15. Волчица

Сеть опустилась на неё, едва она проехала между старых буков. А вместе с ней на шею и плечи соскочили с деревьев двое гайдуков. В мгновение ока стащили её с лошади, опрокинули, прижали к земле, разрывая жупан, хватая за волосы и руки. Она сопротивлялась как раненная львица, вырывалась, кусалась и лягалась, но другие выскочили из чащи на помощь товарищам. Не дали ей дотянуться до сабли или кинжала, а пистолеты остались в ольстрах на седле.

Уже через минуту подняли её с земли, грязную, в изодранном платье. Вырваться она не могла. Даже пошевелиться не могла. Нападавшие крепко её держали. Огромный шляхтич в кармазиновом жупане подошёл к девушке. Он заметно прихрамывал на правую ногу. Схватил панну Гинтовт за волосы и грубо откинул её голову назад.

–Помнишь меня, чертова шлюха! – процедил он сквозь зубы. – Не помнишь, что со мной сделала в корчме у еврея Липтака в Саноке, паршивая шалава?!

– Промахнулась я, вельможный пан. – Коварно улыбнулась она. – Если бы ударила чуть левее, вы бы сейчас могли разве что сторожить гарем у татар, братец ненаглядный. Или петь псалмы в хоре с кастратами из Италии. Однако Божье провидение хранило вас и оставило вам одно яйцо, хотя это лишь для утешения. Ибо даже с обеими долями достоинства жеребчик твой никуда не годился.

Он со всей мочи ударил её по лицу. Голова девушки мотнулась в сторону, на щеке выступил алый след.

– Вот это сила, пан братец, – прохрипела она злобно. – Жаль, что в паху вы не столь сильны. Рассказывали мне потаскушки из Перемышля, что рады бы напоить вашего коника, да вот булава ваша так коротка, что до источника любви достать не может. Неудивительно, что пал от жажды ваш жеребец.

Хромович ударил ее по другой скуле. Ефросина застонала. Он снова схватил её за волосы, посмотрел с презрением прямо в глаза, а затем ударил по животу. Она вскрикнула и согнулась пополам, застонала в цепких объятьях гайдуков.

– К дереву её!

Слуги поволокли Ефросину к старому дубу. Пеньковая верёвка уже ждала её, покачиваясь на ветру. Но ещё не настал час казни. Сначала гайдуки стянули с девушки жупан да разорвали подпояску, обнажив стройную спину и прелестные груди, увенчанные тёмными ягодками. А затем привязали её к дубу крепкими толстыми ремнями. Хромович взял длинный кнут, встряхнул им в воздухе, приблизился к девушке.

– А теперь, синичка, – сказал он весело, – потанцуем. – Ты здесь запляшешь, а я сыграю тебе этой плетью. И как только услышу от тебя крик, отправишься покачаться на ветру.

– Силёнок не хватит, пустобрёх!

Кнут свистнул в воздухе, рассёк гладкую кожу на спине панны Ефросины. Девушка сжалась, дёрнулась в путах, но даже стона не издала. Хромович ударил второй раз. Хлестнул поперёк, стряхивая с плети капли крови. Ефросина тяжело дышала, её лицо было испачкано мхом, чтобы не кричать, она кусала кору дерева.

– Пляши, шлюха! – прорычал Хромович сквозь обломанные почерневшие зубы.

– Ежели твоей милости так хочется танца, так, может, спляшешь со мной?! – раздался чей-то голос.

Неподалёку от Хромовича, в развилке между корнями поваленных бурей деревьев, стоял Белоскурский с саблей на плече. Закашлялся и сплюнул кровь на землю.

– Испугались, козлёныши?! – прохрипел он. – Боитесь старого чахоточного?! Давайте, спляшите-ка с моей сабелькой!

– Микита! Грыцько, Матияш! – скомандовал Хромович. – Отблагодарите пана Белоскурского за визит!

Названные гайдуки без лишних слов бросились к шляхтичу. Они ошиблись, если думали срубить его за пол-«отче наша»*. Разбойник ринулся им навстречу как рысь, избежал первого удара столь быстрым движением, что показалось, будто дьявол на мгновение укрыл его от их взоров невидимой шапкой. Одним взмахом с локтя пан Мацей раскроил голову первому, отбил удар второго, отскочил и, рубанув с полуоборота, вспорол ему шею. Последний враг перешёл к защите, но было уже поздно! Белоскурский прыгнул на него, выбил саблю мощным ударом вбок, а еще одним – заставил умолкнуть навсегда.

– Господа! – гаркнул Хромович, видя, что количество его слуг серьёзно поредело. – Ну добейте вы уже его! Немедленно!

Белоскурский не стал ждать. Сам бросился на вооружённых бойцов, ворвался между парнями и дружками пана Хулевича. Бил как молния, уклонялся от ударов, отражал их, постоянно находясь в движении. Враги теснили его со всех сторон, били слева, справа, исподтишка, крестом и в кисть, но он искал взглядом лишь хромого.

Поднялись крики, когда сабля пана Хулевича взмыла вверх, зажужжала и блеснула на солнце. А затем его вооружённые гайдуки, челядь и благородные паны застыли. Хромович стоял, откинувшись назад, тяжело дыша. За его спиной выжидал Белоскурский, а остриё кинжала касалось обнажённой шеи Хулевича.

– Бросайте оружие и катитесь в лес! – прорычал разбойник. – Считаю до трёх, а потом ваш пан захлебнётся в собственной крови.

Слуги застыли. Хромович с трудом кивнул.

– Хо...рошо, – просипел он. – От...ходите!

Гайдуки и челядь побросали сабли и пистолеты. А затем стали беспорядочно пятиться.

– Быстрее! – Белоскурский прижал клинок к толстой шее Хулевича. – Шевелитесь, сучьи дети!

Вооружённая свита разбежалась как стая перепуганных куропаток. Белоскурский ещё помедлил мгновение, а затем убрал кинжал от шеи противника, толкнул его и со всей силы пнул под зад. Хромович влетел в крапиву как ядро, выпущенное из аркебузы, перекувыркнулся по камням, вскочил, вперив в шляхтича злой взгляд.

– Ещё увидимся, твоя милость! – закричал он. – Ой, сочтёмся ещё!

– На твоём месте, братец, – Белоскурский отошёл к дубу, к которому была привязана панна Гинтовт, – я бы скорее думал о том, насколько доверяю своим ногам. Умеешь ли ты удирать как заяц или татарский грабитель с добычей? Одно ясно – тебе придётся обогнать и того, и другого, если не желаешь петь в хоре его милости перемышельского епископа.

– Что за чушь?!

– Сейчас я освобожу панну от пут, – мрачно сказал Белоскурский. – И голову даю, что я, умирающий чахоточник, не смогу удержать её от погони за тобой. Так что беги, мой тебе совет!

Хромович вскрикнул в ужасе. А затем, подобрав полы жупана, бросился бежать через кусты и папоротники. Хромал изо всех сил, пробираясь сквозь чащу и ветви, споткнулся на валуне и скатился вниз. Поднялся, весь перемазанный кровью, и вновь побежал, хромал как мог, лишь бы оказаться подальше от Ефросины.

Белоскурский выждал, пока его фигура не скрылась в лесу, а затем перерезал путы панны Гинтовт. Полуголая девушка вскочила как лань. Без слов схватила саблю и бросилась следом за Хромовичем. А разбойник присел на брошенное седло. Закашлялся и сплюнул кровью. А затем, когда далеко в лесу раздался жуткий, звериный вой, отхлебнул глоток водки из забытой кем-то фляги.

*Раньше время измеряли молитвами. Таким образом, гайдуки намеревались расправиться с Белоскурским за короткое время, которого хватило бы лишь для того, чтобы прочесть половину молитвы «Отче наш».