6 февраля 1988 года

Во время заседания Комитета по бюджету Нижней палаты японского парламента разгорелся скандал, последствиями которого стали временная приостановка его деятельности в связи с бойкотом встреч со стороны представителей оппозиционных партий, отставка главы комитета и лавина материалов, посвящённых закулисной жизни парламентариев, опубликованных в средствах массовой информации. Причиной скандала стали реплики и обвинения в адрес оппонентов, которые позволил себе политик Хамада Коити 浜田幸一,  возглавлявший комитет, таким образом попытавшийся отразить критические замечания в адрес правящей партии. Когда слово взял представитель Коммунистической партии Японии Масамори Сэйдзи, дискуссия в стенах Парламента приняла не самый приятный для ЛДПЯ тон. Он обратился с вопросами к премьер-министру Такэсита Нобору, касавшимися методов политической борьбы и ущемления прав оппозиции, в том числе находящихся на грани нелегальных. В частности, он спросил, по какой причине правящая партия так мало внимания уделяет инцидентам, связанным с нападением на членов коммунистической партии со стороны активистов ультраправых организаций и представителей криминальных структур.

Масамори заявил, что малое количество успешных расследований подобных происшествий и общая незаинтересованность ЛДПЯ и лояльных партии средств массовой информации в их освещении позволяет предположить наличие «политического курса на то, чтобы отпустить всё по течению». Он использовал словосочетание «оёгасэ сэйсаку» 泳がせ政策, обозначавшее избирательное отношение его политических оппонентов к правонарушениям, потерпевшей стороной в которых выступают, в частности, коммунисты. По мнению Масамори, вместо того, чтобы пресечь противозаконные попытки оказания на них силового давления, ЛДПЯ выбрала стратегию невмешательства и смотрела на это сквозь пальцы, косвенно одобряя данные действия. Это, в свою очередь, с его точки зрения, свидетельствовало в пользу чрезмерно мягкого, если не покровительственного отношения правящей партии к разного рода экстремистским организациям.  Премьер Такэсита ответил тактично, но не особенно вдаваясь в детали, лишь сказав, что никакого «оёгасэ сэйсаку» как элемента политической стратегии у партии нет. Дискуссия продолжилась, но когда слово взял председатель бюджетного комитета Хамада, ответчик и обвинитель поменялись сторонами. Он имел репутацию человека взрывного нрава, не стеснявшего себя ни церемонностью, ни нормами этикета, и не утруждавшего себя выбором слов. В ЛДПЯ к его услугам нередко прибегали в тех случаях, когда в ходе дебатов им требовалась «тяжёлая артиллерия», способная разбить любые доводы оппонентов прямолинейной грубой силой резких слов. Известно также, что вспыльчивый нрав политика успели почувствовать на себе и его прямые подчинённые, и в случае недовольства их действиями он мог пустить в ход не только отборную брань. Хамада подозревали в связях с якудза, и поводов для этого хватало.

До того, как стать политиком, он был близок к главе клана якудза Инагава, три года проработал личным секретарём главного японского криминального авторитета тех лет, Кодама Ёсио, с чьей помощью наладил собственный бизнес, связанный с недвижимостью, а также обзавёлся знакомствами в ЛДПЯ. Первый серьёзный кризис в его политической карьере, однако, был связан вовсе не с этим, но с его азартным нравом. В 1980 году в статусе члена Нижней палаты Парламента он отправился в Лас-Вегас, где просадил огромную сумму в местных казино. Когда его спросили, на что он потратил деньги, и что он вообще делал в Лас-Вегасе, Хамада, смеясь, цинично ответил, что летал на стажировку в местный университет. Освещение этого события привело также к публикации материалов, подтверждавших его причастность к ряду финансовых махинаций правящей партии, и ему пришлось на время уйти в тень, но лишь с тем, чтобы через три года снова выиграть выборы и вернуться в Парламент. 6 февраля 1988 года, услышав обвинения в потворствовании деятельности экстремистских организаций, Хамада и не подумал защищаться, но сразу перешёл к нападению. Он заявил, что если в стране и есть опасная экстремистская организация, то это – Компартия, во главе которой находится убийца Миямото Кэндзи, и если ЛДПЯ кому и потворствует, то левакам, допуская их к политической деятельности.

В своей речи он напрямую назвал тогдашнего председателя КПЯ убийцей, апеллируя к инциденту довоенного времени. Миямото Кэндзи, муж известной писательницы Миямото Юрико, с конца 20-х годов был одним из ярких участников левого движения. В декабре 1933 года его задержали по подозрению в убийстве полицейского. Явных улик, подтверждавших его причастность к преступлению, у следствия, как позже утверждал сам Миямото, не было, однако суд, длившийся несколько лет, приговорил его к пожизненному заключению. После капитуляции Японии он был выпущен на свободу после распоряжения Штаба оккупационных сил об освобождении лиц, осуждённых по политическим и религиозным мотивам, и продолжил политическую деятельность. Хамада, с языка которого с лёгкостью слетали самые разные ругательства и обвинения в адрес оппонентов, в этот раз, однако, привлёк к себе слишком много внимания своими громкими словами. Прямая телетрансляция заседания на его словах прервалась, и вместо парламентской брани зрителям предложили посмотреть очередной эпизод американского семейного сериала «Маленький домик в прериях». Замолчать инцидент не удалось – от Хамада потребовали публичных извинений, однако он отказался их приносить. Лишь после того, как в дело вмешался премьер-министр, Хамада нехотя появился перед телекамерами и попросил прощения у населения.

Свой пост главы комитета по бюджету ему также пришлось покинуть, но не Парламент, откуда он ушёл лишь в 1993 году, превратившись в медийного персонажа и частого гостя разных ток-шоу. Рассказывая на всю страну разные эпизоды из своей жизни и даже периодически исполняя лирические баллады, параллельно он вёл бизнес, причём не всегда легальными методами, из-за чего в 2010 году оказался за решёткой, но уже спустя месяц был выпущен под залог. Несдержанный на язык Хамада умер в 2012 году в возрасте 83 лет. К инциденту 6 февраля 1988 года периодически обращаются исследователи политической риторики и бытописатели Парламента, в частности, Мацуо Масацугу и Кавано Нориюки, которые ставят его в один ряд с другими похожими случаями, когда из-за неосторожных высказываний политикам приходилось приостанавливать свою деятельность.