня был не тот случай. Я продолжал указывать дорогу, проверяя, следует ли за мной Чонгук. Мимо нас на полной скорости промчалась серебристая машина. Её боковое зеркало задело Чонгука. Ошеломлённый, он провалился. Его только отпустили из больницы после двух месяцев, из-за дорожной аварии. Это было вполне естественно, что он был ошеломлён. Со скрипящим звуком машина остановилась, и один из мужчин, которые ранее ударили нас, высунул голову из окна пассажирского сидения. «Смотри у меня. На этот раз мы позволим вам уйти. В следующий раз пощады не будет». И с ревущим мотором машина испарилась.
Опираясь на меня, Чонгук медленно поднялся. Он чувствовал себя неудобно. Должно быть, он повредил ногу, когда падал. Внутри моего рта все пульсировало. Когда я отер ладонью рот, на ней расплылась кровь. «Куда нам следует пойти?», — спросил Чонгук. «С такой ногой? Мы возвращаемся обратно». Чонгук начал идти, приговаривая, что он в порядке. «Смотри! Я в порядке». Я стоял там и смотрел, как Чонгук подтаскивает одну ногу к другой.
«Давай вернёмся обратно!», — прокричал я Чонгуку. Я проверил свой телефон. У нас ещё было немного свободного времени до приезда автобуса. Я оглянулся и увидел невысокий холм за районом развлечений. «Ты когда-нибудь видел рассвет?»
Пока мы поднимались на холм, я поддерживал Чонгука. Я погрузился в звёзды на конце небольшого уклона. Говорят, что самое тёмное небо — ровно перед рассветом, и это оказалось правдой. Ни одной звезды не было видно в чёрной как смоль ночи. Но неоновые вывески всех цветов и размеров излучали яркий свет в городе внизу. Я повернулся и посмотрел на север. Я примерно догадывался, в каком районе жила мама. Там, это должно быть там. Она, скорее всего, ест, спит и прибирается в квартире.
«Чонгук, тогда я проследил за мамой». Чонгук пристально смотрел на меня. Мой взгляд был прикован к струящемуся из окон квартиры свет. Тогда. В ту ночь. В ту ночь десять лет назад, когда мама ушла из дома. Ту ночь, когда моя мама, сестра и я были избиты отцом до полусмерти, и плакали, пока не заснули. Я не мог вспомнить, почему он избил нас настолько сильно. Но я отчетливо помню, что я думал, что пойду купаться со своими друзьями завтра, и что мама не сможет сделать мне с собой обед. Заживёт ли моя разбитая губа до завтра? Если нет, то ребята поднимут меня на смех. Мои плечи болели. Мне не следовало стараться избежать его ударов. Моя сестра тихонько плакала. Слышать её плач сегодня было особенно тревожно.
Полусонный, я мельком увидел маму, она стояла в дверях и смотрела на нас. Она уходила. Она оставляла нас. Я сразу же понял это. Я притворился сонным, встал с кровати и пошёл за ней. У меня не было никакого плана. У меня не было мысли уйти вместе с ней. Мне не было ни горько, ни страшно. Что, если бы у меня не было мамы, что, если бы я жил без неё — это не то, что можно так просто понять.
Я шёл за ней какое-то время. В моих воспоминаниях, я шёл в ночи. Но воспоминания могут быть преувеличены, так как я был совсем ребёнком тогда. Она не оборачивалась. Ни разу. Она и вправду не заметила, что я следую за ней? Возможно, она боялась обернуться из-за страха, что ей придется взять с собой и меня. «Конечно же, эта мысль пришла ко мне уже после. Когда я постарался понять её. Сейчас? Я не знаю, почему зашёл так далеко».
«Хей». Я поднял голову на голос Чонгука. «Мне жаль». Я окинул его взглядом. «За что тебе жаль? Почему тебе жаль?»
«Ты не смог пойти увидеться с мамой из-за меня», — ответил Чонгук. «Ты идиот?» Я тут же вспыхнул. Я совсем не хотел сейчас показывать характер. Но мой голос стал громче сам по себе. Мой язык продолжал заикаться, так как я не был хорош в разговорах и не знал, как выразить свои чувства. «Почему тебе жаль? Это другие люди должны извиняться перед тобой. Что ты сделал неправильно? Мне должно быть жаль, что я притащил тебя с собой. Мои родители, которые заставили меня притащить тебя сюда, им должно быть жаль. Те ребята, которые развязали драку, им должно быть жаль». Я продолжал повышать голос. «Ты хороший человек. Ты самый лучший из всех, какие только есть. Это не твоя вина. Это не твоя вина!»
Небо, которое, казалось, навсегда останется чёрным как смоль, в мгновение ока начало окрашиваться в голубоватый. Свет, излучавшийся с дальнего горизонта неба, поглотил свечение неоновых вывесок . Мы наблюдали за рассветом, ни проронив ни слова. Огромное, раскалённо-красное солнце поднялось над жилым комплексом. Мама тоже смотрит на рассвет?
На пути домой мы сели друг с другом в дальний конец автобуса. Это было до того, как рассвет разделил нас. Дорога была пуста, и автобус в одиночестве продолжал свой путь. Я повернулся и снова посмотрел на север. Той ночью. Мама остановилась. Она стояла без движения какое-то время. Но она и не оборачивалась. Если бы я продолжил, то, наверное, смог бы подойти к ней. Я мог бы взять её за руку и спросить, куда она идёт, куда она направится, когда оставит нас позади, и когда она вернётся. Я мог бы заплакать, устроив истерику, и мог бы затащить её обратно домой. Но я просто развернулся и пришёл домой один. Всё моё тело болело, и я не смог пойти купаться с остальными. Я лежал на полу, сильно потея и пытаясь заснуть. Я не знал почему.
«Это снова тот мужчина». Услышав голос Чонгука, я выглянул в окно. Низко наклонившись, в одиночестве брел мужчина в пальто цвета хаки.
Перевод и редакция: wazzupbighit, Юлия Базикова, Анабель Де-Ниро
Копирование и распространение в коммерческих целях запрещены. Перевод выполнен на добровольных началах. При использовании нашего перевода указывайте источник.
(будьте людьми, честное слово)