А вы точно возьмете меня сниматься в кино потом?
💣 👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
А вы точно возьмете меня сниматься в кино потом?
Главная
Новости
Скандалы
Секс
Ватник LIVE
Интервью
Публикации
Приколы
Совет звезды
Спецпроекты
Фото
Видео
Газета "Бульвар Гордона"
ЕЩЕ
Мода
Афиша
Красота и здоровье
Звезды на Бульваре
Дмитрий ГОРДОН . «Бульвар Гордона» 16 Июля, 2010 00:00
Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
© 2022, компания Androlen Baltic OÜ. Все права защищены.
Введите адрес электронной почты из вашей учетной записи. Система вышлет на него пароль.
× Close
Подпишитесь на наши страницы в соцсетях
- В 88-м, по-моему, году Роман Григорьевич Виктюк поставил у вас абсолютный хит - «Служанки». Если бы воспитанный совершенно в другой школе Аркадий Исаакович увидел их на сцене театра «Сатирикон», что бы сказал, как вы думаете? - Насчет этого спектакля, честно говоря, не знаю, но в свое время он действительно стал переломом в театральной эстетике и психологии.
- Ну да, своего рода даже какая-то революция произошла, но я абсолютно убежден, что ее не стоило повторять. Вообще, возобновлять через некоторое время спектакли - ошибка.
- Не только. Она уже третья по счету, то есть Роман Григорьевич дважды совершил ошибку, но это мое личное мнение. Он большой мастер и сам, наверняка, относится к этому по-другому. Я же считаю, что повторять спектакли неправильно: все это песни, которые должны быть спеты один раз, - в этом смысл театра.
- С другой стороны, и «Принцесса Турандот», и «Синяя птица» идут уже Бог знает сколько, и ничего страшного...
- Что значит: ничего страшного? - я не сказал бы, что это лучший критерий. Знаете, как Григорович ответил, когда его спросили: «А что, разве артисту балета нельзя танцевать в 50 лет?»? «Танцевать, - он сказал, - можно. Смотреть нельзя». То, что «Турандот» идет 80 или 100 лет, для меня лично непостижимо - как на протяжении века можно бороться за качество? Спектакли у нас создаются очень прочно и добросовестно, но я знаю: театр такое дело - чуть отвернешься, и то, что было хорошим, моментально станет плохим.
- Согласен, но это уже не горение, а тление. Постоянно, каждую секунду за этим нужно следить, потому что, как только ослабил внимание, ткань разрушается. Для меня, например, загадка, если спектакль идет даже 10 лет. Срок его жизни...
- ...нет, пять лет: семь - уже, с моей точки зрения, старожил. В репертуаре у нас семь названий - по дням недели. Каждая следующая постановка вытесняет одну из предыдущих, и опять остается семь, таким образом, спектакль идет четыре-пять лет, и мы расстаемся (вот как, говорят, нужно вставать из-за стола с легким чувством голода) с некоторой печалью: «Ах, жалко! Еще бы чуть-чуть...».
- Ваш отец тем не менее «Служанок» одобрил бы?
- Да, безусловно, - это был очень талантливый, восхитительный, роскошный спектакль.
- Вы как-то сказали: «Никто так здорово не говорил об отце, как Путин» - что имели в виду?
- Во всяком случае, здесь, в этом кабинете, он произнес в честь папы прямо какой-то спич.
- Ну, мне трудно об этом судить, но Путин очень искренне, увлеченно и влюбленно об отце высказывался - так мне показалось. Все-таки я актер и фальшь отличаю, то есть «безумен я лишь при норд-норд-весте. Когда же ветер с юга, я отличаю сокола от цапли» ( цитирует «Гамлета». - Д. Г. ). Наверное, мне можно пустить пыль в глаза, но хочется думать, что обмана тут не было.
- Путин был бы хорошим актером, как вы считаете?
- Судить не берусь - все-таки это другое. У нас разные профессии, понимаете?
- Ваша сестра Екатерина много лет играет на сцене Театра Вахтангова - какие у вас отношения?
- Она уже много лет в Театре Вахтангова не играет, хотя в труппе его числится (там есть, к сожалению, актеры, не задействованные в репертуаре). Катя участвует в спектаклях, которые ставит, живя в Монреале, бывшая моя сокурсница Аня Варпаховская.
- Да, Леонида Викторовича Варпаховского.
- Он же в Киевском театре Леси Украинки работал...
- Совершенно верно. Спектакли эти репетируются сначала в Канаде, затем их провозят по США, а потом они приезжают к вам в Киев и идут, как мне рассказывали, с большим успехом.
- Екатерина Аркадьевна - хорошая актриса?
- Вы чувствуете себя родными людьми?
- У вас много общего? Вы показываете друг другу свои работы, общаетесь на профессиональные темы?
- Мы, к сожалению, редко видимся, потому что я очень занят, а вообще-то, и дочь свою, и жену вижу реже, чем мне хотелось бы...
- Нет, это нехорошо - я же говорю: «Реже, чем мне хотелось бы», но это общение все-таки не так редко и дефицитно, как с Катей. Хотел бы, конечно, и с ней видеться чаще, но так получается...
- Вы где-то обмолвились: «Я, конечно, диктатор, но добрый» - считаете себя худруком авторитарным? - Естественно, просто руководитель другим быть не может — иначе он не на своем месте.
- Утверждают, что на репетициях вы дико на артистов орете и ведете себя порой просто чудовищно...
- Так говорят те, кого я выгнал или с кем был совершенно обоснованно резок, но это другое дело. Обо мне всякие мнения есть, однако бетонная плита, сквозь которую прорастает какой-то росточек, тоже думает, что у него отвратительный характер, - это очень все относительно. Разумеется, кого-то я подавляю и кого-то наказываю, и человек этот вряд ли считает меня хорошим, потому что, скорее всего, уверен, что я не прав, - понимаете?
- Мне между тем рассказывали, что некоторым актерам вы прямо в глаза говорили: «Ты предатель. Пошел вон!» - и выгоняли их из театра...
- Да, это так, есть же вещи непозволительные.
- Ну нельзя не прийти на спектакль, в котором ты - единственный! - занят, только потому, что у тебя съемка. Театр - это место, где ты работаешь, где твои товарищи...
- Конечно. Вот я преподаю в Школе-студии МХАТ, у меня сейчас ребята четвертый курс заканчивают, и я приглашу оттуда, думаю, несколько человек, а предыдущий курс взял целиком, в полном составе. Свои дипломные работы они играли прямо здесь, в нашем театре, и остались вместе с ними в репертуаре.
- Ну да, и вдруг в какой-то момент артист этот, мой бывший студент (он был задействован сразу в нескольких наименованиях), пришел ко мне и сказал, что на четыре месяца должен уехать в Африку сниматься в фильме. «Это исключено, - я воскликнул, - и если они так в тебе заинтересованы, ты, значит, должен возвращаться к своим спектаклям. Пожалуйста, вредничать я не буду: от репетиций тебя освобожу, но играть тут ты должен». - «Они этого сделать не могут». Я руками развел: «Тогда ты не можешь поехать». - «Замените меня». - «Нет, не могу». Чтобы заменить человека (а в нашем театре все вводы, даже в массовку, делаю я лично), нужно минимум две-три недели.
- Не только: у меня и в массовке так называемой тяжело - надо же выучить кучу движений, нюансов. Я не люблю этого примитива: вышел слева, сказал: «Зрасьте!», кивнул и ушел направо, ввод у меня должен быть без потери качества.
Этому актеру я объяснил: «Чтобы вместо тебя кого-то ввести, нужно остановить театр - отменить репетиции, которые у нас по плану идут, и месяц биться только над твоими названиями. Ты этого еще не заслужил, не отработал на театр до такой степени». Он заплакал, все такое, а потом сказал: «Нет, я все-таки буду сниматься». - «Тогда ты предатель, - вскипел я. - Пошел вон отсюда!». А-а-а, он еще спросил: «А потом вы меня возьмете?». Я вспылил: «Не то что не возьму - больше в театр не пущу. Вообще забудь сюда дорогу!».
- Нет, хотя, кто знает, может, и станет. Я, правда, без пиетета к этому ярлыку отношусь: «звезда» для меня - холостое журналистское слово. Другое дело - «артист»: вот это серьезное и гораздо более весомое понятие.
- Ну конечно! Звездой можно стать вообще бесталанному: в тебя вложат деньги, станут показывать каждый день по телевизору - и вот все уже тебя знают и ты звезда.
- ...а артистом у меня надо всерьез работать, потому что... Ну как вам сказать? Не прощает Господь, когда вещь не по-божески сделана.
- Что же вы можете артисту простить?
- Плохо сыгранную роль, какую-то слабость, но, понимаете, в чем дело: предательство - это не слабость, а подлость. Своим товарищам, мне и дому, который ему делал только добро, он приносит зло, причем осознанно, потому что ему в этот момент так выгодно. Это во все времена было нехорошо, и я так сказал, потому что часто слышу: «Да ладно - в какое вы время живете?». Особенно кинематографисты, когда какого-то артиста отпрашивают, любят учить меня жить: «Ну перестаньте! Он будет сниматься, появится на Первом канале, вы порадуетесь...».
- Мне не претит, что человек снимается на Первом канале, но кажется недопустимым, что при этом он еще учится в институте, за который я отвечаю, - я бы на первых двух курсах такие вещи категорически запрещал. Я, вообще-то, не против съемок: у меня все лучшие артисты в кинопроцессе участвуют, что абсолютно нормально. Совмещать это можно...
- Конечно, узнаваемость выгодна: почему бы в «Сатириконе» не иметь знаменитость? Только я против системы, когда звезд берут в театр специально: вот, дескать, он именитый - возьму. Тут много сходства с футболом, ведь сборная мира, куда лучших игроков приглашают, - команда фиговая: у сильных клубов она не выигрывает, потому что общей идеи нет, каждый сам за себя, самодемонстрируется. Побеждает только идея, сыгранность...
- Вы говорите точь-в-точь как Лобановский покойный: «Не команда звезд главное, а команда-звезда»...
- Сыгранная, замечу, команда! Там может и не быть какого-то суперфорварда, но есть то, что воспитано внутри: тренерская идея, взаимовыручка, работа на гол.
Из книги Марины Токаревой «Константин Райкин: роман с Театром».
«Однажды при мне обсуждали одного очень известного режиссера, и я сказал (хотя очень редко позволяю себе такую оценку): режиссер он талантливый, но человек нехороший... Тут же услышал: а как же, мол, гений и злодейство? Так то ж гений, ответил, а вот талант и злодейство - вещи вполне совместимые.
Я много знаю таких насмешек природы, когда человеку дан огромный талант, а он ведет себя как мерзавец. И никогда не получается. Никогда! Вектор справедливости направлен иначе, высокого не добиться, если ты дерьмо. С обывательской точки зрения какого-то успеха он, конечно же, добивается, но по сравнению с тем, что от него Бог хотел, ерунда же это все. Он, может, в гении был уготован, но уж очень по-человечески слаб оказался, падок на злодейство...
Фоменко как-то воскликнул в запальчивости: «Люди безгрешные меня вообще не интересуют!», но в таком случае его не интересуют те, кого не бывает в природе, поскольку все в нас так перемешано... Ощущая божественное в себе, в себе же и другое ощущаешь, и хороший человек - не тот, кто плохих мыслей не имеет, а тот, кто с ними как-то справляется: колоссально важна сама эта работа души.
Иногда, конечно, думаешь, - робко так - что, может, ты лучше других...».
- Вы не опасаетесь приглашать в свой театр знаковых режиссеров: Виктюка, Стуруа, Фоменко, Фокина...
- Хм, а чего мне бояться? У меня получилось!
- Неужели не беспокоило никогда, что они поставят что-то намного лучше, чем вы, и сравнение будет не в вашу пользу?
- Дело в том, что таких амбиций у меня нет, я по-другому на все смотрю.
- Вы в первую очередь рабочая лошадь?
- Видите ли, я был партнером замечательных артистов, с Аркадием Райкиным на одной сцене играл, и у меня на сей счет есть своя философия. Знаете, как лучше всего выделиться по-умному, чтобы выглядеть хорошо? Надо кого-то любить. Если в ком-нибудь из коллег ты души не чаешь, это безумно тебе идет. Когда ко мне приходили замечательные режиссеры, я иногда работал у них артистом. А иногда не работал - просто смотрел со стороны. Во-первых, я учусь...
- ...к тому же еще не вечер. Все течет, как-то меняется, а во-вторых, у меня есть своя шкала. Да, он замечательный мастер, и чему-то я у него научился, а чего-то он не умеет делать, как я. Когда здесь работал Стуруа, когда ставили Фоменко, Фокин, Машков, бесподобный Бутусов? Во времена Константина Райкина. Это у меня орден, если уж так подходить....
- Вы замечательно только что сказали: «Я с Аркадием Райкиным играл»...
- Ну да, и как-то находил себе рядом с ним место. Я был ему хорошим партнером, видел: ему со мной нравится. Когда мы кого-то любим, и сами хорошее впечатление производим, а если же как-то себя демонстрируем - зачастую выглядим пошло, глупо, напыщенно, необаятельно... Человека, вообще, очень красит то, что в кого-то он вкладывается, - мне кажется, нужно это понять и ради своей же выгоды понукать себя кого-нибудь полюбить.
- Вы признались в одном из интервью, что Виктюк - самый выдающийся режиссер из всех, с кем работали...
- Да просто я никогда такого не говорил.
Из книги Марины Токаревой «Константин Райкин: роман с Театром».
«Служанки» стали первым спектаклем нашего театра после смерти папы, и мы с огромным трудом избежали с ними кораблекрушения, а семя, которое нам бросил Виктюк, упало на невероятно фанатичную почву. Три месяца мы репетировали как сумасшедшие. Часто без него! И прогоняли без него!
Он нас посещал. Иногда. Хотя все, что там есть, придумано им.
«Служанки» имели для нас огромный смысл - они сразу сломали шею стереотипу. Мы объездили с ними весь мир, и везде они пользовались невероятным, феерическим успехом, но играть в «Служанках» я не любил. Мне казалось, этот спектакль работал на зло, на рождение чего-то черного в зале, он не Божескому служил, и все же я рад, что с Виктюком столкнулся. Это у меня родило множество всяких раздумий и мук, это было мне нужно. Он безумно талантливый человек и настоящий мастер, он дал нам громадную школу, но, как по мне, этот опыт нужно получить один раз...».
- Кто же для вас режиссер номер один?
- Нет, я против такой постановки вопроса. Не потому, что Роман Григорьевич хуже всех, нет, он бесподобный мастер, и это огромная школа - у него работать. Я, например, играя в его спектакле, получил некоторые навыки, которые до Виктюка мне никто не мог сформулировать, а он - пожалуйста, и я на всю жизнь это запомнил. Он, может быть, даже сам...
- ...все забыл и вообще не придает этому значения, а я от него перенял немало каких-то приемов, которыми с тех пор пользуюсь, передаю другим актерам и, кстати, как правило, подчеркиваю, что меня этому научил Виктюк. У него, например, потрясающе интересные отношения с текстом, уникальный, необычный подход к сценическому текстопроизношению (есть, правда, люди, тоже в этом смысле неслабые, - Петр Наумович Фоменко, к примеру)...
- Нет, именно его подход к тексту больше всего меня поразил - в этом смысле Роман Григорьевич - потрясающий мастер. Притом, как по мне, с ним надо работать всего один раз - на второй тебя просто не хватит, потому что лично для меня он человек очень трудный, в некотором смысле непреодолимый. Повтора поэтому не получилось, и Бог с ним! - зато осталось ощущение совершенно особой какой-то истории. Это была точно любовь, но мой, если хотите, роман с Романом выдался авантюрным, потому что с ним почти невозможно...
Из книги Марины Токаревой «Константин Райкин: роман с Театром».
«...Виктюк был тогда невыездной, одиозный и знаменитый, весь такой нереализованный, беременный идеями. Он носился с какой-то пьесой... Жан Жене, Жан Жене... Я никогда даже не слышал этого имени - это был первый перевод с французского, сделанный Еленой Наумовой.
Он пришел в театр и стал эту пьесу читать. Читал поразительно, и я понял: мы на это пойдем. Хотя сразу возникли безумные сомнения: так все казалось странно и ни на что не похоже...
Начали репетировать. Виктюк сразу же нас завоевал. Работал он, как целый оркестр, и мы, ничего не понимая, только двигаясь за этой его магией, пахали, как умалишенные, не выходя из театра. Ну а дальше он стал исчезать, и в какой-то день, когда была назначена репетиция, вообще не пришел. Я случайно выяснил, что он сидит в «Современнике», и мы все туда кинулись. Вытащили его. Он стал кричать, что его не оповестили...
Он нарушил все сроки. Мы узнали, что он репетирует еще в шести местах. Возникли дикие скандалы с директором - Виктюк стал хлопать дверью и убегать. Первый раз, когда он унесся, я решил, что это конец, а этот конец был еще в самом начале... Боже мой, оказывается, он так привык, но я же не знал тогда этой палитры!..
Он приходил в три раза реже, чем обещал, но было страшно, что он просто пошлет нас к черту и уйдет, а мы уже завязли по горло, уже хотели этой работы...
Иногда он устраивал показательные, при большом количестве народа, репетиции. Жестокое зрелище! Меня он еще немного стеснялся, я был уже известный артист, а из остальных делал котлету при всех, начинал, к всеобщему восторгу зала, острить... Помню, как Колька Добрынин убегал, плакал, потом мужественно возвращался на сцену...
С моей точки зрения, он к репетициям никогда не готовился: прибегал откуда-то и тут же, как штепсель в розетку, - бац! Несколько раз я спрашивал его: почему надо делать так, а не иначе? Он начинал объяснять, я кивал, но понимал, что он обманывает: просто ему надо, чтобы я так повернулся и так улыбнулся, но когда он присутствовал, он заполнял собой все, мы своей игрой на сцене только его обрамляли.
У него манера была - по ходу репетиции он из зала кричал: «Хорошо! Гениально!», а в его отсутствие, как только мы стали повторять найденное, сразу почувствовали: без этого его крика - пустота. Оставшись одни, мы оказались у разбитого корыта.
Тогда мы стали все разбирать заново - нам надо было как-то спастись. Для моих артистов это были первые роли такого уровня, они тоже тонули вместе со мной, и друг другу мы начали помогать. Потом пришел Лева Новиков, сделал гениальный грим, который сразу многое для нас изменил, будто поставил какую-то недостающую точку...
Наступил момент, когда пьесу мы знали лучше, чем сам Виктюк. Мы стали жить в театре. Сюда наши девушки приходили... Но не ко всем. От Кольки жена ушла. Просто не могла поверить, что он настолько занят в театре...
Жили мы так. С восьми, девяти утра репетировали с акробатом по фамилии Лев, который ставил нам начало спектакля - кульбиты, колеса. После этого была танцевальная репетиция до 12-ти. Потом - репетиция самого действа. Перерыв на вечерний спектакль. И после спектакля, переодевшись, с 12-ти ночи мы продолжали работать. Ночные репетиции заканчивались в два, в три часа утра - и так каждый день.
Нас было четверо, мы жили особо тесной компанией, мы знали друг про друга все. Мы страшно сплотились и сошлись - наверное, поэтому нас потом и разметало, как взрывом... У Виктюка такое сплошь и рядом, он умеет взаимоотталкивающие вещи какой-то дьявольщиной соединить, но потом конфликт обязательно происходит, и мы были объединены то ли им, то ли против него, то ли каким-то заговором с ним и против него одновременно. И - страхом провала.
У меня ощущение, что мы прошли между Сциллой и Харибдой каким-то чудом, пронеслись на огромной скорости. Мы бы не просто разбились - о нас бы вытерли ноги. Мы делали спектакль, подобного которому не было никогда. Там не было ничего смешного, ничего сатирического и ничего эстрадного - ничего, что от нас ждали, но и в драматическом-то театре не было ничего похожего...
...Мы еще однажды пригласили Виктюка на постановку... Он тогда выбрал какую-то итальянскую пьесу, в финансировании которой согласна была участвовать фирма «Фенди», но распределения ролей не давал, все бесконечно переносил, нарушал договоренности, поймать его было невозможно. В конце концов это превратилось в такую муку, что я ему написал записку: «Роман Григорьевич! В связи с унижением, которое испытал наш театр, мы вынуждены отказаться от вашего участия в его судьбе. С уважением и т. д.». Эту записку просунули ему под дверь...».
- Абсолютный, и поскольку я человек другой, мне хватило одного раза, чтобы поиметь от него впечатление на всю жизнь. Оно, подчеркну, очень позитивное, потому что в жизни нашего театра Роман Виктюк сыграл громадную роль.
- Думаю, Роману Г
Красивая голая нимфа под водой (15 фото эротики)
Голые сельские девушки (84 фото)
Порно с сисястыми мамками (62 фото)