33/?

План Феликса и Чанбина был максимально прост: заманить Чана и Чонина в подсобку, запереть и не выпускать до тех пор, пока они не поговорят. Принесённое Джисоном пиво было как нельзя кстати — Ян, будучи напряжённым необходимостью находиться рядом с объектом своей ненависти, быстро опустошил пару бутылок и впал в состояние, которое позволяло делать с ним всё, что душе угодно. В рамках приличия, разумеется.

— Так вы, типа, вместе? — Интересуется Джисон, подавая Феликсу кусочек скотча, чтобы он мог закрепить конец бумажной гирлянды с летучими мышами. 

— Типа да, — отвечает Ли, усмехаясь. — Ещё с прошлого года, вообще-то.

— Охренеть, — Хан переходит на шёпот, словно отношения этих двоих — настоящая тайна, хотя никто из них никогда ничгео особо и не скрывал. — А тебя не смущает разница в возрасте и то, что Чанбин наш препод?

Феликс тянет руку за ещё одним куском скотча, чтобы закрепить гирлянду посередине и отвечает:

— У нас разница всего в четыре года, это не так много. А что насчёт преподавателя... — он замолкает, пытаясь отлепить клейкую полоску от пальцев. — Думаешь, работай Бин уборщиком или тем же преподавателем, но в другом универе — было бы лучше?

Джисон задумчиво поджимает губы, рассматривая Чанбина, пока его взгляд не цепляется за Чонина, опустошающего очередную бутылку.

— Что это с ним? Он слишком тихий сегодня.

— А ты не видишь? — Усмехается Феликс, спрыгивая со стремянки. — Между ним и Чаном такое напряжение...

— Оу, — лицо Джисона вытягивается в удивлении. — А может они тоже встречаются и типа…поссорились?

Ли мотает головой и, вынув из коробки ещё одну гирлянду, но уже с бумажными тыквами, поясняет:

— Чонин слишком очевидный, он бы не смог скрыть свои отношения с Чаном, даже если бы захотел. Да и Бин был бы в курсе, они ведь с Чаном лучшие друзья.

— Ну да, наверное, — вздыхает Хан, задумчиво почёсывая подбородок. — Но что тогда между ними произошло?

Феликс двигает стремянку в правый угол зала и, поднявшись на две ступеньки, отвечает: 

— В том и дело, что между ними ничего нет. Нужно дать этим двоим возможность поговорить, иначе мы до самого выпуска будем наблюдать за этим цирком.

— И у вас с Чанбином наверняка есть план, — заговорщически шепчет Джисон, нарезая скотч на полоски и наклеивая их на свой указательный палец.

— О, конечно! — Довольно улыбается Феликс. — И нам понадобится твоя помощь.

Чонин чувствует себя просто отвратительно. До прихода в спортзал он был уверен, что сможет игнорировать Чана, но стоило только им оказаться рядом — и всё полетело к чертям. Чонина напрягало всё: пристальный взгляд, голос, заразительный смех, просто чужое присутствие. Алкоголь, принесенный Джисоном, стал для него спасением, потому что с каждым глотком, опьяняющим мозг, становилось легче. Наверное.

Когда ряд бутылок становится слишком большим, а в голове всё заволакивает туманом, Чонин, наконец, расслабляется. Его немного гложет чувство вины за то, что он теперь не в состоянии помогать остальным с украшением спортзала, но в нём, кажется, особо и не нуждаются.

— Что-то ты увлёкся, — посмеивается Джисон, кивая на пустые бутылки. 

Чонин пытается ответить, но из его рта вылетает только тихое “Мгм-м”, чего Хану вполне достаточно. Он оглядывается по сторонам и, понизив голос, спрашивает:

— Слушай… А ты можешь мне помочь? Там в подсобке осталась коробка с украшениями, но я один её не дотащу.

Коротко кивнув в ответ, Ян пытается подняться, но ноги совсем его не слушаются. Джисон заботливо подхватывает его под руку, помогая встать, и уводит в подсобку под озабоченный взгляд Чана.

У организма Чонина была одна особенность, о которой знали все его друзья: после определённого количества алкоголя (обычно для этого хватало пары бутылок) он отрубался на пятнадцать минут в любом месте и в любой позе. Феликс до сих пор припоминал, как во время посвящения в первокурсники Ян заснул стоя у дверей туалета, из-за чего в клубе образовалась огромная очередь. Конечно, пользоваться этой слабостью было подло, но другого выхода друзья просто не видели.

— Так, постой пока здесь, —  Джисон делает вид, будто ищет коробку, оставляя Чонина у стены.

Проходит пара минут и парень действительно засыпает, уткнувшись в мешок, набитый баскетбольными мячами. Улыбнувшись, Хан выжидает некоторое время, отправляет Феликсу сообщение и, выглянув из подсобки, машет рукой Чанбину.

— Э-э.. А Вы не поможете? Тут Чонин…

Чан на это имя реагирует молниеносно — им даже не приходится искать повод, чтобы позвать его. Отложив пластиковую тыкву в сторону, он спешит к подсобке, обеспокоенно спрашивая:

— Что с ним? Он в порядке?

—  Да, просто… сами посмотрите.

Джисон отступает, пропуская тренера внутрь, тихо прикрывает дверь и позволяет подоспевшему Чанбину запереть её. Чан, сосредоточенный на Чонине, не сразу понимает, что произошло, а когда до него доходит — дёргает ручку и тихо матерится.

— Какого чёрта, парни?

— Вам нужно поговорить, — подаёт голос Феликс. — И пока вы этого не сделаете — мы вас не выпустим.

— Серьёзно?.. — За дверью слышится раздражённый вздох. — Но он же спит…

— Ага. И у тебя есть пятнадцать минут, чтобы обдумать свою речь, потому что потом Чонин проснётся и будет очень недоволен и пьян, — отзывается Сынмин, которого посвятили в план в самую последнюю очередь. —  А всем остальным я советую отойти от двери и не мешать, потому что это не наше дело.

Парни разочарованно переглядываются, не решаясь с ним спорить. В конце концов, Сынмин прав — этот разговор действительно не для их ушей.

Второй раз за последние несколько дней Чан имеет возможность полюбоваться спящим Чонином. И если в первый раз он был очарован его прекрасным лицом, то на этот… нет, абсолютно ничего нового. Он снова нагло наслаждался чужой красотой, смакуя каждую деталь и, к своему стыду, не мог найти этому никакого объяснения. Нравился ли ему Чонин? Определённо. Но он никогда не задумывался о характере этой симпатии, искренне полагая, что Ян — просто студент, который поддержал его в трудную минуту. Вот только с недавних пор Чан начал в этом сомневаться.

Недовольный стон явно говорит о том, что спать стоя — не самое лучшее решение. Вырванный из своих мыслей, Бан осматривается и замечает старый гимнастический коврик, хранящийся здесь с незапамятных времён. Очистив пол небольшой подсобки, он расстилает этот коврик и осторожно укладывает на него Чонина, накрывая своей толстовкой. Парень во сне улыбается и довольно причмокивает, что заставляет Чана и самого расплыться в улыбке. Проследив, чтобы Чонину было действительно удобно, тренер присаживается рядом и задумывается над тем, как лучше начать разговор, который обязательно должен состояться.

Всё-таки пить было плохой идеей. Чонин понимает это, когда с трудом разлепляет веки и замечает перед собой размытый силуэт человека, которого узнал бы даже будучи слепым. Чан сидит рядом, задумчиво глядя перед собой, и выглядит просто ужасно…красивым. Щёки моментально краснеют от этой мысли и Чонин пытается убедить себя, что это всё — действие алкоголя, который пока не покинул его организм. Хочется закрыть глаза, провалиться обратно в сон, чтобы избежать любого контакта с этим человеком, но Чан будто слышит его мысли — он поворачивается и растерянно улыбается.

— Привет…

— Скажи, что мне всё это снится, пожалуйста, — хрипит Чонин, кутаясь в чужую куртку. 

— Нет. Прости, но я действительно настоящий. И пока ты не попытался сбежать, хочу предупредить, — тренер указывает на дверь, — твои друзья нас заперли и не собираются выпускать, пока мы не поговорим.

— Су-у-уки, — стонет парень, пряча лицо в сложенных руках. — И они еще называют себя моими друзьями.

— Они хотят, чтобы ты был счастлив, — улыбается Чан, получая в ответ гневный взгляд.

— Я буду счастлив, когда ты исчезнешь из моей жизни.

Эта неприятная фраза стирает улыбку с лица тренера и он тяжело вздыхает, пытаясь скрыть неприятное чувство, похожее на обиду.

— Почему ты так говоришь? Я ведь не сделал ничего плохого…

Чонин закусывает губу, но алкоголь развязывает ему язык, позволяя выплеснуть всё то, что копилось в нём последние несколько месяцев.

— Правда не понимаешь? — Он с трудом принимает сидячее положение и сжимает кулаки, борясь с раздражением. — Я ведь тобой восхищался первое время… Ты всегда так заботился обо мне, интересовался моим самочувствием, предлагал помощь, если я в ней нуждался. И я думал… я думал, что нравлюсь тебе. Думал, что я особенный, а потом услышал, как девчонки из моей группы обсуждают тебя. И почему я сразу не заметил, что ты такой со всеми? Почему я вообще надеялся… — Чонин всхлипывает, но продолжает: — Я чувствовал себя таким идиотом, когда узнал всё и понял, что я никакой не особенный… Что я для тебя вообще ничего не значу и ничем не отличаюсь от других студентов. Это ты был для меня особенным… И я решил… просто подумал, что если я буду вести себя так отвратительно, то ты заметишь меня. И даже если ты будешь меня ненавидеть — это лучше, чем быть для тебя таким же, как все. А ты! — Парень разворачивается, тыча пальцем в чужую грудь. — Ты продолжал улыбаться! Старался быть таким же добрым и хорошим! Ты никогда меня не замечал! Никогда! Ты…

Чан молчит, пытаясь переварить услышанное. Конечно, он понимал, что его хорошее отношение могло послужить поводом для влюбленности некоторых студенток, но он никогда не думал, что Чонин окажется в их числе. И сейчас, зная всю ситуацию целиком, он понимает, насколько был глуп, потому что чувства Чонина были до неприличия очевидны.

— Прости, — Чан пересаживается ближе и неуверенно касается дрожащей руки парня. —  Пожалуйста, прости меня, Чонин, я правда не знал…

— Конечно не знал! — Раздражённо вскрикивает парень. — Ты ведь даже не замечал меня.

— Нет же. Нет, Чонин, всё… наоборот, — Чан чувствует себя взволнованным, понимая, что у него, наконец, есть возможность объясниться. — Ты помнишь наше первое занятие? Как мы встретились после на крыльце… тогда ещё шёл дождь?

Чонин затихает и хмурится, пытаясь вспомнить, но ничего подобного в его голове нет.

— Я… не помню…

— А вот я очень хорошо запомнил эту встречу. Ты тогда поддержал меня и именно благодаря тебе я не бросил эту работу, — тренер улыбается и машинально поглаживает чужую ладонь большим пальцем. — Я старался не выделять тебя из числа других студентов, чтобы никого не обидеть и не вызвать глупых слухов, но… ты всегда был для меня особенным, Чонин.

Парень, кажется, успокаивается, но всё равно глядит с недоверием. Он смотрит Чану прямо в глаза и чувствует, как его щёки покрываются румянцем от того, как ласково старший держит его руку. Нет, всё же… Всё же он никогда не сможет ненавидеть этого человека по-настоящему.

— Ты ведь врёшь, да? — Осторожно спрашивает Ян. — Говоришь так, только чтобы я больше не злился на тебя.

— Я и правда не хочу, чтобы ты злился на меня, но я не стану врать, чтобы заслужить хорошее отношение, — Чан улыбается и, вытянув свободную руку, аккуратно стирает следы слёз с чужих щёк.

Чонин замирает и задерживает дыхание, желая запечатлеть этот момент в своей памяти. Он всё ещё пьян и не уверен, что его мозг хоть что-то запомнит, поэтому просто поддается порыву, не особо задумываясь о последствиях.

Губы Чана — мягкие и тёплые. Их настолько приятно касаться своими губами, что Чонин чувствует покалывание на кончиках пальцев, которые цепляются за чужую футболку. Он ждёт, что его оттолкнут или просто позволят осуществить задуманное, чтобы не вызвать новую волну гнева, но Чан отвечает на его поцелуй, пусть и несколько нерешительно. Сложно понять, от чего именно кружится голова: от невыносимо приятной, долгожданной близости или же от выпитого алкоголя. Но Чонин не хочет думать — он хочет насладиться этим мгновением, чтобы после навсегда о нём забыть. Ладонь Чана ласково поглаживает его напряжённую спину и парень невольно прижимается к чужой груди, желая получить больше….

— Ой! — Джисон прикрывает глаза ладонью, сжимая в другой руке ключ от подсобки. — Мы думали, что вы ещё… не дошли до… такого.

— Съебал отсюда и закрыл дверь с другой стороны, — раздражённо бросает Чонин.

Его просьбу тут же выполняют и он, пытаясь скрыть смущение за уверенностью, спрашивает:

— Чего ты лыбишься?

Чан пожимает плечами, прежде чем наклониться к чужому уху и прошептать:

— Приятно, когда ты посылаешь не меня.