Адлер И Фрейд Сексуальность И Власть
💣 👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
Адлер И Фрейд Сексуальность И Власть
radio.syg.ma is a community platform for mixes, podcasts, live recordings and releases by independent musicians, sound artists and collectives
Подпишитесь на наш канал в Telegram , чтобы читать лучшие материалы платформы и быть в курсе всего, что происходит на сигме.
Фрейд писал о сексуальности и гендере очень много. Я не ставлю своей целью приводить здесь краткий очерк или историю его идей или идей его последователей. Моя задача — в том, чтобы исследовать тот вклад, который внес сам Фрейд и его школа в социальную теорию гендера. Соответственно, я начну свой анализ не с эдипова комплекса и не с анализа фемининности и маскулинности, а с его общих теоретических рассуждений об отношениях между психическим и социальным.
В рассуждениях Фрейда на эту тему можно увидеть две линии. Одна состоит в широчайших и по преимуществу произвольных аналогиях между психической жизнью детей и невротиков, с одной стороны, и «дикарей», толп и социальных групп, с другой. Вторая, гораздо более глубокая, связана с социальным вытеснением сексуальности в европейской культуре. Эта линия анализа в 1908 году привела его к выдающейся психологической критике брака и двойного стандарта сексуальности для мужчин и женщин как институтов, основанных на подавлении женской сексуальности. Социальное давление, направленное на то, чтобы лишить женщину сексуального счастья, было важнейшей силой, которая обусловливала возникновение и развитие невроза. В своих более поздних сочинениях, которые венчаются работой «Неудовлетворенность культурой» (1930), Фрейд обобщает рассуждение о вытеснении и делает более сильный акцент на его исторической динамике.
Австралийский социолог Рэйвин Коннелл рассматривает концепции власти, гендера и сексуальности, обращаясь к критическому анализу различных политических и социальных теорий — феминистских и психоаналитических, полоролевого подхода и социобиологии. Описание современной структуры гендерных отношений сопровождается экскурсами в историю и находит развитие в новом подходе к пониманию фемининности и маскулинности, равно как и в обнаружении неоднозначной динамики изменений в гендерной политике — от феминизма рабочего класса до «мужского движения».
Конфликт между культурой и природой является, конечно, традиционной темой западной мысли. Но Фрейд не просто развивает темы, заданные еще античной философией. Клинические методы психоанализа, в особенности понятие вытеснения, позволяют ему сформулировать эту проблему более точно, комплексно, а также развить ее в новом направлении. В своей книге «Неудовлетворенность культурой» он показывает «сходство между процессами в культуре и либидинальным развитием индивида», которое является не просто аналогией, но отношением: «цивилизация строится на отказе от влечения». Но отказ проецируется не на мифическое прошлое или философское будущее, как в «Общественном договоре» Руссо (и на самом деле в работе «тотем и табу» самого Фрейда). Он действует в жизни каждого человека в процессе психосексуального развития и оказывает влияние на уровне бессознательного посредством механизма вытеснения. Невроз — это материальное, а не метафорическое следствие социального давления на личность, которого требует прогресс культуры. Структура личности взрослого человека формируется под воздействием этого давления, главным образом — через опыт общения маленького ребенка в семье.
Формирование супер-Эго как части психической организации личности само является социальным механизмом. Вот какое поразительное уподобление устанавливает Фрейд в уже упоминавшейся книге:
«Таким образом, культура достигает господства над опасным желанием человека к проявлению агрессии посредством ее ослабления и посредством формирования внутренней способности контролировать ее, подобно тому как военный гарнизон контролирует ситуацию в побежденном городе».
Но если природа благодаря этому механизму становится отчасти социальной, то в силу этого имеет место и обратная тенденция: социальное вводится в сферу природы. Культура рассматривается не как что-то внешнее по отношению к событиям и процессам психической жизни — она рассматривается как их продукт и как их продолжение. Ее достижения репрезентируют сублимацию импульсов, которые, если бы не вытеснение, проявились бы в более грубой и кровавой форме. В этих более поздних и более сложных формулировках Фрейд перешел от концепции культуры как причины невроза к не очень ясно сформулированной, скорее подразумеваемой концепции, согласно которой культура — это продолжение невроза, часть той же самой структуры. В рамках этой концепции он развивает важное представление о том, что вытеснение имеет историческую динамику:
«Этот конфликт [между эросом и танатосом] разгорается, как только перед человеком ставится задача сосуществования с другими. Пока это сообщество имеет форму семьи, конфликт заявляет о себе в эдиповом комплексе, в совести и первом чувстве вины. Вместе с попытками расширить это сообщество тот же конфликт продолжается в зависимых от прошлого формах, усиливается и ведет к дальнейшему росту чувства вины. Культура послушна эротическому побуждению, соединяющему людей во внутренне связуемую массу. Эта цель достигается лишь вместе с постоянным ростом чувства вины. То, что началось с отца, находит свое завершение в массе. если культура представляет собой необходимый путь развития от семьи к человечеству, то с нею неразрывно связаны последствия врожденного ей конфликта — вечной распри любви и смерти. Из него произрастает чувство вины, достигающее иногда таких высот, что делается невыносимым для отдельного индивида».
Это рассуждение опять возвращается к проблеме несчастья и тем самым замыкает круг для самого автора, но в то же время служит отправной точкой для других аналитиков. Таким образом, технические понятия психоанализа, развитые Фрейдом, развеивают традиционную антиномию природы и культуры. Он заменяет ее — совершенно неожиданно (и, очевидно, не понимая теоретической значимости этого хода) — представлением об историческом процессе. Этот процесс происходит одновременно на макросоциальном и индивидуальном уровнях: в нем как единое целое формируются как человеческие личности и их проблемы, так и коллективные социальные достижения.
Как заметил Маркузе, это представление позволяет социологизировать психоаналитические понятия. Эдипов комплекс может рассматриваться как продукт определенного исторического типа семьи. Само вытеснение не является абстрактным следствием человеческих отношений вообще, но принимает определенные форму и интенсивность в конкретных исторических контекстах. Это не означает, что психоанализ можно свести к социологии. Сведение психоанализа к социологии возможно не в большей мере, чем его сведение к биологии. Но понятие исторического процесса позволяет установить намного более сильную связь между социальным и бессознательным и теми теориями, которые, к примеру, просто отдавали такие психодинамические понятия, как идентификация, на откуп социологии общественного контроля. Тем самым создается предпосылка социальнокритического применения психоанализа, который при этом уже не считается больше теорией вечного соперничества между влечением и реальностью.
На ранних этапах развития Фрейдовой теории ее социальнокритический потенциал разрабатывал преимущественно Альфред Адлер, социалист, чьи оригинальные и плодотворные психоаналитические работы о власти, маскулинности, войне и мотивации в настоящее время практически забыты. (Позднее Адлер стал божком для небольшой сектантской группы, проповедовавшей лишенную критического начала «индивидуальную психологию», которая никак не поддерживала его ранние радикальные идеи. Весьма близкая судьба постигла социалистические работы Вильгельма Райха.) Адлер подчеркивал социальный характер формирования мотивов и критиковал упорные попытки Фрейда выводить их из биологии. У него было ясное представление о значимости властных отношений для социальной структуры, и он пытался разработать психологию власти, психоаналитическое объяснение реакции на отсутствие власти у ребенка и социальную незащищенность во взрослом состоянии. Самое интересное, что часть своей аргументации он строил на властных отношениях, связанных с гендером. Возможно, под влиянием социалистического феминизма своего времени Адлер говорил, что фемининность в европейской культуре обесценена, и утверждал, что эта обесцененность сформировала психологические модели детства. Слабость детей по сравнению со взрослыми трактуется ими как фемининность, «инфантильные ценностные суждения», кристаллизующиеся вокруг культурной полярности маскулинного и фемининного. Подчинение и послушание, с одной стороны, и стремление к независимости, с другой, сосуществующие в жизни ребенка, служат предпосылкой противоречия между склонностью к фемининному и склонностью к маскулинному. Обычно это приводит к некоему компромиссу, и в случае напряженности две эти склонности могут находиться в состоянии баланса. Но компромисс достигается не всегда. Беспокойство и страх проявить слабость могут привести к гиперкомпенсации, проявляющейся в агрессии и компульсивности, которые Адлер выразил в своей знаменитой фразе «маскулинный протест» (который может проявляться людьми обоих полов). Он видел в таком протесте ключевую структуру невроза, но также усматривал в этом понятии мощный инструмент критики гегемонной маскулинности.
«К этому [к неопределенности, которую дети испытывают в связи с сексуальностью] добавляется фундаментальное зло нашей культуры — избыточное преобладание маскулинности. Все дети, испытывающие сомнения в своей половой роли, без малейших колебаний преувеличивают те черты, которые они считают маскулинными».
Однако набросок критической психологии гендера, сделанный Адлером, не принес серьезных плодов. После разрыва между Адлером и Фрейдом, произошедшего в 1911 году, и после еще одной радикальной волны психоанализа в 1920х годах, когда происходила дискуссия по поводу Фрейдовых теорий фемининности, психоанализ принял более консервативные черты. Интерес к психологии женщин со стороны отдельных аналитиков, таких как Карен Хорни, был направлен на социальные основания, на которые Адлер пытался опираться в своем анализе гендерных отношений. К 1940—1950м годам в сочинениях Джона Боулби, Теодора Райка, Эрика Эриксона и их современников мейнстримный психоанализ превратился в мощную идеологическую поддержку патриархатной семьи и традиционных определений гендера. Последующая феминистская критика психоанализа была вполне обоснованной, хотя ее огонь в большинстве случаев был неправомерно обращен против самого Фрейда, а не против его интерпретаторов. Наглядный показатель политического сдвига — отношение к гомосексуальности. Фрейд упорно отказывался определять ее как болезнь и предостерегал от попыток лечить гомосексуальную ориентацию. К 1950-м годам психоаналитики начали спокойно определять гомосексуальность как патологию и стали заниматься ее лечением. Но никаких успехов в этом лечении они не добились. Социальным измерением Фрейдовой концепции начали заниматься теоретики, не имевшие отношения к клиническому миру официального психоанализа. Поскольку большинство этих теоретиков были мужчины и лишь немногие из них практиковали анализ, вопрос о гендере выпал из поля зрения. Они сосредоточились на психологических основаниях капитализма. В 1930—1940х годах наибольший интерес вызывало формирование фашизма, происходившее в рамках либерального капитализма. Карл Мангейм, попытавшийся понять успех фашистских движений у народа, в своей работе «Человек и общество в эпоху преобразования» привнес психоаналитические аргументы в социологию. Вильгельм Райх в своей книге «Массовая психология фашизма» пошел по тому же пути, но с более левых позиций. Целая исследовательская программа, в которой предпринималась попытка сплавить психоанализ с обновленным марксизмом, была разработана Франкфуртской школой. В рамках этой программы были осуществлены такие публикации, как сборник «Исследования авторитета и семьи» под редакцией Хоркхаймера, «Боязнь свободы» Эрика Фромма и, наконец, самая известная из них — «Авторитарная личность» Адорно и другие. Эта работа, двигавшаяся в направлении к характерологии, незаметно привела к построению типологии маскулинности. Мак и Ларри, известные кейсы высокого и низкого уровня авторитарности, могут быть также интерпретированы как исследования формирования противоположных типов маскулинности.
Другую линию развития реализовал Герберт Маркузе, который воспользовался аргументом Фрейда, что с развитием культуры повышается уровень подавления (repression). В своей книге «Эрос и цивилизация» он утверждал, что отчасти это подавление является прибавочным подавлением (surplas repression) , необходимым для поддержания классового эксплуататорского общества. Это подавление направлено главным образом на негенитальную сексуальность и тем самым служит сужению сферы спонтанного эротизма. В работе «Одномерный человек» Маркузе вернулся к своим прежним идеям, рассуждая о том, что современный развитый капитализм допускает контролируемое освобождение от подавления. Однако это происходит в формах, которые скорее стабилизируют социальный порядок, чем подрывают его. В результате происходит социальнорепрессивная десублимация инстинктивных потребностей.
Обе эти линии рассуждения подчинены одной цели, которую я буду называть теорией встраивания (embedding). Эта цель состоит в объяснении того, как социальное движение, подобное фашизму, или социальная система, подобная развитому капитализму, может установить связи с бессознательными психическими процессами и тем самым получить массовую поддержку независимо от своей иррациональности и деструктивности.
Центральные понятия для теории встраивания — понятия смещения катексиса и конститутивной роли подавления. В большинстве приложений психоанализа к исследованию социальных процессов постулируется, что эмоции, первоначально сформировавшиеся в детстве и направленные на членов семьи, у взрослого человека смещаются на объекты или отношения в значительно более широком социальном мире. Энергия смещенных эмоций главным образом проистекает из блокирования исходных импульсов в процессе подавления, паттерн которого играет решающую роль в формировании характера взрослого человека. Те же самые принципиальные опыты формируют личность и порождают макросоциальные последствия путем отделения сознательного от бессознательного и определения конкретного содержания обоих этих уровней. В 1970-х годах новое поколение теоретиков феминизма обратилось к психоанализу, чтобы построить часть критической теории гендера, и тогда их построения вылились главным образом в теорию встраивания. Социальной структурой, стабильность которой служила объектом критики, был патриархат, особенно в системе полового разделения труда. Удивительным феноменом, требовавшим объяснения, была поддержка женщинами — иногда активная — социальной организации, которая способствовала их угнетению. Поиск объяснения состоял отчасти в том, чтобы найти психические плюсы в социальных потерях, а отчасти — в выявлении посредством психоанализа форм адаптации к социальным императивам в форме мужской власти.
Наглядный показатель политического сдвига — отношение к гомосексуальности. Фрейд упорно отказывался определять ее как болезнь и предостерегал от попыток лечить гомосексуальную ориентацию. К 1950-м годам психоаналитики начали спокойно определять гомосексуальность как патологию и стали заниматься ее лечением.
Логика аргументации Нэнси Чодороу в книге «Воспроизводство материнства» — несмотря на то, что некоторые ее детали заимствованы из психоаналитической школы объектных отношений (objectrelations school), — почерпнута из трудов Фромма и Адорно. Результатом этого анализа является типология характеров, в данном случае фундаментальное различение женственности и мужественности. Эта типология используется для психодинамического объяснения принятия социальной структуры, в данном случае полового разделения труда в заботе о детях. Модели связи с матерью у девочек и мальчиков различаются, и поэтому девочки вырастают с менее четко определенными границами Эго и большей потребностью в эмоциональной завершенности в отношениях с другими людьми, тогда как мальчики вырастают с более четкими границами Эго и большей потребностью в сепарации. Женщины и хотят заботиться о других, и психологически более приспособлены для такой заботы, чем мужчины. Джулиет Митчелл в своей книге «Психоанализ и феминизм» также анализирует структуру характеров, хотя в центре ее внимания оказываются реконструкция и коррекция понимания женственности у Фрейда. Предметная область социальной теории Митчелл существенно шире, чем у Чодороу, поскольку Митчелл интерпретирует лаканианский психоанализ в терминах теории идеологии, развитой Альтюссером, а патриархат — в терминах теории родства и культуры, разработанной ЛевиСтроссом. Однако по сравнению с концепцией Чодороу концепция Митчелл менее динамична.
Как и в большинстве структуралистских теорий, на которые опирается Митчелл, ее аргументация мало связана с историческими аспектами обсуждаемых проблем. Встраивание Митчелл понимает как размещение людей на тех позициях, которые уже предуготовлены им в структуре с заранее предопределенными характеристиками. Это весьма распространенная черта феминистской аргументации, базирующейся на лаканианской версии психоанализа, которую мы находим, например, у Люс Иригарэй. В работах Иригарэй, несмотря на всю их психологическую тонкость, присутствует типичный категориальный подход к анализу гендера. Отчасти это обусловлено структуралистским стилем, отчасти — тем, что они посвящены не разделению труда, а символическому аспекту социальных процессов. Патриархат, или закон отца, в сочинениях, принадлежащих к этому направлению, в меньшей степени подается как структура социальных отношений, чем как структура представления о мире, существующая в воображении человека.
История играет гораздо большую роль в самой сложной и оригинальной работе по феминистскому психоанализу — в книге Дороти Диннерстайн «Русалка и минотавр». В определенной степени это происходит вопреки ее собственной теории, поскольку она считает половое разделение труда эволюционной константой человеческого общества вплоть до настоящего времени. Книга Диннерстайн посвящена работе женщин как матерей, «женской монополии на заботу о детях в раннем возрасте», которую она считает основной детерминантой моделей эмоциональной жизни взрослых людей, поддерживающих патриархат. В своих объяснениях этой концепции она очень часто апеллирует к стандартному нормативному случаю.
Однако Диннерстайн отходит от этой формулы в целом ряде блестящих очерков эмоционального взаимодействия между людьми. В этих очерках она схватывает, как ни один другой социальный аналитик и лишь очень немногие писатели (например, Надин Гордимер, Патрик Уайт), амбивалентные отношения между мужчинами и женщинами и то, как впечатления детства замыкают взаимодействующих людей в стандартных моделях, которые они никогда не выбрали бы, если бы действовали рационально и осознанно. Диннерстайн нащупывает следы доэдипова эмоциального отношения к матери в своих объяснениях сексуальности взрослых женщин, ненависти мужчин к женщинам, примирения женщин с исключением из сферы принятия решений в публичной сфере и, наконец, экологического кризиса современной цивилизации. В отличие от структуралистских трактовок психоанализа, подход Диннерстайн приводит к концепции исторической динамики и исторической оценки настоящего момента. интереснейший фрагмент книги — ее последняя часть, где автор предлагает психодинамическое объяснение возникновения новых левых и нового феминизма в Соединенных Штатах.
Принципиальное отличие концепции Диннерстайн от структурализма — в том, что она делает акцент на рутинной практике: практике воспитания детей, с одной стороны, и практиках взаимодействия взрослых людей, с другой. Это позволяет ей рассматривать модели эмоциональных отношений как структурно укорененные, а не как структурно фиксированные, и центральную роль приписать эмоциональному противоречию, которое во Фрейдистской традиц
Самые Большие Натуральные Сиськи Фото
Голая Жанна Эпле
Брюнетка достала член партнера и принялась сосать порно фото бесплатно