5 текстов о трудном наследии

5 текстов о трудном наследии


Мы рады представить вам новую рубрику #книги и ее постоянного автора Анастасию Серикову. В настоящий момент Анастасия работает над PhD диссертацией в университете Билефельда в Германии, посвященной теме репрезентации голода в музеях Ирландии и Казахстана. Ее магистерская диссертация получила премию Master Study of the Year Award 2021 от Европейской музейной Академии (European Museum Academy).
В рамках рубрики Анастасия будет делиться своими рекомендациями о том, что стоит почитать в рамках исследований сложного прошлого и культурной травмы. Эти публикации помогут сформировать представление о трудном наследии как многогранной, междисциплинарной и активно развивающейся области исследований heritage studies.

Гнедовский М.Б. Старые и новые исторические музеи. Панорама мемориальных музеев («музеев совести»), 2010.

Этот небольшой текст М.Б. Гнедовского открывает проблематику трудного наследия на русском языке. Несмотря на то, что с момента публикации прошло уже 13 лет, она до сих пор продолжает активно цитироваться русскоязычными исследователями.

В центре внимания автора находится трансформация исторических музеев (важной части государственной мемориальной политики) в результате музейной революции конца ХХ века и выделение двух образов истории в историческом музее: традиционного – сфокусированного на победах и достижениях, и альтернативного – рассказывающего о преступлениях против человечества и жертвах.

И хотя самого понятия трудное наследие в тексте нет (в то время термин difficult heritage только появилось в зарубежной литературе), автор формулирует идею и миссию «музеев совести» – музеев и мемориалов, связанных с признанием, осмыслением и оценкой преступлений против человечности. Посыл «это было, это было здесь, это было преступление, мы в этом участвовали» осуществляется в таких музеях через поиск семейных связей, участников, свидетелей и документы. Они помогают настроить контакт с прошлым и связь между прошлым, настоящим и будущим.

Миссию музеев совести М. Б. Гнедовский формулирует как – утверждение ценности отдельной человеческой жизни здесь и теперь, в данной стране в данных исторических обстоятельствах.


Гнедовский М.Б., Охотин Н. Страдание как экспонат, или Музей строгого режима: Как показывать в музеях «негативную» историю, 2011.

Статья является закономерным продолжением и развитием идей, изложенных в статье М.Б. Гнедовского 2010 года. В центре внимания этого текста находится мировой и российский опыт создания исторических экспозиций о «негативном наследии», под которым авторы понимают многочисленные материальные свидетельства несправедливости, жестокости, насилия, которые должны найти свое место в системе ценностей современного общества. Авторы выходят за рамки понятия «музей совести» и размышляют уже о более широком «травматическом» наследии. Они обращают внимание на необходимость пересмотра концепции «культурное наследие» от только позитивной коннотации к появлению «трудного», «диссонансного», негативного наследия и задаются вопросом, как такая расширительная трактовка наследия изменяет смысл и принципы деятельности культурных и образовательных институтов – прежде всего, исторических музеев.

Исторические музеи транслировали официально признанный «позитивный» образ прошлого и опирались на традиционный исторический нарратив, который сложился в XIX веке, в эпоху формирования национальных государств. В таком рассказе о прошлом на первом месте стоит государственная история; действующие лица – правители и полководцы; ключевые события – успехи, победы и достижения.

К концу ХХ века, в результате осмысления Второй мировой войны, Холокоста и ГУЛАГА, появился другой взгляд на историю в музее с точки зрения угнетенных социальных групп, меньшинств, очевидцев. В этом случае, история оборачивается повествованием о несправедливости, жестокости, насилии, напрасных жертвах, преступлениях против человечности. Новый нарратив противостоит стереотипам национальной героизации, которые веками формировались в музейной среде. Авторы подчеркивают, что российская ситуация здесь была и остается одной из самых неблагополучных.

Эта статья является отличным примером размышлений о возможности адаптации международных концепций и идей о трудном наследии к российскому контексту (в первую очередь, памяти о ГУЛАГе).


Sharon Macdonald. Difficult Heritage. Negotiating the Nazi Past in Nuremberg and Beyond. Routledge, 2009.

Шэрон Макдональд — профессор социальной антропологии в Институте европейской этнологии, директор Центра антропологических исследований музеев и наследия (CARMaH) Гумбольдт Университета в Берлине.

Эта книга является результатом многолетнего исследования (и серии статей) процессов сохранения и музеефикации памятников архитектуры, отражающих период национал-социализма в Германии. В центре внимания автора – только один кейс: судьба послевоенного архитектурного наследия города Нюрнберга — бывшей территории съездов НСДАП и открытого там Центра документации (Dokumentationszentrum Reichsparteitagsgelände).

Ш. Макдональд применяет историко-этнографический подход к трудному наследию как особому виду «ансамбля» с опорой на методы истории, этнографии, социологии. В ее работе наследие рассматривается в дискурсивном и материальном контекстах, с особым вниманием к людям, взаимодействующим с ним на самых разных уровнях. Концентрируясь на проблеме взаимоотношений наследия и идентичности, Шерон Макдональд предлагает и само понятие «difficult heritage», под которым она понимает прошлое, «признанное значимым в настоящем, но также оспариваемым и неудобным для общественного примирения и выстраивания позитивной, самоутверждающейся современной идентичности».

Макдональд при работе с трудным наследием в Германии отмечает практики тривиализации (trivialisierung – упрощение) или «профанации» и антимузеефикации — отказа от употребления слова музей в отношении созданной институции сохранения наследия и замена его на «центр документации» во избежание сакрализации памятника архитектуры и его экспозиции.


Sharon Macdonald. Is ‘Difficult Heritage’ Still ‘Difficult’? Why Public Acknowledgment of Past Perpetration May No Longer Be So Unsettling to Collective Identities // Museum International. – 2009. - № 265—26.

В этой статье Шэрон Макдональд отходит от детального анализа одного кейса и продолжает свои размышления из книги 2009 года с опорой на широкий опыт сохранения памяти о Второй мировой войне в Европе. Для этого, она обращается к практике Имперского военного музея в Великобритании, выставочным проектам из Франции, Бельгии, Нидерландов, Австрии, Музею ПОЛИН (POLIN) в Польше, и многочисленным музейным примерам из Германии. Отдельного упоминания заслуживает тот, что Шерон Макдональд не просто описывает то, как Вторая мировая война представлена в музеях, но с их помощью исследует то, как по-разному она сформировала национальные идентичности в странах Европы.

В частности, Великобритания является для автора примером встраивания Второй мировой войны в устойчивый и позитивный образ британцев и Британии, с сохранением чувства юмора даже в тяжелые времена. Анализируя опыт Франции, автор отмечает увеличение внимания (хотя, на ее взгляд, все еще недостаточное) к теме коллаборации. При этом, основой коллективной французской идентичности продолжает оставаться «идея общих страданий, с вкраплениями возвышенной доблести сопротивления». Музей истории польских евреев (POLIN) обращается к теме еврейского присутствия (и отсутствия) в Польше, таким образом пытаясь избежать или уменьшить довольно распространенное представление о Польше как жертве преступлений, совершенных Германией.

Этот текст интересен не только анализом музейного опыта и различных выставок, но, в первую очередь, следующим шагом в изучении взаимосвязей и взаимоотношений между трудным наследием и национальной идентичностью.


Политика аффекта. Под редакцией А. Завадского, В. Склез, К. Сувериной. М.: Новое литературное обозрение, 2019.

Последняя книга этой подборки была опубликована в 2019 году. Этот сборник, авторами которого стали российские эксперты из академических и практических областей, посвящен музею как пространству взаимодействия с прошлым и тому, как осознание музеями потенциала эмоционального восприятия прошлого влияет на его репрезентацию. И хотя центральной темой публикации является проблема вовлечения посетителей музея через активизацию различных аспектов их опыта, теоретические размышления о месте аффекта в музее, изложенные в некоторых статьях, напрямую касаются трудного наследия.

В предисловии «Разум и чувства: публичная история в музее» Андрей Завадский, Варвара Склез и Катерина Суверина рассматривают и анализируют «новые музеи» — музеи памяти, ориентированные на проработку и преодоление трагического прошлого, через концептуальную рамку публичной истории. Public history как дисциплина стремится понять, как факты (и артефакты) прошлого конституируют нашу сегодняшнюю повседневность.

Зинаида Бонами в статье «Музей в дискурсе аффекта» очерчивает контуры сближения музеологии, актуальной музейной практики и аффекта в современном музее как месте преодоления травмы. Для исследователей трудного наследия может быть особенно интересен анализ «аффекта» как своеобразного вектора развития музея, в своем пределе противоположного всем принципам классического музея.

Елена Рождественская и Ирина Тартаковская в статье «В поисках этоса, в бегстве от пафоса: место аффекта в музее и вне его» на примере трех кейсов (Мемориала синти и рома в Берлине, инсталляции Готфрида Хельнвайна «Селекция», музея истории войны в Афганистане и части экспозиции Музея Победы на Поклонной горе) рассматривают аффективное наследие, соотношение аффекта и травмы, аффективную риторику и т. д.

Наконец, Дарья Хлевнюк в статье «Почувствовать права человека: аффект в музеях памяти» фокусируется на эмоциональном компоненте (архитектурных приемах, аутентичных предметах, фотографиях и видео, инсталляциях, звуке и т. д.) музеев памяти.

Использование аффекта при работе с трудным наследием в музеях, с одной стороны, поддерживает принцип «никогда снова» и может служить распространению ценности прав человека и человеческой жизни. С другой стороны, суггестивные средства эмоционального воздействия на аудиторию, которые задумывались и разрабатывались зарубежными музеями для трансляции гуманистических ценностей, могут использоваться для продвижения идей официальной мемориальной политики, не всегда соответствующих задачам проработки культурной травмы.

Report Page