A general theory of corruption
НеореакцияСамая простая форма коррупции — осуществляемое госслужащими прямое частное налогообложение. Я предпочитаю испанское слово для этой практики: la mordida — укус. Если выгодополучатель укуса — это только кусающий, мы наблюдаем простой мордидизм.
Простой мордидизм — характерная черта крайне слабых государств. Если у государства недостаточно политического влияния хотя бы для генерации центростремительного потока прибыли, оно едва заслуживает своего имени. Государства, демонстрирующие простой мордидизм, как правило, плохо обслуживают своих клиентов.
Более продвинутая форма коррупции (и более распространённая) — сложный мордидизм, её демонстрирует наш руританский douanier. Выгода от взяток течёт к верхушке пирамиды, дополняя или даже заменяя формальную систему налогообложения. Сложный мордидизм более стабилен и опасен, чем простой мордидизм. Это в каком-то смысле институт. Для каждого в этой пирамиде воровство — своего рода профессиональная обязанность.
Тем не менее, это всё ещё характерная черта слабых государств. Поскольку источник потока прибыли в мордидизме — широкая публика, дезинформации тяжело защитить себя от общественного мнения: когда копы берут на лапу, об этом знают более-менее все. Мордидизм очень уязвим к тайным расследованиям, и государство с честными, лояльными и свободными от внешних помех правоохранительными и судебными органами может легко искоренить его.
Когда большинство людей (например, моя любимая НГО, Transparency International) используют слово «коррупция», обычно они подразумевают только мордидизм. Если использовать такой стандарт, в демократиях Первого мира коррупция встречается редко. Однако я считаю, что моё более широкое определение более полезно, потому что другие формы коррупции могут быть ещё более неэффективными. В конце концов, мордидизм — это просто неструктурированное, непредсказуемое налогообложение. Если бы он был смертельно опасным для любых форм продуктивной деятельности, Италии бы не существовало.
Основной формой коррупции в демократиях Первого мира является патронаж. В системе патронажа государство создаёт для своих сторонников ненужную работу (или продающиеся должности) в качестве вознаграждения для них (в самой мягкой форме оно всего лишь распределяет нужную работу сотрудникам, которые отбираются по политическим убеждениям, однако это приводит к всё тому же результату: неэффективности). Патронаж — это не демократическое изобретение (должности продавал ещё Людовик XIV), однако демократии явно довели это искусство до невиданных доселе высот утончённости.
Самая примитивная форма патронажа — розничный патронаж, при котором добивающиеся успеха политические организации напрямую наделяют своих сторонников рабочими местами. Классической формой розничного патронажа в США была система добычи, которая на текущий момент по большей части вымерла (впрочем, различные её формы всё ещё можно увидеть в отдельных профсоюзах, запрещающих предприятию нанимать кого-либо, кроме сотрудников профсоюзов). «Раздел казённого пирога» в современной американской политике — также форма розничного патронажа.
Современное демократическое государство работает по системе оптового патронажа, в которой государство создаёт и/или поддерживает целые отрасли экономики — как, например, было в ситуации с руританской аэрокосмической промышленностью. Преимущество оптового патронажа заключается в том, что по сравнению с как мордидизмом, так и розничным патронажем он выглядит очень гигиеничным. Однако он также и масштабируется намного лучше розничного патронажа. Оптовый патронаж может легко коррумпировать всю экономику страны.
Например, когда мы говорим, что те или иные действия государства «создают рабочие места», мы употребляем терминологию оптового патронажа. Современное всемогущее государство может создать столько рабочих мест, сколько ему нужно. Оно может заставить частные предприятия нанять по дополнительному сотруднику на каждую должность и приказать ему стоять рядом с первым сотрудником на этой должности. Действия государства, которые увеличивают эффективность, на деле уничтожают рабочие места. Возможно, именно поэтому эти действия встречаются столь редко.
Проблема оптового патронажа (которая заодно и объясняет, почему он был доведён до совершенства лишь в двадцатом столетии) заключается в том, что он зависит от крайне амбициозных уровней массовой дезинформации. Радио- или теле-вещание были крайне важной частью его прорыва. Убедить руританцев, что им необходимо отправить руританина на Луну — начинание несказанно дорогое и до абсурда бессмысленное — было в такой же степени достижением в распространении общественной дезинформации, в какой и достижением в аэрокосмической промышленности. Это убеждение было вершиной 150 лет эволюции руританской технологии патронажа.
Теперь мы, конечно, продвинулись дальше. Очевидно, самая развитая форма оптового патронажа в современном мире — энвайроментализм; его также можно назвать экопатронажем. Поднимите руку, если вы знаете кого-либо, кто обязан своим рабочим местом экологическому движению. Поднимите другую руку, если вы знаете больше пяти таких человек. Экопатронаж особенно прекрасен тем, что он создаёт не просто рабочие места, но рабочие места с высоким статусом, «профессиональные». И в последнее время он пустил метастазы, создав целые отрасли «зелёной» промышленности, которые будто бы не имеют ничего общего с Государством. Ах, если бы.
Разумеется, хорошее обслуживание клиентов подразумевает некоторый уровень применения законов по охране окружающей среды. Меня не очень впечатляет идея обнаружить в своём молоке сгустки ртути. Мне нравится, что я могу сесть на лодку на любой американской реке и не беспокоиться о том, что когда я зажгу сигарету, взвесь летучих нефтехимикатов воспламенится и сожжёт меня дотла одним большим огненным шаром. И так далее. Однако мне не кажется излишне циничным ощущать, что производство тысячестраничных «заявлений о последствиях для окружающей среды» при постройке новых зданий в городах слегка отдаёт travail artificiel. Кто знает, что говорят эти документы, кроме «в них будут влетать голуби», но, наверное, что-нибудь они да говорят.
Таким образом, когда мы спорим о проценте экопатронажа в современном энвайронментализме, мы, как говорится, уже выяснили, что система из себя представляет, и всего лишь торгуемся насчёт цены. Опять же, средство, возможность и мотив весьма очевидны.
Другая форма современного высокотехнологического патронажа — эдьюпатронаж: при нём государство спонсирует и поощряет какую-то странную практику, известную под названием «образование». За последние 60 лет традиционные отрасли искусства и науки были целиком ассимилированы высшим эдьюпатронажем. С точки зрения любого исторического стандарта машина эдьюпатронажа порождает искусство и науку в абсолютно ошеломлительных количествах. Среднее качество этих искусства и науки, разумеется, крайне низкое. Хотя определить, каково произведение этих двух странных расходящихся кривых, было бы тяжело, эдьюпатронаж явно поглощает очень умных граждан в значительных масштабах; их труд мог бы создать множество полезных товаров и услуг, если бы они стали частью продуктивной экономики.
Эдьюпатронаж особенно изящен, потому что он убивает двух зайцев одним выстрелом: он одновременно и производит рабочие места, и распространяет дезинформацию, утверждающую о невероятной важности этих рабочих мест. Разумеется, эффективная система эдьюпатронажа может порождать любую дезинформацию и, следовательно, покрывать любую коррупцию. Например, между эдьюпатронажем и экопатронажем явно существует симбиотическая связь.