Абидос
Zh-an
Когда я говорил, что люблю Египет, многие надо мной посмеивались. В их понятии это сродни признанию во влечении к Макдональдсу или в искреннем интересе к «Дому-2». Египет — предпоследняя остановка на спуске в воронку, дно которой занято сытыми и комфортными турецкими отелями. Даже путешествующие в Таиланд удержались на склоне ярусом выше и посматривают на египетских завсегдатаев свысока.Не стану кривить душой, заявляя, будто равнодушен к удобству и роскоши курортных отелей. Но Египет привлекал меня не только системой олл-инклюзив и возможностью поплавать с аквалангом среди пёстрых коралловых рыбок зимой. Там, на заплатке на правом плече Африки, сосредоточились чудеса древнего мира, пленившие меня ещё в школе. Я читал мифы о богах с головами животных и разбирался в их сложных взаимоотношениях. Мечтал о пирамидах. Хотел увидеть мумии, саркофаги и золото фараонов.
Много позже, уже повзрослев, впервые выйдя на берег Нила, я поразился, насколько он похож на картинку из учебника истории — того самого, с изображением рыжей пальмирской арки на чёрной обложке.
Я вывел для себя идеальное соотношение в путешествиях: два к одному. На каждые два дня пляжно-ресторанного отдыха должен приходиться день экскурсий. Даже честное пятьдесят на пятьдесят уже не столь удобно: египетские поездки долги и утомительны, за сутки между ними не успеваешь прийти в себя.
Тем не менее я изъездил страну вдоль и поперёк. Разумеется, не за раз. Я посещал Египет несколько зим подряд и пересекал его от севера к югу и обратно, а потом менял направление — с востока на запад. По Нилу и по бесконечным дорогам. От Александрии до Асуана. От Суэца до Эль-Харга. В составе групп и с индивидуальным проводником. В Саккаре мне сказали, что я тут первый русский за последние три года, а нанятый в Абу-Симбеле погонщик верблюда увёз меня в пустыню так далеко на юг, что я забеспокоился, не забрались ли мы ненароком на территорию Судана.
Во всём этом отыскалось единственное неудобство. Число достопримечательностей конечно. Некоторые из них я успел посетить по нескольку раз. К экзотическому очарованию начала примешиваться скука. Я задумался, не изменить ли мне пропорцию на три к одному. Безделье на пляжном лежаке не увлекательнее, но менее хлопотно.
∗ ∗ ∗
…В то посещение я, поддавшись на восторженные отзывы коллеги, сибарита и гедониста, загодя решил нанять на день яхту.
— Плывёшь, куда захочешь! — размахивал руками коллега, вернувшись в родную Гиперборею. — Рыбалка, купание, бар на палубе! Потом высаживаешься на остров! Пикник! Можно заранее договориться о танцовщице животом, только это дороже!
Наем небольшой посудины обходился приблизительно в тысячу долларов, при торге — дешевле. Нарыв финансового кризиса в то время ещё не лопнул. Я вознамерился ощутить себя прожигателем жизни и взял необходимую сумму с собой в Египет.
Первое утро после прибытия в любом туристическом отеле начинается со встречи с гидом. Тот рассказывает, куда именно занесло ошалевших от новых впечатлений туристов и пытается продать им как можно больше экскурсий на максимально крупную сумму. Наш гид назвался Мустафой. Это был среднего роста араб, плотный, бритый и улыбчивый, в щегольских золочёных очках и с вычурными часами на запястье. Мустафа не расставался с папкой, из которой фокусником извлекал бесчисленные проспекты и рекламные листовки. Я пристроился в уголке и ждал. Меня больше интересовала организационная информация: время ежедневных встреч с гидом, последний день, забота о багаже и отъезд. Белокожие неуклюжие туристы шумной толпой окружили Мустафу, как голуби хлебную горбушку на асфальте. Они делили ваучеры на развлечения, ревниво отпихивая соседей.
Через полчаса толпа распалась. Осталось человека три-четыре, самые въедливые или самые экономные. Они изучали бумажки. Я улучил момент и занял опустевшее кресло рядом с гидом.
— Вы долго терпели, — наблюдательно заметил он. Речь его была правильной, хотя и с забавным акцентом.
Мустафа подтолкнул ко мне свои листки. Они были запаяны в ламинатную плёнку, но всё равно выглядели потрёпанными, как дачная колода карт.
— Я всё это уже видел.
— Вы не в первый раз в Египте?
— Не помню, — честно сказал я. — В шестой. Может, в седьмой. Лень считать.
Мустафа приподнял брови:
— Значит, вы успели что-то посмотреть?
— Конечно, успел. Весь ваш набор.
— Вам понравилось?
— Очень. Но по третьему кругу уже не так интересно.
— И всё же… Луксор?
— Нет.
— Пирамиды? Гиза?
— Тоже нет.
— Тогда очень прошу вас рассказать, где вы уже были.
— Луксор, Каир, Александрия…
Мустафа кивнул.
— Саккара…
Брови гида снова приподнялись над очками:
— Вы необычный турист.
— Мне это уже говорили. Эдфу, Ком-Омбо, Асуан, Мемфис, Дендера…
— Дендера? — озадаченно переспросил Мустафа. — А, Дандар!
— Абидос…
Мустафа насторожился и пытливо уставился на меня:
— Видели там что-нибудь необычное?
— Древние барельефы с изображениями самолёта и вертолёта в храме? — улыбнулся я, подумав: «Зря ты сделал охотничью стойку, дружок!»
— Да, — задумчиво кивнул гид. — Вертолёт…
— Но я там увидел и другое.
— Что именно?
— Карниз с уцелевшими иероглифами. Копия тех, что, частично разрушившись и осыпавшись, стали похожими на картинки из будущего. Самолёт — это бывший глаз, а истребитель…
— От вас нет секретов. Не обижайтесь, но обычно те, кто приезжают из вашей страны, мало интересуются этим. У них другие пожелания.
— Сам не люблю соотечественников на отдыхе, но не соглашусь. Не всё так плохо.
— Но что-то же вам наверняка понравилось так, что хочется видеть снова и снова?
Я открыл рот, чтобы спросить о яхте, но неожиданно для себя произнёс:
— Абу-Симбел. Туда бы я вернулся.
Мустафа всплеснул руками:
— Туда больше нет экскурсий!
— Почему? — изумился я.
— Не набирается русская группа. Вы не хотите ехать далеко, не хотите тратить деньги.
— А индивидуально?
Мустафа прищурился:
— Это возможно. Но дорого.
— Сколько?
Гид сделал долгую паузу, словно подсчитывал что-то мысленно. Напыжился и произнёс:
— Три тысячи долларов.
У меня отвалилась челюсть.
— Нет, это мне не подходит. Сумасшедшая цена.
— Как жаль! — прижал Мустафа ладони к груди. — Совсем недавно один человек так же хотел поехать. В Абу-Симбел! Вы могли бы разделить цену на двоих.
— Тоже дорого. А кто мой попутчик?
— Он улетает завтра.
— Тогда рассчитывать на него бессмысленно.
— Поэтому я сказал: как жаль! Подождите…
Мустафа достал мобильник и, набрав номер, затеял разговор на арабском. Он говорил непрерывно. Непонятно было, успевают ли ему отвечать.
— Всё в порядке, — обратился он ко мне, оторвавшись от телефона. — Вам будет скидка. Две восемьсот.
— Это бессмысленно. Я тратил на такую экскурсию чуть больше трёхсот.
— Вы были в группе. Это всегда дешевле, — сказал гид укоризненно.
— Значит, не судьба.
— А что вам так понравилось в Абу-Симбеле?
— Сложно сказать. Необычное место. Удивительный храм, гигантские статуи.
— Я расскажу вам. В храме, построенном Рамзесом II, есть комнатка, там сидят четыре статуи…
— Фараона и трёх богов, — прервал я. — Два раза в год её освещает луч солнца, но бог Пта остаётся в тени.
Мустафа воздел руки к потолку, украшенному узором, который я принял за марокканский.
— Вы действительно интересовались нашей историей. Мне как историку по образованию это очень приятно. Редко приходится поговорить с таким гостем.
Он явно льстил, но в голосе его проскальзывали нотки истинного удовольствия. Наверное, он был увлечённым человеком. Такие часто радуются понимающему собеседнику.
— Вы знаете об Осирисе?..
— Конечно…
И мы совершенно неожиданно переключились на обсуждение пантеона египетских богов. Перебивая друг друга, озвучили всё, что каждый знал на эту тему.
— Наши боги обладали всеми чувствами. У них были гнев, любовь, зависть, страх. Они воевали между собой, убивали друг друга. Они очень напоминали людей, — глубокомысленно произнёс гид и неожиданно переключился: — Две тысячи семьсот?
— Нет.
— Просто скажите, на какую цену вы согласитесь. Мы обсудим.
Я представил себе тысячедолларовую яхту. Утреннее солнце горело в её мачтах и парусах. Она уходила от берега по морю прямо в рассветное небо. Без меня.
— Неправильно называть максимальную цену сразу. Но вы меня замучили. Тысяча.
— Мало, мало, — с сожалением покачал гид головой. — Придётся добавить.
— Тысяча сто?
Гид сделал поощрительный жест пухлой ладонью.
Я ощутил себя коброй, которую опутал своими мелодиями опытный факир.
— Тысяча триста, если никуда больше не ездить и не покупать сувениров.
— Продолжайте.
— Мустафа, я обозначил сумму, выше которой не поднимусь. Я не могу заплатить тем, чего у меня нет. Торг ничего не даст.
— Значит, нужно подождать неделю.
— Для чего? — не понял я. На миг мне показалось, что сейчас я получу крупную скидку за своё терпение.
— Через неделю у вас могут появиться ещё деньги, — объяснил гид простодушно.
— Не выйдет. Новых поступлений не будет. Вы не уговорите меня. Мне известна одна ваша тайна. Замечательная девушка-гид в Гизе когда-то призналась: «Наш президент говорит нам — если у покидающего Египет туриста остался хоть один доллар, значит, мы плохо работали».
— Даже это вы знаете?! — восхитился Мустафа и расхохотался. — Я буду очень ждать вашего решения.
∗ ∗ ∗
На другое утро я заметил Мустафу в холле. Он сидел за тем же низким столом и разговаривал по телефону. Перед ним лежала папка и стоял маленький стаканчик с чаем — широкий в стеклянных груди и бёдрах, узкий в талии. Подняв на меня взгляд, гид вскочил, оборвал монолог и сунул трубку в карман:
— Здравствуйте! Доброе утро! Как вы отдыхаете?
Я откликнулся, поприветствовав его.
— А как ваши близкие? Надеюсь, у них всё хорошо, пока вы тут, в Египте?
Я согласился с этим предположением.
— Позволю спросить: вы поменяли решение? Всего две с половиной тысячи! Это минимум! Дешевле просто нельзя.
Я, рискуя быть невежливым, сбежал от него и отказался уже перед створкой лифта. Взмах моей ладони мог означать и «нет», и дружелюбный жест прощания издали.
∗ ∗ ∗
Через два дня гид подкараулил меня нарочно и увлёк к привычным креслам и дивану.
— Ты сказал, что согласен заплатить полторы тысячи долларов? — сразу перешёл в наступление Мустафа, пропустив вежливые расспросы ни о чём и обсуждение здоровья и благоденствия моих близких. Похоже, деньги, в отличие от поговорки, жгли не мой карман, а его сердце.
Я говорил прежде о тысяче трёхстах, да и та наличность превышала сумму, с которой я мог расстаться безболезненно.
— Меньше, — покачал я головой.
— Меньше нельзя, — строго произнёс гид. — Смотри…
Он вынул из своей папки небольшой листок и нацарапал на нём ручкой три цифры:
— Это водителю автомобиля.
Я промолчал.
— Это полиции.
Три новых цифры появились ниже.
Не очень понимая, что он затеял, я ждал продолжения.
— Это другой полиции.
Три цифры.
— Остальное мне. Без фирмы. Тебе выгодно.
Странно, подумал я, он как-то невзначай перешёл на «ты». Что это значит? Почувствовал волевое превосходство над колеблющимся иностранцем? Или мы просто становимся ближе друг к другу в сговоре против жадного турбюро?
— Нет, Мустафа, — вздохнул я. — Ехать в Абу-Симбел за такие деньги для меня дорого.
— Абу-Симбел? — вроде как удивился он. — Нет, не туда. В Абидос.
Настала моя очередь демонстрировать удивление:
— В Абидос?! За полторы? Может, лучше за такие деньги просто поплывём на лодке со стеклянным дном? Посмотрим кораллы. Уложимся в час с небольшим.
— Ты не понял, — надул Мустафа губы. — Не лодка. Абидос. Храм Сети.
— Я был там, — сказал я раздражённо. — Пару лет назад. Не думаю, что в храме появилось что-то новое. Экскурсия стоила восемьдесят. Чтобы хотя бы заинтересовать меня, снизь цену до пятидесяти.
Мустафа снял и вновь нацепил очки, словно это должно было что-то объяснить.
— Ты увидишь храм ночью.
Я вспомнил жалкую деревушку, щербатые стены, улицу с мусором вдоль обочины. Был ли на ней хоть один фонарь? А светильники в храме? Мне запомнились внутри лишь лучи, проникавшие в полумрак коридоров и залов через отверстия в потолке — плоскими рядами тонких световых струн.
— Зачем? — пожал я плечами. — Я видел там всё. Днём.
— Ночью иначе, — терпеливо втолковывал Мустафа.
Диалог вёл в тупик. Я не наблюдал в переговорах смысла.
— Ты ведь спрашивал о богах? — склонился ко мне гид с видом, будто выложил мелкий козырь.
— Нет, — усмехнулся я. — Не спрашивал. О богах я рассказывал.
Мой собеседник важно поднял палец:
— Теперь сможешь посмотреть.
— Барельефы? Статуи?
Мустафа скривил губы.
— Это для тех, кто днём.
— А ночью?
Он медленно сложил руки на груди и задрал подбородок. На миг мне показалось, будто его толстогубое лицо с горбатым носом стало надменным, как у киношного жреца:
— Это будет настоящий бог.
— Подожди, это костюмированное представление? Или просто шутка? Розыгрыш?
— Увидишь. Что. Хотел.
Каждое слово упало со значением.
Мустафе удалось сбить меня с толку. Чем больше я расспрашивал, тем напыщеннее он выглядел, а объяснения не делались внятнее. Я подумал, что арабы — неплохие психологи и ещё лучшие торговцы: даже подозревая обман, я всё глубже увязал в маячащей сделке.
— Если не увидишь ничего, я верну половину денег. Половину своей доли, — ткнул гид пальцем ниже последнего трёхзначного числа.
Это был козырь покрупнее, и мне пришлось его принять: я прежде не встречал араба, готового расстаться с уже полученными деньгами… хотя бы с их частью. Тут крылся и подвох — гид мог рассчитывать на полную сумму, расстаравшись, или довольствоваться половиной, не делая ничего. Рискнуть? По крайней мере, ничего подобного мне раньше не предлагали. Будет, чем похвастаться… или на что пожаловаться, сетуя на свою доверчивость.
Я вяло попытался торговаться, но Мустафа вновь перешёл к рубленым словам:
— Машина. Полиция. Полиция. Полторы тысячи.
Не буду затягивать пересказ дискуссии. Я дал устное согласие.
— Ты улетаешь через двенадцать дней. Хорошо, потому что нужно ждать. Ещё молодая луна. Должна вырасти. Ночью Абидос, днём отдых, ночью отдых, днём домой. Деньги сейчас не нужно. Потом. Через неделю.
Мы попрощались, и я побрёл на пляж, копить впрок загар и воспоминания о зимнем отдыхе на солнечном пляже.
Вечером я смотрел на молодую луну. В Египте половинка её круга лежит на боку, словно миска. Все европейцы, видящие её впервые, очень удивляются.
∗ ∗ ∗
…Неделю спустя Мустафа встретил меня в лобби. Я успел к этому сроку отвыкнуть от рабочей суеты, обгореть, обзавестись поддельными папирусами для подарков, парой ремней из верблюжьей кожи, ароматическим маслом «без парафина» — словом, всеми самыми необходимыми для путешественника в Египте предметами. Ещё у меня появилась лёгкая грусть: конец отдыха приближался.
— Пора давать деньги, — сказал Мустафа, уведя меня в угол, к диванчикам, под арки с «марокканским» орнаментом.
Я попросил подождать, сходил в номер и принёс хранившиеся в сейфе купюры.
Мустафа пересчитал их, кивнул и убрал в бумажник.
— Всё правильно, — подтвердил он и встал с диванчика.
— Ты дашь мне чек?
— Чек? — изумился Мустафа. — Чека нет. Это не фирма.
— Просто так я не согласен. Я отдаю тебе доллары. Что остаётся у меня? Твоё слово?
Мустафа вздохнул, присел к низкому столику и достал из папки листок, близнеца того, что послужил носителем для столбика из чисел. Ненадолго задумался и стал быстро покрывать бумажку строчками рваной арабской вязи. Закончил и протянул записку мне. Крючки были выписаны небрежно, каждый имел тёмную точку, начало, от которой, бледнея до исчезновения, змеились хвостики. Они были похожи на дохлых головастиков.
— Это расписка, — объяснил Мустафа. — Вот здесь указана вся сумма, а тут — сколько к тебе может вернуться.
Я посмотрел. Считается, что мы пользуемся арабскими цифрами, но ни одной из них я на бумажке не узнал. Ох, уж, эти стереотипы.
— Выезд во вторник, в два дня, — напомнил Мустафа. — Возьми с собой копию паспорта. Ценности оставь в отеле, много денег не бери. И не забудь тёплые вещи. Ночью холодно.