12 дней в оккупированном Херсоне. Разговор с волонтером, фиксирующим военные преступления в Украине

Текст: телеграм-канал «Воля»

Антон Пустовалов уехал из России задолго до начала войны. С 24 февраля он в Украине, где занимается фиксацией военных преступлений российской армии и других вооруженных формирований. Весной он с коллегами смог попасть в оккупированный Херсон, где пробыл почти две недели и смог вычислить СИЗО, где содержат гражданских и военнопленных. О том, что происходит в прифронтовых городах, как жил оккупированный Херсон и, как себя ведут там оккупанты в большом интервью.

— Вы занимаетесь сбором информации о российских военных преступлениях, совершенных на территории Украины?

— Да, на волонтерских началах я и еще несколько человек собираем информацию, фиксируем преступления, верифицируем данные, а потом передаем в европейские и российские оппозиционные СМИ. Часть собранных сведений передается в ОБСЕ для того, чтобы их можно было потом использовать на трибунале в Гааге. Наша работа началась 24 февраля, тогда в организации был один поляк и два литовца, если меня можно считать литовцем, потому что в прошлом я — гражданин России, но уехал задолго до войны и у меня литовский паспорт.

— Вы работаете только на территории подконтрольной Украине или на оккупированных территориях тоже?

— Да, была история, когда мы забирались в Херсон. Этому очень сильно противилась СБУ, они нам говорили: «ребята, вы туда лезете на свой страх и риск». Мы хотели попасть и в Мариуполь в самом начале войны, но туда нас не пустили. Поездку в Херсон мы готовили долго. Туда было добраться проще, чем в Мариуполь. Нам сразу сказали, что никакой поддержки от СБУ у нас не будет. Мы нашли фиксера на территории, который нам обеспечил жилье и определенную безопасность. Когда про нас начали шептаться в городе он нам дал отмашку, что ребята, пора валить. Мы попали в Херсон 22 апреля и пробыли там до 2 мая, а потом еще три недели выбирались с оккупированной территории. Обходили блокпосты.

— Когда и почему вы оказались в Украине?

— 24 февраля я встретил в Киеве, потому что 23-го мы прилетели последним рейсом из Литвы. Мы думали, что что-то начнется на Донбассе после заявления Путина, собирались поехать на Восток и работать там. Я в 2015 году два раза ездил туда с медиками и у меня были представления, что меня там ждет. Но утром я проснулся от того, что воет сирена и все вокруг грохочет. Я не ожидал, что будет война в Киеве.

Дальше мы месяц учились работать совместно с территориальной обороной, лазили по Киеву, осваивались и готовились ехать в Чернигов.

— Кое-кто из теробороны жаловался, что их, фактически, бросили в самом начале войны на произвол. Они не знали, что делать, как действовать, а вокруг уже были оккупационные войска. Что вы об этом думаете?

— Тероборона в Киеве, а я видел только ее, в первые дни была абсолютно неорганизованной группой людей, которым весьма смутно обрисовали, что они должны делать, раздали оружие и бросили противостоять ДРГ. Примерно через неделю они самоорганизовались, бывшие военные возглавили подразделения и начало что-то получаться. А в первые дни они просто были подставлены под пули, да.

— Тероборона в Киеве отбила первые атаки ДРГ, набранных из ЧВК, которые пытались пробиться к центру?

— В первые дни со стороны Оболони были попытки русских ДРГ прорваться к центру. Там потом долго стоял взорванный российский “Урал”.

На пешеходном мосту в Чернигове снайперы стреляли по гражданским

— Почему из Киева вы собирались именно в Чернигов?

— Чернигов был выбран потому что он долгое время находился под российской оккупацией. Мы туда поехали в тот момент, когда ВС РФ попытались взять под контроль Славутич. В Чернигове тогда была проблема с медикаментами, была проблема с водой, там осталась только техническая вода. Люди топили снег, брали воду в реке. И русские взорвали основной мост. Там оставался пешеходный мост, но он постоянно находился под снайперским огнем. Поэтому людей, которые хотели покинуть город переправляли на лодках дальше по течению, с того места, которое не просматривалось русскими.

Мы дня три сидели и ждали возможности переправиться в Чернигов, чтобы не попасть под обстрел. Ждали погоду, чем она хуже, тем проще перебираться. Надеялись на то, что русские уйдут из района Деснянки или их оттуда выбьют, потому что снайперы как раз оттуда обстреливали пешеходный мост, по которому черниговцы пытались покинуть город.

— Много жертв было на мосту?

— Сложно сказать, но с десяток человек под снайперов попали. Причем около пешеходного моста в начале апреля, где-то 3-4 числа, уже перед отступлением русских, была обстреляна колонна с волонтерами, которые возили в Чернигов гуманитарку. На них были все соответствующие опознавательные знаки, на автобусах была наклеена вся символика. Но это русских не остановило. Они обстреляли волонтеров. Там погибла 20-летняя девочка, которая только ввязалась в волонтерство.

Тогда еще не так сильно гремела Буча, и на тот момент эта смерть была шоком для всех.

— До Бучи вы уже были в Черниговской области, удавалось пообщаться с местными, говорили ли они о чем-то похожем на Бучу в Чернигове?

— В том-то и дело, что местные все находились на другом от нас берегу. Мы переправились в тот момент, когда стало известно про Бучу. Все были в шоке от того, что там произошло. Все понимали, что на этом фоне Чернигову еще более-менее повезло. Если взять дорогу до Славутича, там в селах творилось черт-те что, но там вроде бы не было жестоких расстрелов и насилия. Были грабежи, было мародерство, были БТРы, въезжающие на участки, но массовых казней не было.

— Российские офицеры, находившиеся в тот момент в Черниговской и Сумской областях говорили, что там было примерно то же самое, что в Буче. В первые дни оккупации отлавливали тероборонцев, ветеранов нацбатов, ветеранов АТО…

— Их отлавливали, но массовых казней не было. Я не знаю, что с этими людьми сегодня, и никто не знает, потому что они просто пропали. Но массовых расстрелов вроде бы не было. В Сумской области, недалеко от Путивля российские солдаты расстреляли семью, которая пыталась уехать в сторону Украины. Но такой массовой жестокости, которая была в окрестностях Киева там все-таки не было.

И потом, нужно еще понимать, что Сумская и Черниговская области сильно сопротивлялись. Там был сценарий очень похожий на Херсон, когда люди выходили на улицы, массово сопротивлялись и протестовали против российской армии. В Конотопе, в Славутиче, в Чернигове это было.

В Чернигове была история с расстрелом людей, когда привозили хлеб. Была бесплатная раздача хлеба и русские просто расстреляли людей, которые шли за этим хлебом. Это было незадолго до того, как мы попали в Чернигов.

— Белорусский офицер рассказывал, что белорусы участвовали в мартовском наступлении в составе двух бригад. Одна была в ЧАЭС, а вторая находилась как раз в Черниговской области и отказывалась наступать, просто стояла. Вы слышали что-то о белорусах?

— Я не уверен про танки. Белорусские грузовики и машины были, скорее всего была пехота. Насколько я знаю, они не принимали участия в боевых действиях. Они скорее были такой группой поддержки. У них низкий уровень подготовки и в этих подразделениях был совсем молодняк, который вообще ничего не понимал и был бесполезен в боевых действиях. Максимум, они способны были окопы копать.

А про белорусов в Чернобыле я много слышал. Они там умудрились перекрыть единственную узкую дорогу — сломались на ней и устроили сумасшедшую пробку из военной техники. Дорога еще и под обстрелом ВСУ была.

— Что вы делали в Чернигове? Какие свидетельства военных преступлений вы увидели?

— В Чернигове первым был обстрел моста. Это мы видели своими глазами. Местные власти предупреждали, что нужно вывести людей из города, потому что в нем гуманитарная катастрофа, а россияне сказали, окей, не проблема, выводите их в Россию. Северные дороги были открыты и не обстреливались. А в сторону Украины никого не пускали. Те, кто пытался уехать из города в Украину попадали под обстрел. На мой взгляд, это относится к военным преступлениям. Расстрел мирных граждан снайперами на пешеходном мосту это тоже военное преступление. Сегодня, на фоне того, что творит российская армия в других местах, эти истории стали малозаметны, но они были и о них нельзя забывать.

— Многие черниговцы уходили в сторону России?

— Черниговцы нет, они старались добраться до Украины. А вот жители Сумской области, в которой теснее связи с Россией, да, уезжали в Курскую область. Мы когда приехали в Путивль, то обратили внимание на большое количество машин с курскими номерами. Местные ездили в Россию и покупали там автомобили, там много родственников живет у сумчан. Поэтому, когда они попали под оккупацию, то очень многие уехали в Курскую область. Сейчас они не могут вернуться. Кто-то уезжает в Польшу, кто-то в Эстонию.

А у Чернигова меньше связей с Россией. Оттуда все-таки старались выбраться к своим и протестовали.

— Как разгоняли эти протесты?

— Первое время их терпели и не обращали на них внимание. Так, кстати, было и в Херсоне, где разгонять стали только в конце апреля. Вся беда как раз херсонских протестов в том, что там работает очень много ФСБшников, которые фотографируют участников, а потом вылавливают их в городе и похищают.

В первые дни в Херсоне русские искали улицу Карла Маркса

— Давайте про Херсон и то, куда там вывозили людей.

— Многих вывозят на север города, там есть СИЗО в районе с очень странным названием Стеклотара. Там спецтюрьма, где проводятся допросы. Это нам удалось установить, когда мы были в Херсоне. Мы выслеживали, куда едут спецавтомобили и обнаружили, что свозят людей именно в Стеклотару.

— Насколько я знаю, в этом СИЗО до середины мая держали тех, кого арестовали еще до начала войны по обвинению в пророссийской деятельности.

— Сейчас уже не уверен, потому что их должны были бы использовать в оперативной работе местные ФСБшники. Кроме того, оккупантам нужны люди в администрациях.

— Где в Херсоне содержат украинских военнопленных?

— В Стеклотаре. В этом же СИЗО.

— Что местные говорили в Херсоне о новой власти, о поведении российских солдат? Что в городе происходило?

— Там очень интересная ситуация. Когда туда заходили войска, солдаты вели себя спокойно. Говорили местным, что мы пришли сюда с миром, ничего не бойтесь. У части жителей Херсона оставались еще пророссийские настроения.

Все изменила Буча. Во-первых, поменялось поведение российских властей. Они пытались изображать из себя хороших русских, но получалось плохо. Были облавы на улицах, мужчин раздевали, избивали. А после Бучи у русских появился страх перед выходом на улицу. Если в первые дни они могли свободно прийти на городской рынок, где еще продавались продукты, то после Бучи уже никто не рисковал. Они начали ходить на рынок по пять-шесть человек. Они боятся ходить поодиночке. Они чувствуют себя очень неуютно. Во-вторых, отношение к ним изменилось даже у пророссийски настроенных. Из тех, кто был рад приветствовать Путина в марте, сейчас таких людей в Херсоне уже нет. Россияне умудрились полностью настроить против себя население.

Малоимущие вынуждены брать русскую гуманитарную помощь, те, кто имеет возможность прокормиться, от нее отказываются и к русским за едой не ходят.

В конце апреля не прижился еще переход на рубли. Все старались принимать гривны. Единственное, чем вынужденно пользовались — “Крымскими аптеками”. Это грузовички, которые привозят лекарства из Крыма и продают по совершенно сумасшедшим ценам. Аспирин за 150 гривен, например. Но эти машины — единственный источник медикаментов в Херсоне. В городе проблемы с препаратами для сердечников, для онкобольных, но для них не возят и из Крыма.

Знаю, что у этих аптекарей заказывают лекарства за какие-то дикие деньги.

Прошлый глава Херсонской администрации — Игорь Колыхаев, он весной все равно пытался оказывать какое-то влияние на жизнь людей. Его не пускали в здание горсовета, но он продолжал работать в одном из офисов коммунальщиков в городе. И вместе с городскими службами пытается поддерживать в Херсоне жизнь. Так вот он запустил в апреле речные трамвайчики. И многие люди благодаря этому смогли покинуть город и уехать на дачи. Эти трамвайчики спасли многих горожан. Процентов 10-15 жителей смогли уехать на дачи перед майскими праздниками и остались потом там.

— А как относятся в городе к Сальдо?

— Его там не переваривают.

— В Херсоне работал рынок и были продукты?

— Да, приезжали фермеры со своими продуктами. А еще закрылась птицефабрика и всю птицу руководство предприятия раздало горожанам.

— Город пустой?

— Да, когда мы там были, людей на улицах было мало. Никакие предприятия не работают. Открыты продовольственные магазины, ходит общественный транспорт. Очень много людей уехали.

— Что еще запомнилось в Херсоне?

— Была очень интересная история с обстрелом телевышки в Херсоне. Я думаю, что это был российский обстрел. Во-первых, там почему-то не оказалось вообще никого. Во-вторых, буквально через 10 минут туда приехали российские пропагандисты то ли из “Комсомолки”, то ли еще из какого-то СМИ. Но эта история была комичной. Потому что из-за обстрела телевышки на несколько дней восстановилась трансляция украинского ТВ. В Херсоне их глушат, а тут сами себе в ногу выстрелили. Вообще, в Херсоне вещает российское ТВ, украинское ловит уже только ближе к Николаеву. Людей пытаются пичкать пропагандой, но получается плохо, потому что люди сами видят разницу между тем, что им говорят из телевизора и реальностью.

Была российская попытка заглушить интернет, из-за этого мы там оказались на несколько дней вообще без связи. Это сильно подкосило в нас уверенность, что мы сможем выбраться, а в местных жителях, что город скоро будет освобожден. Хотя сейчас эта уверенность крепнет.

Но Херсон это очень большая проблема, потому что за него, видимо, будут очень серьезные бои, если его решат все-таки отбивать.

— Как строится общение местных с оккупантами? И какие части стояли в городе, когда вы там были?

— Там была Росгвардия, армия и ФСБ. ФСБшников видно на улицах сразу, особенно тем, кто бывал на российских оппозиционных митингах. Общение с местными отсутствует. Люди боятся русских, боятся повторения Бучи. Переубедить их, что в Херсоне хорошие русские у военных не получается, потому что постоянно происходят какие-то грабежи сел, а у горожан там родственники.

Там же еще в чем проблема. Все побережье Днепра сейчас заселено русскими военными. Они там расквартировались, выгнали всех местных жителей из прибрежных сел. Это не добавляет к русским теплого отношения.

Единственное, в Херсон стали возвращаться те, кто убежал в 2014 году в Крым. Они занимаются бизнесом, тащат из Крыма продовольствие и пытаются навариться на своих бывших соседях. Они пророссийски настроены, конечно же.

— А как к ним относятся их бывшие соседи?

— Как можно воспринимать человека, который пытается заработать на войне и оккупации?! Негативно к ним относятся, конечно же.

— Где для гражданских на оккупированной территории опаснее, в городе или в глухом селе? Мне говорили, что в селах опаснее.

— Да, потому что там нет огласки. В городах есть камеры, есть люди, которые могут что-то снять на камеру телефона. Поэтому военные ведут себя осторожнее, они чувствуют, что жители контролируют каждый их шаг. В селах этого нет, поэтому там военные творят все, что хотят.

Мы 30 мая еще были в Херсонской области, выбирались как раз, и за два дня до этого в одном из сел расстреляли семью, Приехали российские военные и положили всех, потому что в этой семье был кто-то из участников АТО 2014 года.

Причем они даже не расстреливают, а зачастую просто взрывают дом.

У них есть списки теробороны, есть списки из военкоматов. Есть бывшие соседи, которые теперь вернулись из Крыма. Эти с удовольствием сдают своих, потому что искренне считают тех, на кого доносят — бандеровцами. Они ж не просто так тогда в Крым убежали.

— В Херсоне приходилось общаться с российскими военными?

— Нет, мы избегали таких встреч. Мы однажды столкнулись с военными на рынке и быстро ушли. Все-таки мы бросаемся там в глаза. Видно, что не местные.

Однажды, когда мы уже выбирались из города, чуть не нарвались на блокпост. Они нас не заметили, потому что шмонали какую-то местную машину, и нам удалось их обойти.

— В какой момент стало ясно, что пора уходить из Херсона?

— Одна из причин, по которой мы спешно покинули город — соседи начали обращать внимание на новых жильцов. А ты же не знаешь, кто твои соседи. Поэтому мы постарались быстро покинуть город. Кроме того, мы опубликовали историю про пыточную тюрьму, зная, что скоро уезжаем. И эту публикацию российские спецслужбы начали раскручивать и искать ее авторов.

— Российские военные говорят, что военной полиции РФ нет нигде на оккупированных территориях, поэтому, в том числе, там такой бардак. Вы видели военную полицию?

— Нет, ее там нет. Роль полиции выполняли росгвардейцы, которые катались на “Тиграх” по городу. Но они больше занимались выхватыванием людей с улиц и их проверкой, а не контролем ситуации.

— На оккупированных территориях успешно работают украинские диверсионно-разведывательные группы. В чем, по-вашему, залог их успешных действий?

— Зачастую в этих группах состоят местные жители, которые знают местность и каждый куст на ней. Я это знаю на личном опыте. Дорога, которая полностью просматривается российскими блокпостами, может быть легко преодолена через дренажную трубу, которая под этой дорогой проложена. Просто надо знать, где эта труба находится.

У русских очень старые карты. В первые дни войны, мой друг в Киеве, который служит в теробороне, показывал мне документы, которые они забирали у пленных русских. Там действительно старые карты, напечатанные в 1989-1990 году. Часто бывают истории, когда начинают обстреливать какую-то точку, как в Житомире, где обстреляли роддом в начале марта. Его обстреляли потому что по русским картам в этом здании находились казармы 95 ОКРЕМА.

С этими старыми картами в Херсоне тоже была история.  Русские, зайдя в город, в первые дни все пытались найти улицу Карла Маркса.

В первые дни русские пытались отобрать побольше телефонов и планшетов у местных жителей, чтобы хоть какую-то нормальную навигацию иметь. У русских же солдат телефоны отбирают командиры, чтобы они по глупости сами себя не спалили, сделав селфи или позвонив не вовремя.

Ну и надо понимать, что как только местный житель сообщает ВСУ, что у него отобрали телефон, то военные быстро выслеживают этот номер и видят, по скоплению таких телефонов, где позиции русских.

— Главное впечатление и воспоминание из Херсона?

— Люди, которые там остались, которые нам помогали. Они очень смелые. Понятно, что у многих, кто остался, нет выхода. Кто-то слишком стар, у кого-то дома лежачие старики-родители. Эти люди будут там до конца и будут сопротивляться до конца. Это вдохновляет.

Еще перед майскими праздниками в Херсоне и области начали сносить все памятники, посвященные “Небесной сотне” и все памятники с украинской символикой, а вместо них насобирали где-то на помойках советские памятники. В Каховку приволокли памятник Ленину, который демонтировали еще в 2015 году. Где уж они его нашли, не знаю.

И еще оккупированные территории заполонили фальшивые газеты, которые подделываются под настоящие, но тексты в них такого примерно содержания: Зеленский сбежал, вас бросили, с Россией будет хорошо.

У меня есть печальное ощущение, что тот город, который я видел в мае, я уже никогда не увижу. Возможно, его уничтожат также как Мариуполь. Поэтому очень хорошо, что в нем осталось действительно мало людей. От первоначального населения там осталось процентов 30. Значит жертв будет меньше.

— Российские военные наверняка за взятки пропускали местных на украинскую территорию?

— Появилась такая услуга в апреле, что можно заплатить денег кому-то в комендатуре и вывезти в Украину людей. На них дадут документы. За каждого вывозимого сумма варьировалась от 700 до 1000 долларов. Ты получаешь добро на вывоз, но ночью происходит обстрел какой-нибудь Чернобаевки и тебя кидают. Ты заплатил денег, а тебя последний блокпост разворачивает и возвращает обратно.

Вообще, выезд на украинскую территорию — опасен.

12 мая в Бериславе просто взяли и расстреляли колонну гражданских, которые ехали в сторону Украины. Сколько там погибло — неизвестно. Установить число убитых гражданских на оккупированных территориях невозможно.

В Херсонской области была еще проблема с Каховской ГЭС. Там вышли из строя две турбины и русские не допускали украинских энергетиков их ремонтировать. В результате были затоплены несколько прибрежных сел. Что там было дальше и как это проблему решили и решили ли, я не знаю.

Затопило и деревни и поля. 

Кстати, про поля. С ними большая беда. В полях много боеприпасов и мин и на них рвется техника. Обычные сельскохозяйственные трактора.

— И жители…

— Жители подрываются в лесах в Киевской области. Идут гулять или за ягодами и подрываются, потому что мин много, растяжек.

Советы по выживанию для тех, кто вернулся в свои дома после оккупации

— Есть совет для жителей освобожденных территорий или оккупированных? Как не подорваться, как понять, что ты на минном поле?

— Очень хорошо видно по земле. Когда ты видишь, что на запекшейся земле проявились рытвины, либо это суслик, либо это мина. И второй совет для освобожденных городов — не двигать никакие вещи, если ты видишь что-то нестандартно лежащее или стоящее. Не поднимать покрышки и мусор, которые лежат на газоне, потому что все это может быть заминировано. Видишь какой-то мусор — вызови сапера.

Если ты понимаешь, что в твоем доме были военные, а это нетрудно, потому что они оставляют после себя невероятный срач, то не открывай никакие шкафы и вообще ничего не трогай. Как показала история Бучи, растяжку могут поставить под детской игрушкой, на перилах лестниц, под стульями, под посудой, условно, под чайником. Зачем они это делали — непонятно, но делали почти везде.

Тут, правда, надо сделать поправку, что разные войска — разное поведение. В Херсонской области весной были достаточно профессиональные и адекватные российские войска. Оккупационная администрация там и в Мелитополе старается не лезть в жизнь людей, а люди стараются держаться подальше от администрации. Там все еще пытаются делать вид, что они хорошие русские.

А вот под Киевом была какая-то дикая орда.

Там много смешных историй, когда русские военные пытались пить оливковое масло…

— Что за история?

— В Ирпене нашли на столе два бокала с оливковым маслом. Русские нашли бутылку с красивой этикеткой, но не знали что это и решили, что в этой стеклянной красивой бутылке вино. Ну и разлили по бокалам.

В Киевской области после ухода русских находили котелки, в которых они пытались варить кофейные зерна, не смолов их. То есть, люди никогда не видели зернового кофе и не знают, как его готовить. Натуральные варвары.

Украина держится

— Чувствуется, что люди устали от войны?

— И да, и нет. Русские надеются, что удары по гражданским объектам, торговым центрам напугают украинцев и те попросят у Зеленского заключить мир. К счастью, пока никто не просит об этом. У людей прошел первый шок, потому что войны никто не ждал. Прошла ярость первых недель. Сегодня все понимают, что надо продолжать бороться, потому что Путин не остановится на том, что уже захватил сейчас. Он будет хотеть еще и еще. Николаев, Одессу, Днепр.

Многое зависит от поставок вооружения и особенно снарядов из ЕС и США. Если они будут увеличены, то у Украины есть шанс. Если нет, то все будет трудно.

Россия постоянно провоцирует ВСУ на удары по территориям Курской и Белгородской областей. Из Курской области постоянно обстреливали в начале лета Глуховский район Сумской области. Просто почти круглосуточно. Но у ВСУ есть негласный приказ не вести огонь по территории России. Чтобы не спровоцировать Путина на объявление полномасштабной войны, мобилизации. Тогда у него появится возможность просто завалить мясом Украину, поставить под ружье миллион или больше миллиона человек. С этим справиться будет трудно.

Сейчас украинцы начали верить в то, что победа возможна. Особенно это было видно на Крещатике, где демонстрировали разбитую русскую технику.

Я уверен, что Украина выдержит. И все собранные нами и другими волонтерами и службами материалы потом будут озвучены в Гааге.

========

Подписаться на наш канал: https://t.me/volyamedia

«Воля» в Твиттере: https://twitter.com/Volya_media 

Наши тексты появляются благодаря вашей поддержке. Если они вам нравятся, помогите нам.

1. Для читателей из России: перевод на российскую банковскую карту. Номер карты: 2200 7001 5709 1678
2. Для читателей из других стран: подписка на Patreon.
3. Криптосчета для поддержки «Воли»:

BTC

bc1qlg9pu2npe8ckjuu4gfvgsfexpgsvekcjfkqndg

ETH

0xF51456ed3e0Ef1086538fcEf6511206b9B1A9eEF

Doge

DLpUA83easoLTqeP9hkdYVGHaUxHFASTQn

Zcash

t1YEJBkiFy6WbBG61P1YBEYj5dJNCQaiuFr

Как сделать перевод в криптовалюте, рассказываем здесь.