Афганочка

— Ты чего ночью ворочалась? — спросил утром Николай Сергеевич.

— Сон приснился, — сказала Анна Ивановна.

Встали. Николай Сергеевич сделал зарядку, то есть помахал руками и поприседал. Анна Ивановна тем временем сварила манную кашу на молоке, сняла варенье с полки и поставила на стол, заварила чай.

Сели завтракать.

— Сон приснился, — вдруг сказала Анна Ивановна. — Как будто мы с тобой, Коля, поехали в детдом, ребенка усыновлять.

— Еще чего! — Николай Сергеевич даже поперхнулся чаем.

— Да это ж сон, ты что! Сон! — она махнула рукой и замолчала.

Николай Сергеевич откашлялся, отхлебнул чаю и спросил:

— Ну, а дальше что?

— А дальше мы, значит, приехали, нас какая-то женщина, вроде воспитательница, ведет, коридор длинный, а дом деревянный, деревенский длинный дом, почти как барак.

— В деревне не бывает бараков, — поправил Николай Сергеевич.

— Ой, ну какой ты! Длинный такой дом. Деревянный. С наличниками. Они крашеные в синий цвет. Синий-синий. Стенки все темные, коричневые, а наличники синие… Идем, значит, по коридору, и вдруг навстречу девочка. Лет пять. Худенькая, темненькая, загорелая такая, а глаза синие-синие… Яркущие. Вот как те наличники. Она мне так понравилась, я ее руками сгребла, к себе прислонила, она личико на меня подняла, глазки синие, я ее спрашиваю: «Как тебя зовут?» а она молчит. Я воспитательнице говорю: «Чего она молчит?» А она говорит: «Она по-русски едва-едва, она не русская, она афганочка. Возьмете?» Мне как-то неудобно стало, я к тебе поворачиваюсь, а тебя рядом нет.

— Куда ж я делся?

— Откуда мне знать? Может, покурить вышел на крыльцо.

— Я не курю, — мрачно сказал Николай Сергеевич. — Вот еще выдумки.

— Так это ж во сне, Коля! — отчаянно сказала Анна Ивановна.

— Ну и что ж ты во сне сделала? — спросил он.

— Ничего. Повертела головой, развела руками. Шепотом сказала: «Куда ж нам афганочку…» И ушла. Вот и всё.

— Меня там не было! — сказал Николай Сергеевич и хлопнул ладонью по столу.

— Конечно, не было, — помотала головой Анна Ивановна. — Это же сон! Меня тоже там не было. И этого детдома тоже не было на самом деле!

— Не знаю, — сказал Николай Сергеевич.

Вечером он долго лежал на диване, а потом сказал:

— Зря ты это, Нюта.

— Чего? — не поняла Анна Ивановна.

— Зря ты афганочку не взяла. Может, это Сережкина дочка была. Мало что, вдруг он там какую-нибудь ихнюю бабу… У него глаза были тоже синие. Прямо как у тебя.

У Анны Ивановны из-под очков выползли две слабые слезинки. Она посмотрела на стену, на фотографию сына. Ему там было вовсе семнадцать лет. После выпускного.

— Какая дочка? — она махнула рукой. — Его когда убило? В восемьдесят восьмом. А сейчас какой год? Забыл? А той афганочке пять лет. Шесть в крайнем случае.

— Значит, внучка, — упрямо сказал Николай Сергеевич. — Надо было забирать себе.

— Коля, ты что? Это же сон! Ты что, не понял? Это мне приснилось!

— Неважно, — Николай Сергеевич встал с дивана, подошел к окну. — Вот я, например, когда Сережку привезли, тоже думал, что это мне сон снится. Все ждал, пока проснусь.

Повернулся к Анне Ивановне и сказал:

— Так и не проснулся.

— В каком смысле? — испугалась Анна Ивановна.

— В переносном, — сказал он. — Не бойся, я живой пока… Жалко!

— Чего? — спросила она.

— Афганочку, — сказал он.