Аборигены и социалистический эксперимент

Йолнгу живут на полуострове Арнем-Ленд на севере Австралии. Они пользовались благами цивилизации задолго до контакта с европейцами, потому что вели сезонную торговлю с рыбаками с острова Сулавеси. За трепангов, жемчуг и черепашьи панцири они получали рис, ножи, топоры, рыболовные крючки, веревки, ткани, алкоголь, табак и прочее. У них была система законов (мадайин) и торговых договоров.

В конце XIX века пришли белые скотопромышленники и стали истреблять их, чтобы забрать всю их землю. Аборигены воевали с захватчиками и заставили их уйти. Но пришла другая беда: рыбаки-макасары исчезли. Несколько йолнгу, которые в прошлом году отправились с ними на Сулавеси, не вернулись домой. Местные были потрясены, никто не знал, что случилось. А дело было в том, что в 1907 году правительство Австралии отозвало у макасаров лицензии на лов трепангов. На место этих рыбаков, которые уважали обычаи аборигенов, имели с ними дружеские и семейные связи, пришли японцы. Они вели себя как настоящие бандиты. На побережье наступил хаос с убийствами, грабежами, изнасилованиями и кровавой местью аборигенов за всё это.

Без торговли йолнгу впали в голое первобытное состояние. К тому же они вымирали от эпидемий. В 1920-е годы в их мрачной жизни появилось одно светлое пятно – методистская миссия. Проповедники учились говорить на их языке, лечили их, были честны в делах и вообще обращались по-человечески. Аборигены пришли к выводу, что это какие-то особенные баланда [белые – слово произошло от слова Hollander]. Остальные – беззаконные варвары, а эти что-то знают о великом духе-творце Вангаре (хоть и зовут его другим именем) и его священных законах.

Однажды японские рыбаки перестали приплывать. Потом появились австралийские военные. Йолнгу работали на их стройках, служили в разведке и гибли под японскими бомбами. После войны был период порядка и бедной, но нормальной жизни. В 60-е годы правительство увеличило финансирование миссий, и они стали активно создавать рабочие места для йолнгу.

На острове Галивинку методисты организовали рыболовный промысел. Моторные лодки, которые они построили вместе с аборигенами из местного дерева, принадлежали миссии, но работали на них только аборигены. Команда на каждой лодке была из одного клана либо рингича [союза кланов]. Они продавали улов миссионерам, которые обрабатывали и перепродавали его. Шкиперам платили определенную сумму за фунт рыбы; на эти средства они должны были обеспечивать команды продовольствием и рыбацкими снастями. Миссия давала им сети и обслуживала моторы. В промысле было занято до 45 мужчин и женщин йолнгу. Остров экспортировал в Дарвин от 450 до 900 килограммов рыбного филе в неделю, а также крабов.

В 1972 году к власти в Австралии пришли лейбористы. По их мнению, то, что миссии владели активами, было неправильно. Чтобы построить новое правильное общество, надо было передать все активы аборигенам в общественную собственность.

В традиции йолнгу такой собственности не было. Законы мадайин признавали частную клановую (не персональную) собственность. Земля, которая казалась белым ничейной, на самом деле была вся поделена, и границы между владениями строго соблюдались. Каждый человек, который торговал, делал это от имени клана; если он не выполнял свои обязательства по договору, весь клан нёс ответственность. Кланы могли объединяться в рингичи – что-то вроде кооперативов. Но “общественное владение” было для йолнгу совершенно чуждой концепцией.

Правительство не знало и не пыталось узнать их реалии – то, что у них есть своя, настоящая и сложная правовая система, которая определяет имущественные права. Оно думало, что знает лучше них, как им жить. Несмотря на возражения старейшин, миссии поддались политическому и социальному давлению извне и передали почти все активы и власть советам йолнгу (оганизованным сверху без учета традиционных структур власти).

В 1974 году это случилось с рыболовным промыслом. Его зарегистрировали в форме общественной ассоциации. Сначала всё шло как раньше, но в 1975 совет решил взять у государства кредит на развитие. Комиссия по развитию аборигенов прислала консультанта, и он порекомендовал заменить все лодки на один современный траулер. Совет получил кредит, купил траулер... и сжег лодки, пока рыбаки спали. Чтобы “убедить йолнгу в необходимости перейти на большую лодку”. Вряд ли это их убедило, но выбора у них больше не было.

Через полгода от промысла не осталось ничего. Остров Галивинку превратился из экспортера рыбы в импортера.

Есть много предположений, почему так вышло. Как говорили сами йолнгу – потому, что для разных кланов и рингичей оказалось невозможным работать под началом одного белого босса (капитана траулера). К тому же люди были оскорблены и горевали по своим уничтоженным лодкам. А отсутствие четких границ между собственностью кланов создавало у них впечатление, что они больше не хозяева. Рыбаки не чувствовали, что работают на себя; многие думали, что прибыль от промысла достается капитану, а они все – лишь наемные работники.

Кроме того, их привела в замешательство новая система заработной платы. Раньше они отдавали миссии столько-то рыбы и получали за нее столько-то денег. Теперь получали плату от общественной ассоциации независимо от того, сколько поймали. Многие сделали вывод, что государство деньги просто печатает – или еще каким-то образом достает – и выдает их людям посредством ассоциаций. Надо ли говорить, что это не мотивировало рыбаков старательно работать.

Похожая история случилась с миссионерским садом на Галивинку. Это был один из лучших садов на северном побережье Австралии. Там выращивали продукты на экспорт: бананы, папайи, ананасы, манго, дыни, сахарный тростник и бататы. Когда сад передали совету, в совет вошел один из сотрудников миссии. Какое-то время он продолжал управлять хозяйством по-старому. После того как он ушел, всё развалилось. Сад, имевший определенного владельца, стал непонятно чьим, и работники поверили, что государство теперь шлет им деньги просто так. Вскоре сад перестал давать нормальные урожаи (и это в климате, где “палку воткни – вырастет”) и закрылся.

Упорные попытки властей чинить то, что не сломано (это касалось не только обобществления), привели к трагическим результатам. Еще в начале 80-х годов 95 процентов рабочих мест в городках и деревнях йолнгу занимали сами йолнгу. Они были сантехниками, электриками, плотниками, малярами, каменщиками, фермерами, механиками, счетоводами, администраторами, операторами установок всех видов, моряками и капитанами, рыбаками, пекарями, лесниками, лесозаготовителями и т. д. К началу 90-х почти все работы делали приезжие, а местные сидели на пособиях. Ситуация около 2000 года описана так: “Растет уровень самокалечения, попыток самоубийства и самоубийств. Также растет домашнее насилие, алкоголизм, наркомания и убийства. Преобладает апатия и общий социальный распад. Там, где йолнгу когда-то наслаждались полной занятостью и были очень заинтересованы в современном образовании, типичны хроническая безработица и разочарование в образовании, как показывает высокий уровень школьных прогулов. Никто больше не спешит посылать молодежь учиться у баланда, потому что это ничего не дало”.

Эту историю рассказал австралийский социальный работник Ричард Траджен, который живет среди йолнгу с 1973 года, в книге “Почему воины ложатся и умирают”. А если вам интересна судьба аборигенов, которые застряли на Сулавеси в 1907 году, то в книге есть и ответ, что с ними стало. В Австралию они так и не вернулись, прижились в Макасаре, кто-то женился и завел детей. Их потомки живут там до сих пор.

___________________________________________________________________________

___________________________________________________________________________

НА КОРМ КОТИКАМ ---> 💰