6. Дом
UrchohiМы дрейфовали второй месяц.
Сначала все шло по плану. Мы прибыли к Шияне с опережением, получили груз — предположительно, тридцать тонн фаниана, — и отправились к следующему месту встречи.
Но по пути нас перехватила Корпорация, полуофициально сотрудничающая с фаниановой индустрией на Шияне. Вернуть груз они не пытались — сразу стреляли на поражение.
Я использовал энергию взрыва, чтобы открыть червоточину — на мизерную долю секунды, времени едва хватило, чтобы проскочить. Куда — я, как и в прошлый раз, не знал. Координаты были случайными, уже теперь не намеренно, и система навигации больше не работала.
Из того, что работало, осталась только система жизнеобеспечения. Остальными мы пожертвовали, собирая с них крупицы энергии, чтобы генератор воздуха заработал хотя бы вполсилы. Пищевой синтезатор давал что-то, что могла бы есть только Шакту, хотя Тик пытался сделать из этой сомнительной массы хоть что-то питательное — в основном добавляя фаниан и поглощая как есть. Искусственная гравитация не работала.
После трех дней такого состояния все единогласно решили, что любая тюрьма лучше, чем это, и включили сигнал бедствия.
Через две недели его пришлось перевести в радио-режим, чтобы экономить энергию. На преодоление скорости света ее уже не хватало.
Поначалу Айхас постоянно твердила, что мы умрем. На четвертый день она забилась в угол одной из двух единственных кают и ни на что не реагировала. На пятый она проявила удивительное спокойствие и начала помогать нам с Шакту в починке всего, что еще можно было починить.
Шакту, тем временем, становилась все более нервной. До меня дошло, что она использует свою телепатию, чтобы успокоить Айхас.
Мы, в свою очередь стали постоянно думать о еде. Удивительного было мало: весь экипаж был постоянно голодным.
Но я не осознавал, насколько силен голод у эхха.
Очевидно, у нее не оставалось ни сил, ни концентрации контролировать свои способности. За полтора месяца она съела все несъедобное, и мы все равно чувствовали ее голод. Я не нуждался в еде первые две недели — особенно в невесомости, — а Эхья строго следили за своей и нашей нормой, но запасы все равно уменьшались быстрее, чем ожидалось.
Однажды Шакту откусила кусок кабеля, который мы до этого долго чинили, Эхья это разозлило, и Тик вколол ей что-то, от чего она спала несколько дней.
Айхас в них вернулась в свое первоначальное состояние тихой паники.
Как всегда, Тик был единственным, кого это, казалось, никак не затрагивало. Он экспериментировал с продуктом синтезатора, читал книги и заводил непринужденные, на его взгляд, разговоры.
За эти полтора месяца я выучил все его книги наизусть, вместе с языками, на которых они были написаны. Тик был единственным, кто отвечал на мои вопросы о Внешнем Космосе и путано рассказывал, как он был на Земле, с которой скопирована и Твердь, и множество других цивилизаций, и как его похитили существа, чьей целью было сделать его счастливым, и как он понемногу сходил с ума после такого, но больше уже не сходит, потому что некуда. Мне стало неловко за свои вопросы, но ему, кажется, наоборот нравилось рассказывать обо всем, что он испытал, даже когда я не спрашивал. Он даже рассказал мне, как умер: это была какая-то из войн Альянса, он был полевым врачом. Последнее, что он помнит — ощущение пробитого черепа, а первое, что он помнит — пробуждение в поле с высокой травой, и голос, спрашивающий, как он хочет продолжать свою жизнь после смерти…
Вероятно, мы бы не выжили эти полтора месяца без Тика. Каждый день он обкалывал нас сыворотками и микстурами и составами собственного изобретения, после которых мы могли двигаться, дышать, и чуть меньше хотели есть. От этих инъекций у меня, правда, клоками лезли волосы, и Тик сразу же запихивал их в пищевой синтезатор как источник белка.
Эхья стали еще более сдержанными и почти перестали разговаривать, кроме приказов.
Один раз я поймал через Шакту то, что, я предполагаю, было эхом их мыслей. Это была тяжелая, тягучая тоска по чему-то родному.
Я вспоминал Твердь. Как себя чувствует мама, зная, что отец меня нашел — и упустил снова? Не удивлюсь, если теперь меня считают погибшим. Если крушение нашего шаттла хоть где-то зафиксировано… скорее всего, так и есть.
Если я скучаю по родному дому внутри собственной галактики… как себя чувствует существо родом из другой?
Я старался не унывать. Среди нас был очень усталый телепат; уныние — роскошь, которую я не мог себе позволить.
Однажды я задумался о том, как настроение Тика влияет на общий фон, но выяснилось, что он давно имплантировал себе пси-защиту прямо в череп. Он предложил установить мне такую же — и по тому, как закатила глаза Айхас, я не был первым, кому он это предлагал.
Одним прекрасным вечером — или днем: даже я начал сбиваться, — на наш сигнал бедствия ответили.
Айхас подпрыгнула выше головы — благо, в невесомости это было нетрудно. Она чуть не разбила голову об одну из поверхностей — то, что когда-то, с гравитацией, было полом, — но Шакту поймала ее, и Айхас в порыве чувств кинулась ей на шею, стиснула и расцеловала прямо в глаза и щупальца. Шакту не сопротивлялась.
К ним присоединился Тик, обнимая обеих неравными руками, и они с Айхас пустились в пляс, веселясь и хихикая, пока Шакту держалась щупальцами за стену, одновременно пытаясь удержать этих двоих, чтобы они не начали неконтролируемо вращаться.
Эхья, кажется, было все равно. Их выросты на лбу были отведены назад, что, как я успел понять, означало не самые позитивные эмоции.
На наш зов ответил могарский фрейтер. Как из книжки — огромный грузовой отсек, несколько кают, и всего три могарца на борту. Обычно экипаж такого корабля состоит минимум из пяти…
Местный инженер сразу извинилась на ломаном денном и сообщила, что гравитацию под нас она подстроить не сможет, потому что прошлый раз из-за попытки изменить значение все вынуждены были ходить по потолку несколько месяцев подряд, и она не будет трогать то, что и так чудом работает.
Когда могарцы затянули нас в свой грузовой отсек, я как никогда в жизни ощутил вес каждой клетки своего тела, каждого волоса на голове, которых и так меньше осталось, и каждой молекулы воздуха. Неужели так ощущают себя люди без генетических улучшений?
Когда-то я мечтал ощутить нормальную силу тяжести, как на Тверди… Надо быть осторожнее с желаниями. Конечно, на могарских кораблях стандартная гравитация слабее, чем на кораблях Альянса… Но сейчас это не чувствовалось.
Поначалу Айхас и Эхья вообще не могли двигаться. Тик вколол Айхас что-то, после чего ей удалось подняться и сделать несколько шагов — с опорой. В качестве опоры она выбрала меня, и я чуть не упал сам. Эхья остались лежать на полу шаттла, где мы коллективно ожидали прекращения невесомости.
Пока мы добирались до предоставленной нам каюты, Айхас опиралась на меня всем телом. Полтора месяца назад я бы даже не почувствовал — но сейчас я не был уверен, что смог бы поднять даже Тика.
Глядя на Шакту, я решил, что мне повезло. На нее, кажется, единственную почти не подействовала смена гравитации, и все же я ей не завидовал. Своими спинными щупальцами она несла Эхья, которые отказывались даже стоять, а хвостами и руками она тащила сумки Айхас, дополнительно нагруженные фанианом из нашего карго. У сумок отказала антиграв-подвеска. Еще в шаттле Айхас отчаянно пыталась хотя бы сдвинуть их с места, но у нее не хватало сил. По правде говоря, я не был уверен, что хватило бы и у меня.
Тик поначалу двигался странно: его протезы и импланты, видимо, лучше справлялись с навалившейся тяжестью, чем остатки его родного тела, — но практически сразу он сделал себе ту же инъекцию, что и Айхас, и сейчас бежал едва не вприпрыжку.
Наша временная каюта, очевидно, использовалась для всего, чему больше нигде на корабле места не нашлось. Сломанный инженерный сканер, генератор АГ-поля, две пыльные, но, судя по всему, целые униформы могарского флота, куча тряпок неизвестного назначения, и стопка тарелок.
Первым делом Шакту сбросила сумки, положила Эхья на единственную кровать, и в один прием, не жуя, проглотила тарелки, помогая себе длинным двойным языком, измазанным в кислоте. Я, конечно, за полтора месяца на всякое насмотрелся, но все равно поразился эффективности.
— Дура, — устало отозвалась Айхас с пола. Мы с ней сразу легли, где стояли, как только ввалились в каюту. — А если они с нас спросят?
— За что? Это же никому не нужный хлам, — ответила Шакту, уплетая какую-то тряпку. — В крайнем случае отплатим фанианом за все неудобства. От вас не убудет. Вам его все равно в таком количестве лет на тридцать хватит.
Тик разделял приоритеты Шакту. Первым делом он заспешил к пищевому синтезатору — и настолько восхитился самим фактом того, что там есть выбор из нескольких блюд, что я бы подумал, что он никогда раньше не видел синтезаторов с меню…
Или… Что ж. Мне стоит уже перестать удивляться тому, что Альянс не ценит даже тех, кто за него умирает.
Наконец я поднялся, — кажется, к гравитации я уже привык, — и подошел к Тику. У него были какие-то проблемы с пищевым синтезатором, и он выдавал ошибку на могарском, которого Тик не знал. Оказалось, что доступ к меню отсутствует, потому что из всех опций меню был доступен только коговый бульон. Тик не расстроился.
— После длительного недоедания важно не нагружать пищеварительную систему тяжелой пищей! — серьезно сообщил он. — Бульоны и каши — и ваш желудок скажет спасибо!
Наши желудки, пожалуй, были готовы сказать спасибо чему угодно. Айхас ела медленно, смакуя каждую ложку. Эхья сели в кровати, залпом выпили предложенный Тиком бульон и легли обратно, не сказав ни слова. Шакту съела три порции подряд.
— Знаете, о чем я жалею? — спросила она, оглядывая нас. — Что не сожрала вас, когда на вас больше мяса было.
Мы расхохотались. Эхья не отреагировали.
— Не тебя, Тик, — оборвала его Шакту, и он замолк. — От тебя даже я отравиться боюсь.
Я задумался.
Она ведь действительно могла бы… да и не только она. Если мыслить прагматично — я не полноценный член их команды, меня так, может быть, только Тик видит. Полтора месяца они были на грани выживания… я дышал их воздухом, питался их, если можно так выразиться, едой, и сам состоял из множества высококачественных витаминов и нутриентов… у меня не было каких-то незаменимых навыков, — из Айхас и Шакту куда более опытные инженеры, из Эхья — пилот, а из Тика врач.
Но нет, все рисковали собственным здоровьем, а Шакту преодолевала нечеловеческий голод, но никому не пришло в голову…
— Поверь, приходило, — ответила она. — И до сих пор жалею, что не ебнула тебя в самом начале. Но я не хотела расстраивать Тика.
Я поднял бровь. Тик кажется, искренне удивился.
— Только меня? — с разочарованием спросил он.
Шакту повернулась к нему.
— А кого еще. Ты его единственный фанат. Ты, кажется, единственный рад, что его к нам притащил.
— Я?..
Тик соскочил со своего места на полу у ног Эхья и сел рядом, прислонившись ко мне.
— Я твой фанат! — весело сообщил он, задирая голову и улыбаясь во все сорок четыре. Я улыбнулся в ответ. Все-таки присутствие кого-то, кто не хочет тебя убить, настолько рядом — это приятно.
— Можешь считать, что у тебя тоже есть как минимум один, — ответил я.
— Кто?.. — он заозирался. — Где?..
— Я!
— Смерть Создателям, какая мерзость, — едва не сплюнула Шакту. — Найдите себе отдельную комнату, или ведите себя нормально.
Я расхохотался.
— Тебе надо было меня сожрать, когда у тебя был шанс!
— Все больше об этом жалею. После тебя одни проблемы.
— До тебя тоже, — непринужденно заметил Тик.
Я усмехнулся.
— Да… Вызывать проблемы я умею.
Из всех раз, когда я принимал душ, за последние полтора с небольшим месяца, этот был самым приятным. Вода ничем не пахла и не обладала никакими примесями — в других условиях меня бы, конечно, волновало, что кожа от стерильной синтезированной воды сохнет, но я не мылся полтора месяца, мышцы ныли от перепадов гравитации, и я, — самое главное, — никуда не торопился. Я даже почистил зубы — хотя никогда раньше этого не делал. Но раньше их у меня было двадцать восемь, а не пятьдесят два, и росли они в одном направлении. Тут бы один денто-гель не справился.
По времени пребывания в душе меня обогнала только Шакту. Она упоминала, что эхха — преимущественно водный вид, и ее родной город, Уккша, построен на глубине двести метров…
Должно быть, она очень скучала по дому. И Эхья…
До меня начало доходить, что не гравитация прижимала их к полу. Они просто не видели смысла вставать. Неужели они думают, что у них больше нет шанса попасть домой?
Я попытался распределить еще мокрые волосы перед зеркалом, чтобы они лежали лучше, когда высохнут. Это было куда проще, когда их было больше…
Может, стоит короче подстричься? С такой длиной никакого объема не будет…
Я вздохнул. Может, ну его? Все равно выгляжу ужасно. Облезлая кожа в бледно-розовых пятнах, худое, осунувшееся лицо, торчащие зубы…
Так, а если…
Я собрал волосы в хвост, особым методом, как мне когда-то показывала Ароа, и закрепил парой полосок ткани, которые оторвал от своей старой одежды — новую нам предоставил могарский экипаж. Судя по всему, у них было много лишнего.
Ну вот. Другое дело!
Я довольно улыбнулся своему отражению, и на мгновение понял реакцию Шакту — да и всех, кому я улыбался за это время. Картина… своеобразная. Хотя я все еще был уверен, что Шакту преувеличивала.
Когда я вернулся, Эхья в каюте не было. Шакту сообщила, что они ушли в грузовой отсек, к тому, что осталось от нашего шаттла.
Эхья возились у вскрытой приборной панели.
— А, это ты, — они осмотрели меня одним глазом.
— Нужно чем-то помочь? — спросил я.
— Раз уж ты тут, передай мне саб-модулятор.
— Ты пытаешься изменить конфигурацию ядра, — понял я. — Чтобы сложение пространства требовало меньше энергии.
— Шаттл нужно починить, — ответили Эхья. — У нас тридцать тонн фаниана на борту, не считая того, что вынесли Айхас и Шакту. Это либо огромная мишень на нас, либо наш билет отсюда. Скорее всего, первое. Значит, нам нужно эти тридцать тонн либо доставить к ближайшему покупателю, либо уничтожить. Без транспорта мы это не сделаем.
— Могарцы не знают?
— Если б знали, они б выкинули нас обратно в космос. У них и так проблем хватает, ты же видел, в каком состоянии их корабль. Знаешь, какое наказание в Могарской империи за контрабанду? Смерть.
— Почему они тогда не проверили наш груз?
— Потому что Шакту, — ответили Эхья. Я кивнул. Может, и спасли нас поэтому. В положении этого экипажа было бы не слишком разумно рисковать, пуская на борт пять сомнительных личностей… Хотя откуда вдруг столько цинизма? Мы были на грани смерти, они ответили на зов о помощи… возможно, Шакту повлияла только на то, что было после, и только благодаря ей у нас была какая-то свобода перемещения, и наш груз оставили в покое.
После нескольких минут, в которые я молча подавал Эхья инструменты, я наконец задал интересующий меня вопрос.
— Почему ты думали, что у вас нет шансов вернуться во Внешний Космос?
Эхья замерли, но тут же вернулись к работе.
— Потому что их нет, — ответили они. — Мы застряли в самой жопе Кластера. У нас нет транспорта. Денег тоже. Кредиты Альянса в Могарской империи не котируются. В лучшем случае мы застрянем в долгах, в худшем нас казнят.
— Если у тебя получится починить шаттл, у нас будет транспорт, — попытался успокоить я.
Они положили инструменты и прислонились боком к стене, глядя на меня.
— Знаешь, какая это эмоция? — они выгнули выросты на лбу вперед и обнажили зубы, приподнимая уголки рта.
— Э-э… радость?
— Нет. Я изобразили злость. Радость выглядит так, — они изобразили то же выражение, но чуть опустили уголки рта, сощурили глаза и развели выросты в стороны. — А так — страх, — они развели глаза в разные стороны, прижали выросты к затылку и раскрыли рот. — А так — отвращение, — они изобразили то же самое, но вытянули губы трубочкой и сощурили глаза. — Помню, как нам показывали все это в театральном кружке в детстве… базовые эмоции. Актером я так и не стали, но тогда прямо заинтересовались, изучали… сейчас даже рады, что не стали. Никакого смысла в моих навыках бы не было. Знаешь, почему я говорю о себе во множественном числе?
— Я думал… какая-то культурная норма.
— Почти. Не совсем. Дело в том, что на Земле, Кревате и во многих других гуманоидных цивилизациях такая форма — способ говорить о тех, чей гендер неизвестен, или тех, кто не относит себя ни к одному из двух стандартных.
— И ты из вторых?
— Все на моей планете из вторых. Знаешь, это мелочь. Многим моим землякам совершенно плевать, в какие категории своего языка их запихивают люди и им подобные. Мне тоже поначалу было. Я думали, что готовы терпеть мелочи. Какая разница, какой так называемый "гендер" мне приписывают, если я могу жить на Новом Эньоахе среди себе подобных и не знать забот, которые были у меня при жизни. Или путешествовать по галактике — в одной только Звезде-Собирателе около миллиона цивилизаций, гуманоидных, планетарных, орбитальных, разумных туманностей и компьютерных симуляций… Или пройти то, что на Земле называют "вознесением" и перейти на новый уровень сознания… или отправиться в измерение D, где существует, можно так сказать, магия, и бесконечно разнообразная, неисследованная вселенная с парой уютных туристических точек на Айардате и Риедаке… мои возможности были безграничны. Я не могли только одно: вернуться домой.
— Почему? — спросил я.
— Потому что я умерли, — ответили Эхья. — Видишь ли, у Звезды-Собирателя своеобразная этика. Они считают, что не имеют права вмешиваться в развитие иных цивилизаций… но смерть для них — худшее, что может случиться. Они сами отказались умирать тысячи лет назад… поэтому у них есть сложные системы и организации, единственная цель которых — обеспечивать жизнь после смерти без вмешательства в естественный ход истории цивилизации… когда они открыли мою планету и проложили к ней стабильный путь, первое, что они сделали, — запустили станцию на орбиту, которая занимается именно этим. Они никак не могли вынести мысли, что тысячи хиано каждую секунду естественным образом умирают на моей планете.
Когда я пришли в себя на станции Джессика, она уже лет пять болталась в нашей системе, скрытая от наших телескопов… которые, будем честны, ни в какое сравнение с технологиями Звезды-Собирателя не шли. Я стояли в огромном поле с высокой травой… и голос сообщил мне, что я мертвы. И начал перечислять варианты: я могли выбрать умереть окончательно, если это мое осознанное решение… я могли воплотиться в своем теле, не поврежденном аварией… я мог изменить параметры своего тела или попробовать вообще другие виды, и попробовать симуляцию, чтобы проверить, померить. Рассказал про Звезду-Собиратель, про Новый Эньоах, или Новый Икшио, как его чаще называли, — планету, которую предоставили таким, как я, чтобы дать им самое близкое, что есть, к дому. Что на самой станции — много моих земляков, как гостей, так и сотрудников, включая специалистов по интеграции, включая хиано, которые когда-то учились со мной в одной школе…
— Тик, — вспомнил я. — Он рассказывал что-то похожее…
— Звезда-Собиратель ставит свои станции, где только может, — объяснили Эхья. — Но Тику скорее повезло… если так можно сказать. Эта область галактики вызывает слишком много помех в их работе. Да и не так уж их тут много…
— И что было потом? — спросил я, опасаясь, что Эхья замолчит. Но они продолжили:
— Потом? Потом меня спросили, хочу ли я, чтобы в базе данных меня могли найти мои близкие, которые умрут после меня, — чтобы они могли со мной связаться. Я согласились.
Видишь ли… мои родители довольно религиозны. Мне как-то повезло,так скажем, с верующим окружением. Я сам как-то никогда этого не разделяли — что забавно, веры у меня не прибавилось даже после смерти. И я знали, что окажись они на моем месте — большинство, скорее всего, выберут умереть окончательно. Но я надеялись, что если они узнают, что я жду их на Новом Икшио — они не будут с этим торопиться.
И теперь у меня не было никакого шанса с ними связаться, даже намекнуть, — потому что в Звезде-Собирателе коллективно решили, что моя планета не готова к первому контакту.
Эхья замолкли и уставились в разные стороны. Я не решался прервать.
— Как бы ты себя чувствовал, Зикс, — наконец продолжили они, — в мире, где все похоже, но не так? Другое? Где в каждой культуре, которую ты посещаешь, ты чужой. Недостаточный. Не человек. Не настоящий…
— Думаю, я бы нашел общий язык с кем угодно, — я самоуверенно улыбнулся.
— Общий язык… да. Мы разговариваем и понимаем друг друга. Это неудивительно… мы, наши цивилизации, наши культуры очень похожи в масштабах исследованной вселенной… но ты не смог понять мои эмоции, даже когда я изобразили их, как для детей.
Ты знаешь, что мы были всего вторыми по счету гуманоидами, открытыми Звездой-Собирателем? Первой была Земля. Она так понравилась всей галактике Песни Дали, что ее обитатели массово начали принимать форму гуманоидов, образовывать планетарные цивилизации, и даже создавать их с нуля… все это было в новинку, популярно, подумать только — первая разумная цивилизация, не имеющая отношения ни к одной из этих. Ты знаешь, что все обитатели Песни Дали — или Внешнего Космоса, как вы это называете, хотя мы тогда тоже Внешний Космос… так вот, все ее обитатели произошли от единственного вида… тысячи лет они меняли себя, отдалялись друг от друга биологически и в пространстве, и сейчас даже сложно представить, но тем не менее — все они родственники. А тут — в далекой, одинокой, практически необитаемой галактике — цивилизация, непохожая ни на что знакомое им.
Сейчас в Песни Дали миллионы самых разнообразных цивилизаций гуманоидов… но все они похожи в одном: все они — копия Земли.
Когда мою планету открыли, она тоже прославилась тем, что, дескать, копия Земли. И это действительно чудо, насколько мы похожи. У нас по две руки, две ноги, мы дышим похожей атмосферой и общаемся звуковыми языками… наши культуры оказались настолько близки, что почти все книги, фильмы и другие произведения оказались взаимно интересны и людям, и хиано.
Я пытались найти себе место. Новый Икшио совершенно не был похож на мою планету… хиано, которых я знал, оставались дома, и оплакивали меня, пока я были мертвы. На Новом Икшио не было моего города, моей страны, и я нашел только пять хиано, говорящих на моем языке — и ни с кем не поладили.
Я были на Кревате, на Шсакшу, на Эрте, я видел цивилизации, похожие друг на друга и непохожие ни на что.
Я были на Крефе, родной планете Шакту. Мы там и познакомились… Креф — тоже копия Земли, но с художественными вольностями, там есть люди-драконы, и люди, растущие на деревьях, и люди со змеиными хвостами, и водные люди, которые читают мысли и выражают эмоции щупальцами на голове, и бессмертные люди, размножающиеся спорами… я думали, что я приживусь там, что последую примеру совершенно разных видов гуманоидов, понимающих друг друга и не чувствующих себя чужими, но оказалось, что я ничуть не ближе к ним, чем они — к людям.
Я были на Земле… Знаешь, с Землей получилось интересно. У них с Крефом связанная история, помимо того, что Креф создан по ее образу и подобию… если опустить множество подробностей, то из-за него Звезде-Собирателю пришлось нарушить свой принцип невмешательства. Потому что Креф нарушил его первым. Потому что Креф, видишь ли, был создан не очень этично… и оттуда пытались на нее сбежать. И с Землей совершили первый контакт куда раньше, чем Звезда-Собиратель считала нужным… к этому моменту на ней многое поменялось, даже люди уже не были в полной мере людьми.
Но когда я туда прибыли, я не увидели никаких ужасных последствий. Люди были свободны. Они могли жить на Земле и строить свою цивилизацию дальше… они могли уходить через порталы в любую точку Звезды-Собирателя — и возвращаться по желанию. Они жили, как хотели, и ничего им не мешало видеться с близкими за триллионы световых лет…
Я начали изучать историю эпохи Вознесения, как ее назвали на Земле, и предшествующее ей Цветение, когда вся жизнь на планете начала перерождаться… я хотели повторить то же самое на Эньоахе.
Когда Хеа, хиано, с которыми мы неплохо общались на станции, узнали о моем плане, они были, так скажем, не впечатлены. Оказалось, что Хеа тоже были на Земле, и на увиденное у них было свое мнение. Дескать, у Земли было столько потенциала, если бы она продолжала развиваться естественным путем, мол, из нее могло бы получиться что-то прекрасное… но у нее не было шанса, и теперь она живёт на всем готовеньком, и никакого желания развиваться не имеет. Я сказали, что у меня были другие впечатления, что отлично Земля развивается, и что пусть бы она откатилась хоть в каменный век, это лучше, чем продлевать страдания, разлучать близких и ничего не делать, когда цивилизация сама себя уничтожает. Я сказали им, что мозги у них промыты местной идеологией, и больше мы не общались.
Позже меня поймали с попыткой начать Цветение на Эньоахе — надо признать, действовали я на эмоциях, и очень многое я не предусмотрели. В том числе и то, что Цветение на Земле было устроить куда проще из-за другого радиационного фона… Мне поставили некоторые ограничения на модификации и запретили доступ в некоторые места Звезды-Собирателя. Но я не планировали сдаваться… я пытались стать осторожнее, хитрее, избегать слежки… и попытаться еще раз. Какое-то время у меня получалось. Через Шакту мне удалось достать какое-то оборудование и транспорт. Но в конце концов нам все равно пришлось бежать и прятаться… так я оказались в вашем Кластере — и теперь думаю только об одном: когда мои родители — рано или поздно — умрут, у меня больше никогда не будет шанса с ними поговорить.
Может быть, они согласятся подождать, прежде чем выбрать окончательную смерть. Но сколько они будут ждать? Я уже пять лет как застряли здесь. Сначала нас не отпускала местная мафия, потому что мы ухитрились влезть в огромные долги. Сейчас… мы еще дальше от Внешнего Космоса, и препятствий на пути к нему еще больше, попробуй только пройди через могарский пограничный контроль. Они же никого не выпускают!
— Мне кажется, — осторожно сказал я, — что пока тебя будут ждать, они передумают умирать.
Эхья улыбнулись — по-хиански, раздвинув выросты на голове и уголки губ горизонтально, и выпустили воздух через зубы.
— Надеюсь, — ответили они. — Только это и остаётся.
Они покинули шаттл, оставив инструменты.
— Ты… закончишь с шаттлом в другой раз? — понадеялся я.
— Там уже нечего чинить, — ответили они. — Я просто хотели побыть одни. Но приперся ты.
Я фыркнул.
— Ну, могли бы прогнать.
— Тогда кто подавал бы мне инструменты?
В каюте Эхья сообщили, что груз надо будет уничтожить. Айхас едва не подавилась коговым бульоном.
— Вы уже набрали себе, сколько могли, — ответили Эхья. — Вам хватит. Не хватит — найдем где-нибудь еще.
— Может, хоть этим оставим? В качестве благодарности, — предложила Шакту, и я поперхнулся.
— Ты хочешь, чтобы их ограбили или родные же власти поймали? — спросили Эхья с укором.
— Может, и хочу, — ответила Шакту. — Ситуация у нас довольно неприглядная. Не осуждай за попытки всех подбодрить. Хотя ты, я смотрю, в этом уже не нуждаешься. Больше не тонешь в тоске по дому?
— Уже неважно, — сказали Эхья. — Без моего участия вы и шагу ступить не сможете, потому что вы все — некомпетентные долбоебы. Я говорю вам это, потому что люблю вас.