<3

Руслан шёл по улице. В рюкзаке звонко стучали стеклянные бутылки друг о друга на каждом его шагу. А рядом идёт Кеша, нервно теребя ключи в кармане куртки. Они направлялись в квартиру Кашина.

— Ты чего такой напряженный то? — вдруг спросил старший.

Кашин только сильнее уткнулся лицом в ворот.

— Я же пить совсем не умею… а ты…

Тушенцов тихо рассмеялся и обнял друга за плечо, прижав рыжего как можно теснее. Его темные глаза с хитринкой посмотрели на младшего. А Кеша ощутил прилив жара на своих щеках.

— Вот именно, ты со мной будешь, значит всё будет под контролем, — бодро ответил кареглазый, потрепав Кешу по его рыжим волосам, взъерошивая их ещё больше.

Кашин закрыл глаза: по его телу разлилась приятная волна тепла от этих простых, но таких приятных действий. 

— Ладно, Русь… — со вздохом согласился он.

***

— Ой, а помнишь Машку? Ты в неё… два года был влюблен, — протянул Тушенцов, укладываясь на пол.

Кеша только усмехнулся. Он смотрел на уже пьяного Руслана и сердце сжималось. А если он сможет это сделать? Если все выйдет из под контроля?

Он взял бутылку, сжав горлышко с силой и выпил остатки залпом. Горечь от пива разлилась с языка по телу, а потом ударила в голову. Все же он ещё на вы с алкоголем.

Он отставил пустую бутылку и провёл рукой по лицу, пытаясь прогнать накатившее головокружение.

— Машка… — снова позвал его Руслан, переворачиваясь на бок и подпирая голову рукой. Его взгляд, обычно такой острый и насмешливый, теперь был мутным и расплывшимся. — Говорил же ты мне тогда… что она как солнце. А она, между прочим, с Витькой Сомовым гулять пошла.

Кеша сглотнул. Горло горело. Он помнил. Помнил, как плакал тогда на плече у Руслана, а тот, хоть и смеялся, но гладил его по спине и говорил, что все они, все эти дуря — не стоят и волоска с его рыжей головы. Кеша тогда не придал этим словам значения.

— Я помню, — тихо сказал Кеша.

— И чего ты? — Руслан неуклюже потянулся к новой бутылке, но не удержал, и она с глухим стуком покатилась по полу. Он лишь махнул рукой. — Ты всё ещё… обижаешься?

Вопрос повис в воздухе. Кашин сжал кулаки. Нет, не на Машку он обижался. Он обижался на самого себя. За эту глупую, безнадежную надежду, что сегодня что-то изменится. Что он найдет в себе смелость.

— Уже нет, — проговорил он, и голос прозвучал хрипло и чужим.

— А чего так сейчас как побитый щенок выглядишь?

Кашин пожал плечами и опустился рядом с другом. Его взгляд скользнул по темно-синим волосам потом по щеке, губам, пирсингу. Он желал и боялся.

— Блять, Руслан… — жалобно прошептал он, а потом он резко и быстро оставил горячий поцелуй на чужой щеке. Он закрыл лицо руками. Зачем?

Тушенцов только повернул голову в его сторону. Темные глаза цеплялись за скрытое лицо.

— Что это тебя на нежности пробило? — в его голосе слышалась привычная насмешка, но сейчас она была какой-то иной, натянутой.

Он приподнялся на локте и сел. Его глаза метались по лицу друга, скрытое за ладонями. А потом Кеша ощутил как чьи-то чужие пальцы обхватили его запястья.

— Посмотри на меня.

И Кашин сдался, медленно убрав конечности от личика. И после произошло то, чего он никак не ожидал. Обветренные, но мягкие и влажные губы коснулись его, аккуратно, но с напором, пьяным и слегка неловким.

— Целуйся как надо, — прошептал Тушенцов и продолжил начатое.

Кеша замер, не осознавая происходящего. А потом его пальцы вцепились в мятую футболку эмо. Их губы слились во влажном танце, одни пачкали своей темнотой другие, язык проводил по губам. Руслан действовал умело, настойчиво, но нежно. Он вёл Кешу, который действовал нервно, неловко, но старательно.

Руслан прикусил чужую губу, собирая след своей черной губной помады.

— Ты такой сладкий… я боялся этого, боялся, что мне кажется, — признался он, притягивая рыженького к себе. Его ладонь вплелась в уложенные волосы. А Кашин спрятал свое лицо в плечо этого парня. Он боялся? Но чего?

— Я боялся спугнуть тебя… ты же такой доверчивый, хорошенький, не считая твоих шуток, но блять… я думал ты не такой, ты же мне раньше с таким воодушевлением рассказывал про Машу, говорил какие у неё глаза, какая она красивая… — шептал кареглазый, поглаживая Кешу по сине.

Кашин слушал и ощущал как его сердце сжимается уже не от страха, а от ярости и отчаяния.

— Ты боялся спугнуть, а я сойти с ума, — проговорил он сквозь зубы. — Я думал, что я для тебя обуза.

Руслан сжался, притягивая младшего ближе, обнимая его крепче.

-- Какая обуза? Ты забыл что ли как со мной в драку полез, когда ещё в девятом учился, пока меня задушить пытались? Это было очень неравнодушно с твоей стороны и по-мужски! — с наигранной злобой пробурчал он. — А как ты ради той девчонки хулигана какого-то из кафе прогнал? Ты дурачок, Кеша, — его губы прижались к виску младшего. По его щекам покатились тихие слёзы.

Кашин находился в шоке. Его сердце разрывалось на маленькие кусочки. Он крепче вцепился в Руслана, сжимая хлопковую ткань до побеления костяшек. Он позволил выпустить всю накопившуюся тревогу через те же слёзы, которые текли и у старшего. Кеша не знал, что сказать. Все слова казались пустыми и ненужными.

Он не знал, сколько прошло времени — минута или десять. Руслан перестал плакать первым. Он глубоко вздохнул, его грудь резко поднялась и опустилась, а пальцы, вплетенные в рыжие волосы Кеши, разжались и принялись нежно расчесывать спутанные пряди.

— Извини, — хрипло прошептал Руслан. — Я, наверное, испугал тебя.

Кеша с силой тряхнул головой, не отрываясь от его плеча.

— Нет. Я сам… я давно хотел.

— Но боялся? — уловил суть старший.

— До чертиков, — честно выдохнул Кеша.

Руслан тихо рассмеялся, и смех его был теплым и облегченным. Он отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть Кеше в лицо. Его темные глаза, все еще влажные и красные от слез, теперь смотрели ясно, без тени насмешки или мути. Он большими пальцами осторожно смахнул слезы с щек младшего.

— А я вот не боялся. Ну, почти. Боялся только, что ты оттолкнешь. Скажешь, что это пьяный бред, и сбежишь.

— Куда я от тебя сбегу? — Кеша неуверенно улыбнулся, и это было похоже на первый луч солнца после долгого ливня. — Ты же мой лучший друг.

— Бывший лучший друг, — поправил Руслан, и в его глазах вспыхнула знакомая хитринка. — Теперь, наверное, надо придумать новое звание. Что-то вроде «мой кошмар» или «личный грех».

— Дурак, — фыркнул Кеша, но почувствовал, как по его шее разливается краска.

Руслан не спорил. Он просто снова поцеловал его. Уже не так отчаянно, как в первый раз, а медленно, глубоко, как будто пробуя на вкус каждое мгновение. Как будто убеждаясь, что это не сон. Кеша ответил ему с той же осторожной нежностью, позволяя рукам скользнуть по его сильным плечам и сцепиться на затылке.

Когда они наконец разъединились, чтобы перевести дух, в квартире повисла тишина, но теперь она была комфортной, теплой, наполненной их общим дыханием. Руслан повалился на спину, увлекая Кешу за собой, так что тот оказался полулежащим на его груди. И сначала, когда чужие руки пробрались под его кофту, ему стало безумно тревожно, а потом он звонко рассмеялся, ощущая щетку от чужих пальцев.

— Руслан, щекотно!

— Я знаю, котенок, — со смешком выдохнул он, продолжая чужие мучения.

Он сел, но свои пытки не прекращал. Его пальцы быстро бегали и чуть надавливали на кожу, а Кашин смялся. Смеялся громко и беззаботно.

— Я сдаюсь, Руслан, сдаюсь! — воскликнул он, пытаясь вырваться. Но, когда его муки закончились он сам прижался к теплому и пьяному телу.

Тушенцов прижал его к себе.

— Пойдём спать? Или ты хочешь прямо на полу? — двусмысленность второго вопроса и того тона, который Руслан умело использовал ввели Кешу в краску.

Кеша кивнул, чувствуя, как жар снова заливает его лицо. Он позволил Руслану поднять себя с пола, и они, обнявшись, пошатываясь, двинулись в сторону спальни, оставив за собой след из пустых бутылок и тишины, которая наконец перестала давить.

***

Утро встретило Кешу раскаленным молотом в висках и странным ощущением чужого тепла. Он лежал, прижавшись спиной к горячей груди Руслана, а чья-то рука тяжело и прочно лежала на его талии, словно боясь, что он исчезнет. Он зажмурился, пытаясь собрать в кучу обрывки вчерашнего. Пьяный смех. Глупые разговоры. Слезы. И… поцелуй. Не один.

Сердце екнуло, забилось чаще. Он боялся пошевелиться, боялся разрушить это хрупкое, невозможное утро. Но тут рука на его талии сжалась, а сонный, хриплый голос прорычал прямо у него в затылке:

— Не думай. Спи пока.

Руслан притянул его еще ближе, нос уткнулся в рыжие вихры на затылке Кеши. И Кеша сдался. Он расслабился в этих объятиях, позволил теплу и тяжести чужого тела пригвоздить его к реальности. Может, это и был его личный грех. Но на что-то святое он был совсем не похож.