7. Гуманистический национализм

"Конечно, каждый француз — это варвар, но не каждый варвар – француз."

Петрарка, Инвектива против того, кто хулит Италию, 1373

"Нашими являются триумфы готов, вандалов и франков. Нам принадлежит слава и честь империй, основанных в некогда самых прославленных римских провинциях, и даже в самой Италии, и царственном Риме."

Беатус Ренанус, Письмо Вонифацию Амербахскому, 1531

Не многие люди сегодня могут сказать, что понятия гуманизм и национализм хорошо сочетаются друг с другом. Напротив, большинство сказало бы, что эти понятия находятся в глубоких противоречиях. Такое рассуждение будет выглядеть правильным, если взять за основу общепринятое понимание гуманизма. Последние десятилетия слова «гуманизм» и «гуманист» вызывают позитивные ассоциации с различными мудрыми идеями и действиями, которые содействуют человеческому благосостоянию, утверждению человеческого достоинства и саморазвитию человечества посредством образования. Благодаря такой размытой семантике, кандидаты на почетное звание гуманистов могут быть взяты из числа самых разных людей, включая работников гуманитарной сферы, пожилых чиновников и интеллектуалов. Единственные что должны делать эти кандидаты - позиционировать себя на публике альтруистами и иметь антинационалистическую позицию. Действительно, карикатура на эгоцентричного, безразличного к морали и тупоголового националиста, помогает определить гуманиста сегодняшнего дня от обратного, тем самым компенсируя отсутствие собственного, узнаваемого лица.

С точки зрения историка, современное уподобление гуманизма гуманитаризму  и превращение гуманистов в благодетелей и мультикультуралистов не всегда вызывает возражение. Это становится проблемой только в том случае, когда современное понятие гуманизма путают с историографическим термином «Ренессансный гуманизм». К сожалению, это случается достаточно часто, поскольку современные защитники «гуманистических» ценностей предпочитают возводить свою генеалогию к великим умам, чьё интеллектуальное наследие, по их утверждениям, они поддерживают. Среди «подозрительных лиц», к которым они взывают Джованни Пико делла Мирандола (1463-94), Томас Мор (1478-1535) и - превыше всех – Дезидерий Эразм (1466/69 - 1536). В целом, картины, которые они рисуют в отношении ренессансных гуманистов, не совсем ошибочны, однако они имеют тенденцию к избирательности. Но более всего им не хватает исторического контекста.

Пока Эразм изображается как любитель мира и противник национализма, осуждающий воинственность европейских политических элит, большинство не обращает внимание на то что острие его критики было также направлено против его собратьев-гуманистов, которые превозносили воинов как национальных героев. Никто из тех, кто защищает гуманизм с позиций сегодняшнего дня, не обращают внимание на тот факт, что Ренессансные гуманисты почти не хвалили Эразма за то, за что хвалят его сегодняшние. Его коллеги-ученые почитали его как блестящего знатока латыни и превосходного филолога, а некоторые, также, как и выдающегося богослова. Его политическое мировоззрение нажило ему больше врагов, чем почитателей, это делало его в их глазах аутсайдером политических процессов, что не прибавляло ему престижа на протяжении всей жизни. Ульрих фон Гуттен (1488-1523), другой изящный поэт-гуманист и полемист, даже третировал его, называя «немецко-французским ублюдком», поскольку тот отказывался открыто заявлять о свое национальный принадлежности.[1]

Принимая во внимание всё это, если мы хотим использовать термин «гуманизм» для описания литературного и научного движения эпохи Возрождения, мы должны отделять его значение от того, которое используется сегодня в публичных выступлениях, СМИ и нравственной философии. Как только различие будет проведено, мы также сможем по-новому обозначить соотношение понятий национализм и гуманизм в европейской истории. По иронии судьбы, историческая связь между ними прямо противоположна тому, во что хотели бы верить те, кто сегодня называют себя гуманистами.  Когда эльзасский гуманист Беатус Ренанус (1585-1647) с гордостью заявлял, что варварские вторжения готов, вандалов и франков в Римскую империю были достижениями германской нации, он был более представителем гуманистической политической культуры, чем его хороший друг Эразм.

Чтобы уложить взаимоотношения между гуманизмом и национализмом в одну короткую формулу, мы можем позаимствовать другую цитату, находящуюся вначале этой главы, сохранив её структуру, но изменив ее содержание: каждый националист в эпоху Возрождения был гуманистом, но не каждый гуманист был националистом.

Эта глава начинается с обсуждения ренессансного гуманизма, для того чтобы ясно понять его исторические особенности и значение. В дальнейшем будет уделено особое внимание саморепрезентации гуманистами себя как общественных лидеров и заметному разрыву между политическими ролями, на которые они претендовали и теми ролями, которые отводились им политическими элитами. Этот разрыв позже послужит объяснением почему гуманисты расширили уже существующий национальный дискурс до национализма (согласно моему определению, данному в Главе 3.5). Развитие гуманистического национализма будет описано в два шага. Вначале я проанализирую как итальянские гуманисты Возрождения конструировали соотношения между понятиями «Родина» и «чужие страны», затем расскажу, как относились к этим конструкциям гуманисты зарубежных стран. Главный тезис будет заключаться в том, что только реакция французских и немецких гуманистов на их итальянских коллег, породила концепт многомерного соревнования самостоятельных наций – другими словами, привело к возникновению национализма. 

[1] Hutten, Cum Erasmo Roterodamo, Presbytero, Teologo expostulatio , 239.