АМФЕТАМИН ФЕН наркотик Лакано

• • • • • • • • • • • • • • • • •

• • • • • • • • • • • • • • • • •

Гарантии ❗ Качество ❗ Отзывы покупателей ❗

• • • • • • • • • • • • • • • • •

👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇

Наши контакты:

▶️▶️▶️ (НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ)️ ◀️◀️◀️

👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆

• • • • • • • • • • • • • • • • •

🚩 ИСПОЛЬЗУЙТЕ ВПН (VPN), ЕСЛИ ССЫЛКА НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ!

🚩 В Телеграм переходить только по ссылке что выше! В поиске тг фейки!

• • • • • • • • • • • • • • • • •

АМФЕТАМИН ФЕН наркотик Лакано

By using our site, you agree to our collection of information through the use of cookies. To learn more, view our Privacy Policy. To browse Academia. Психоделика литературного текста в творчестве П. Пепперштейна и группы 'Инспекция 'Медицинская герменевтика''. Log in with Facebook Log in with Google. Remember me on this computer. Need an account? Click here to sign up. Download Free PDF. Elena Kusovac. Исторические обстоятельства, смена режимов, распад СССР и «прорыв» на Запад привели к некоторым особенностям в развитии психоделической культуры в российском художественно-литературном пространстве. Эзоте- ризм и мистицизм Серебряного века, искусство авангарда вместе с одино- чеством и изоляцией повлияли на творческое развитие русских художников. Все это привело к долгожданному освобождению фантазмов и созданию параллельной реальности. Воспитанные на традициях литературы футуризма, зауми и абсурда, под влиянием мистическо-метафизических произведений Мамлеева и Кржижа- новского, экспериментируя с дискурсивными практиками не без влияния Фуко, Делеза и Гваттари, а также поддерживая лакановскую концепцию, в которой «бессознательное структурировано как язык», конец х и е годы проходили в формировании психоделического реализма — «направле- ния в искусстве х годов, использующего традиционные классические формы реалистического искусства без каких-либо заметных сюрреалисти- ческих или иных смещений для наполнения их галлюцинаторным содержа- нием практически невидимым для непосвященного зрителя. Направление представлено работами И. Дмитриева, С. Ануфриева, П. Соболева, А. Смирнского, Л. Блок, Д. Луканина и др. Наряду с этим термином, в кругу московских концептуалистов формируется и термин «пси- ходелический концептуализм»: по всей видимости, психоделический концеп- туализм пришел на смену «романтическому концептуализму» х — начала х годов. Он представляет собой критические и эстетические манипуляции с психоделическим материалом будь то коллективного или личного свой- ства. Источником этого направления в московском концептуализме можно по мнению Медгерменевтов считать роман А. Монастырского «Каширское шоссе», а также те акции «Коллективных действий» и Андрея Монастыр- ского и комментарии к ним , которые непосредственно связаны с опытом, описанным в романе Монастырского. Кольриджа, «Исповедь англичанина, любителя опиума» , Т. Арто5, «Ис- кусственный рай» Ш. В этих литературных произведениях описывается сам процесс использования психотропных препаратов и их воз- действие на психику употребляющего субъекта. В начале XX века во многих произведениях русских поэтов и писателей присутствует наркотическая тематика: у А. Блока, Н. Гумилева «Путешествие в страну эфира», , М. Булгакова «Морфий», «Зойкина квартира» , М. Агеева «Роман с кока- ином», Монастыр- ский. Брюсова, например, в его рассказах «Сестры» и «В зеркале», в ко- торых герои пребывают в грезах, на грани между сновидениями, видениями и реальностью. Некоторые стихотворения Д. Хармса и А. Введенского также можно считать примерами психоделического текста6, как и произведение Г. Иванова «Распад атома» Психоделические состояния подразумевают измененные состояния со- знания под влиянием или без влияния психотропных препаратов. Они могут включать в себя галлюцинации, разные типы видений, мистические состо- яния, вызванные экстазом, трансом, эйфорией, особым методом дыхания pranajama, медитациями над абстрактным понятиями или пустотой часто встречаемые в йогических и дзенских практиках , или могут быть вызваны психическими отклонениями: паническими атаками, неврозом, шизофре- нией, эпилепсией. Такие «проблески высшего бытия», происходившие без влияния каких- нибудь психотропных препаратов, описывал и А. В Советском Союзе многие основные источники наркотического дис- курса были недоступны, за редкими исключениями самиздатских публика- ций как правило, и они возникли только в период перестройки во второй половине х гг. В то же время художники вокруг НОМЫ11 увлекаются чтением отечественной фантастики, а потом зарубежной, жан- ром фэнтези и психоделической литературой, прежде всего прозой Роджера Желязного, Филипа Фармера, Майкла Муркока, Филипа Дика. Гланц в тексте «Литература и измененные состояния сознания» раз- личает несколько семантических областей, которые формируют психодели- ческий текст: автобиографический документализм, феноменология памяти, Pleasures and pains, экзотику и эротику, божественные откровения, поэтику и политику. Некоторые из них являются существенными для дальнейшего анализа психоделических текстов Медгерменевтов и самого Пепперштейна. Говоря о автобиографическом документализме, Гланц считает, что «практи- ка зарождения жанра освобождается от изначальной логики аутентичного опыта и становится признаком жанра» Если мы внимательно прогрузимся в чтение текстов Пепперштейна, то обнаружим, что измененные состояния сознания, грезы и так называемый «bad trip», в которые попадают герои, навеяны и личным опытом самого автора. Однако, описание наркотических путешествий героев в «Диете старика» и в «Мифогенной любви каст» далее МЛК не несет признаков «автобио- графического документализма», характерных для психоделической лите- ратуры Бодлера в «Искусственном рае», де Квинси в «Исповеди», Хаксли в «Дверях восприятия» или Монастырского в «Каширском шоссе». Кроме того, для психоделических текстов характерно и алогичное развертывание сюжета, парадоксальность, гротеск, эффект нарушенного ожидания, фантастика, повышение зрительных и аудитивных восприятий, подчеркнутая эмоциональность при описывании, кинематографичность литературного текста, религиозные или фантастические видения. Кинематографичность литературного текста рождается в следствии ярких живописных эпизодов — то ли сновидений и галлюцинаций, то ли «реальных» событий — которые возникают мифически и развертываются вне причинно-следственных законов. Хронотоп психоделических текстов характеризуется разрушенным представлением о пространстве и времени. Вокруг было бесцветно. И было тесно. Дунаев, будто таблетка в пищеводе, стал скользить куда-то. Неожиданно он стукнулся обо что-то темное головой и завертелся» Не случайно сам Пепперштейн говорил, что «Мифогенную любовь каст» хочется экранизировать в стиле голливудских фильмов: «Эта литера- тура в каком-то смысле призвана компенсировать отсутствие в современной России Голливуда. Его онирические путешествия позволяют нам говорить об особом про- странственном континууме, об эластичном гиперпространстве, которое само пульсирует, как живая материя. Это гиперпространство появляется как отдельный Универсум, в котором логика, правила, норма, ожидаемость не существуют: «И в поле зрения возникла деревянная поверхность, рас- крашенная и сверху залакированная. Эта поверхность треснула и немного разошлась. Под ней оказалась такая же, по которой тоже пошла трещина. Яркие веселые поверхности открывались одна под другой, только слегка отличаясь в узоре раскраски» Зрение и восприятие увиденного, как и отношение между видимым, не- видимым и воображаемым, становятся ключевыми категориями и в творчестве «Коллективных действий»: «появление объекта восприятия в наших акциях происходит из невидимости через неразличимость, что требует известной аккомодации зрения воспринимающего. Этот прием дает возможность со- гласовать психические и эмпирическую зоны демонстрационного поля» Искаженное восприятие бытия Монастырский описывал и в «Кашир- ском шоссе»: «Однако, тогда этот эффект, как бы отсутствия во внешнем мире, выпадения из него, был весьма приятен и комфортен, я чувствовал какую-то безопасность: внешний мир как бы изолирован, он не может при- чинить вреда, ибо как-то чудесно замедлен и умален в людях и в предметах, подавлен моей раздувшейся ментальностью, стихией ума, которую я тогда воспринимал совершенно эмпирически» Гланц справедливо замечает, ссылаясь на «Haschisch in Marseille» Беньямина и приводя пример из «Сингапура» Сапгира, что предметы, по- зволяющие героям изменить состояние сознания, принадлежат оптическим наборам, и в данном случае «призмам». Интересно, что и Фрейд в «Толкование сновидений» сравнивает психику с оптическим аппаратом, наподобие микроскопа или камеры. Еще только на могилах умерших лунатиков растут, больше нигде. Заискрились, заблестели глаза атамана. Он поднес ко рту стакан и отпил глоточек, затем передал питье Дунаеву. Тело стало совсем детским, портативным, складывающимся, как легкая сухая линейка. На вы- светленной плоскости он быстро превращался в букву — сначала это был замысловатый родовой вензель, но избыточные завитки втягивались в тело основной буквы, росчерки подтягивались к центру, сворачивались. Вскоре это была строгая четкая буква К — начальная буква его фамилии. Но вот две боковые косые черточки сложились, втянулись обратно в основной столбик буквы, и Кранах стал линией, точнее, он стал отрезком, и он становился все тоньше — его края таяли, как края обсосанного леденца, слизываемые белизной, только в центре отрезка еще теплилось черное. Он сокращался до точки. И он стал точкой — одинокой точкой на бескрайней и неопреде- ленной поверхности» На примере следующего отрывка текста мы сталкиваемся со множе- ством приемов, на основе которых формируется психоделическая поэтика: замедлением времени, уменьшением героев, перспективы наблюдения, яр- ким воображением, детализацией изображения, «уничтожением» монокля и образованием пустого места, но одновременно и агента, превратившегося в «оптического диверсанта», чтобы он в конце концов, став частью бинокля, образовал расстроенное, фасеточное зрение, что снова отсылает нас к фор- мированию шизодискурса в этой раздвоенности фокуса. Герои рассказов Пепперштейна отличаются выраженной прозрачно- стью и непостоянством, поэтому более похожи на фантазмы, чем на героев. Иногда они являются в качестве катализатора, стороннего зрителя, соучаст- ника в развертывании сюжета. Гланц определял его героев как «психоде- лических агентов», свободно путешествующих в метафорических и семио- тических пространствах собственного сознания. Дунаев обратим внимание на семиотику его имени «течет» сквозь текст, и, благодаря этой текучести, плавности, колоб- ковости, видоизменяемости, становится возможным его качание из стороны в сторону и приспосабливание к тем волшебным обстоятельствам, в которые он попадает в своих фантастических путешествиях. В этом контексте его уместнее сравнить с Алисой, с той лишь разницей, что его «гибкость дви- жения» и кинематографическая быстрота перевоплощений приводят героя к «мерцательности». Пеп- перштейн описывает сюжет романа следующим образом: «все, что описы- вается — это его Дунаева психическая реакция, которая к реалиям войны не имеет никакого отношения Это как бы потерявшаяся душа, которая не попала в ту реальность, которая заслуживает к себе благоговения. А по- пала в некоторую психическую квазиреальность, про которую герой даже не знает, что и думать. Он постоянно находится в колеблющемся состоянии: то ему кажется, что от него зависит все, что это— крайне важный магический план бытия, а временами он решает, что это — ничего не значащий бред» О психоделике Пепперштейна надо говорить не только в связи с при- менением психоделических веществ, но и с введением психоделической практики в его творчестве в целом. Она захватывает и литературный текст, и весь культурный код — от элитарной до массовой культуры. В психоде- лическом референтном поле Пепперштейна выступают и детские сказки, и образы МЛК , частушки МЛК , американская поп-культура и русская попса «Военные рассказы» , субкультура, советские мифы, псевдо-научная форма текста, философичность «Идеотехника и рекреация» , сновидения и воображения. Его тексты превращаются в «онейророман», в котором бессознательное выступает на первый план, независимо от того, заходит ли речь об инди- видуальном авторском бессознательном или о коллективном, поскольку они неразделимы в авторской концепции. Виктор Мазин под «онейрореально- стью» понимает «реальность, которая сопротивляется логике повседнев- ности, логике, яви» Говоря об индивидуальном и кол- лективном бессознательном, Фрейд считает, что бессознательное всегда и индивидуально, и коллективно До сих пор мы говорили о пограничных состояниях сознания автора и лирического субъекта, но большинство произведений Пепперштейна мож- но считать психоделическими, особенно роман МЛК. Самым главным в связи с психоделическим текстом является выражен- ная суггестивность и воздействие на читателя, при которых сам читатель, у которого функция восприятия растет быстро и резко, является объектом авторского текста. В зависимости от степени воздействия текста на читателя, можно говорить о появлении, интенсивности или отсутствии так называемо- го пси-эффекта Георг Черный в своем исследовании «Введение в теорию психоделики» считает, что «в психоделическом тексте микрофрагменты, воздействующие на сознание читателя, расположены таким образом, что они усиливают друг друга, и в результате — при чтении такого текста воз- никает тот самый лавинообразный эффект, который и приводит к появлению пси-эффекта, выражающегося в очень быстром иногда, почти мгновенном изменении состояния сознания читателя» Поэтичность повествования, аллитерации при образовании придуман- ных слов, элементы повторяемости, экспрессивность образов, семантики и стилистики, многообразие и смешанность нарративов, имеющих в основе «реальные» приключения героев или образованные из их снов, галлюцина- ций или видений, повышают силу восприятия и усиливают нервную напря- женность читателя, развивая его сосредоточенность на резких неожиданных поворотах. Возникающее у читателя чувство эстетического наслаждения и коми- ческий эффект согласуются с терапевтической функцией текста и повы- шенным чувством эйфории, захватывающей читателя. Этому способствуют доминирующая в тексте экзотика и эротика42, которые, по мнению Гланца, тоже считаются неотъемлемой частью психоделических текстов. Тот факт, что роман МЛК писался двумя людьми, в соавторстве, расши- ряет цепочку автор-текст-читатель до автор-соавтор-текст-читатель. Соавтор является и автором, и первым читателем слушателем текста. Он своим текстом одновременно достраивает элементы повествования, переходя из ка- тегории зрителя, созерцателя или слушателя в активного участника — со- автора. Таким образом, пси-эффект одного автора переходит на другого и своим воздействием порождает новый текст. Диалогичность в этом смыс- ле строится между текстами, а не авторами, что напоминает совместную философскую концепцию Делеза и Гваттари: «мы дополняли друг друга, деперсонализировались один в другом, являлись сингулярностями по отно- шению друг к другу». Там, где двое, — там толпа. Второй том «Капитализма и шизофрении» начинается со слов: «Мы написали «Анти-Эдипа» вдвоем. Поскольку каждого из нас — несколько, то была нас целая толпа» Для них было важно коллективное творчество. Они, подобно Делезу и Гваттари, создавали свой герметичный и загадочный язык сначала в рамках МКШ, а потом и в МГ и порождали новые термины и понятия, связанные с психоаналитическим дискурсом. Коллективное творчество являлось методом переплетения разнообразных межавторских дискурсов, спроецированных на собственное исчезновение. Соавторство как метод впервые был рассмотрен в — гг. Скерси- сом и Захаровым, предложившими некоторым московским художникам Мухоморам, группе «Коллективные действия», Жигалову и Абалаковой, Алексееву и др. О взаимосвязанности между индивидуальным и коллективным бес- сознательным в рамках группы писали и Г. Юнг и Э. Нойман: «Существует постоянный взаимообмен между коллективным бессознательным которое живет в бессознательном каждого индивидуального члена группы , культур- ным каноном который представляет коллективное осознание группой став- ших догмой архетипических ценностей и индивидуальными творческими членами группы в которых обретают форму и выражение новые комплексы коллективного бессознательного » Таким образом, коллективное бессозна- тельное касалось и «коллективного зрения», т. Такую точку зрения В. Оснащая себя телесной оптикой, индивид приобретает навыки группового зрения» Роман «Мифогенная любовь каст» М. Рыклин считал «нирваной кон- цептуализма»: «Его пронизывает редкая в русской литературе эйфория, связанная с исключительно низкой оценкой социального. На точки такого слияния в тексте приходятся пики эйфории; ведь в них внешний мир перестает существовать» Этому способствуют событий- ность, непредсказуемость, фикциональность и эстетическая функция текста. Тонкий гиперреализм, лексическая орнаментика, рельефность слово- форм, геометричность образов, яркая цветовая и световая палитра делают более интенсивным эффект читательского восприятия: «зеленое плоское небо, по которому струились сквозняки, стояло боком, как надломленная игральная карта. Вокруг тихонько шуршала мятая белая бумага; на фоне снега стали вспыхивать и дрожать какие-то разноцветные пятна — розовые, лиловые, синие, изумрудные Живописность образов художника-автора исходят из глубинных лабиринтов снов и галлюцинаций, из длинных кори- доров авторского подсознания, а также из коллективного бессознательного. Еще одна характерная черта психоделических текстов, которая четко выражена в творчестве Пепперштейна, — полиморфность. Многие фраг- менты МЛК могут читаться отдельно как законченный фрагмент и вос- приниматься как целое, и одновременно они могут восприниматься как часть романа. При этом их художественная эффективность не уменьшается, если рассматривать их только как часть целого — наоборот, особенно если речь идет об объемных произведениях. Другими словами, текст МЛК строится как большой пазл, на элементах которого нарисованы целостные, самодо- статочные, независимые рисунки, обладающие собственным значением, но которые преобразуются в мозаике и получают новую семиотическую ценность. Такое «пазлообразование» можно перенести на творчество Пеп- перштейна в целом и поэтому нельзя разделять его творчество на литератур- ное, художественное, теоретическое, кинематографическое, музыкальное. Все формируется наподобие его концептов «одно в другом» и «треснувшей матрешки». Каждый фрагмент самостоятелен сам по себе, но укладывается в общую картину мировосприятия художника. С другой стороны, многие его тексты отличаются безфабулярностью и незаконченностью. Такими концовками характеризуются и дзен-притчи, которые, по нашему мнению, тоже оказали влияние на формирование авторской поэтики. В постструктурализме сам текст становится центром дискурсивных практик, а автор считается второстепенным героем. Его влияние мы ощущаем и в «Диете старика». Таким образом, Препарат начинает выступать как Отец Текста, Англичанин — как Мать Текста, а Текст — как их общее чадо, взволнованно и комично повествующее о своем зачатии и рождении, о своем происхождении» При анализе «Исповеди» Пепперштейн обращает внимание не только на «психоделику колониализма», подробно описанную Де Квинси, но и на т. Интереснее всего то, что в анализе «Ис- поведи» Пепперштейн в своей интерпретации, посредством потока свобод- ных ассоциаций, текст о психоделике превращает в психоделический текст. Этот сюжетный скачок, формируемый на основании ассоциативного восприятия текста, превращает изначальный текст в аналитический текст шизоаналитического типа, что является одним из важнейших концептов Пеп- перштейна. И, как нередко бывает с пепперштейновским текстами, нарратив превращается в галлюциноз, завораживающий читателя, но оставляет всегда «пустое место» в его сознании, когда обнаруживается, что все это — уловка, образованная только для автотерапии. Важно иметь в виду, что в языках не существует стабильных соотноше- ний между знаком и референтом, так же, как между означающим и означае- мым. Именно это свойство языка определяет внутренне присущую любому дискурсу неоднозначность, многослойность интерпретации. Она приводит к появлению бессознательного, основанного на языковой игре, гомофонии и зарождению новых ассоциаций, которые исходят из бессознательного. В этом смысле текст Де Квинси представляет собой означающее, а автор- аналитик является субъектом, который посредством воздействия на текст порождает новый текст из своего бессознательного и формирует новую цепочку, в которой телом препарата в этом случае является текст де Квин- си, который «входит» в тело автора, и конечным продуктом получается тело нового текста. Таким образом, деконструкцией изначального дискурса Пепперштейн как бы приближается к мировоззрению Лакана, считавшего, что под бессознательным «необходимо понимать воздействия, оказываемые речью на субъекта. Бессознательное, по его мнению — «это дискурс Другого» Психоделика, несущая за собой экстаз и разнообразные захватывающие душевные состояния, здесь выступает не только как оборона, щит, забор перед устойчивостью, нормой, системой, но порождает до некоторой степе- ни нечувствительность к злу, что передаётся и читателю, который ощущает насыщенность и, согласно Барту, удовольствие от текста: «чтобы читать современных авторов, нужно не глотать, не пожирать книги, а трепетно вкушать, нежно смаковать текст, нужно вновь обрести досуг и привилегию читателей былых времен — стать аристократическими читателями» Психоделическим является миропо- нимание автора, его взгляд на вещи, а также способ восприятия. В «Военных рассказах» и в «Весне» Пепперштейн фокусируется на пси- ходелическую культуру х, на культуру молодежи, рейвов, освобождения от границ через различные препараты, массовое вхождение в транс на танц- площадках. Пепперштейн не выходит за границы психоделики. Он только меняет средства, в которых эта психоделика функционирует. Она ему служит для преодоления пределов, устанавливаемых диктатурой разума. В начале творчества психоделика обнаруживается в его рисунках, его первые альбомы отличаются психоделической манерой рисования подчеркнутой детально- стью, стилизацией образов до малейших подробностей, фантасмагорией «увиденного», сюрреалистическими образами, искаженной перспективой наблюдения. В х же психоделика в его изобразительном искусстве про- является, прежде всего, как тема «Гипноз» , а потом также становится сквозной темой и приемом в литературном творчестве. В последнее время автор всё чаще обращается к средству, которое лучше всего передаёт пси- ходелику — кинематографу фильм «Звук солнца». Таким образом в своих психоделических исканиях он проходит путь от онейроромана к онейро- фильму. Русский авангард неофициальная поэзия х Московский концептуализм русский постмодернизм.

Марса Алам купить Экстази закладки