10 февраля 1940 года

За день до грандиозного празднования 2600-летия со дня основания Японской империи государство решило обезопасить себя и изъяло из продажи и запретило дальнейшее издание и распространение четырёх исторических книг учёного Цуда Сокити 津田左右吉, занимавшегося изучением японской древности и мифологических сюжетов. Под запрет попали следующие сочинения автора: «Исследования Кодзики и Нихон сёки» 古事記及び日本書紀の研究 (яп. кодзики оёби нихон сёки-но кэнкю, 1919), «Исследование истории века богов» 神代史の研究 (яп. дзиндайси / камиёси-но кэнкю, 1924), «Исследования по истории японской древности»日本上代史研究 (яп. ниппон дзёдайси кэнкю, 1930) и «Общество и мысль в древней Японии» 上代日本の社会及思想 (яп. дзёдай ниппон-но сякай оёби сисо, 1933). Основным поводом для запрета книг стали неверные, согласно идеологии государственного синто, толкования учёным отдельных мифологических сюжетов как вымышленных историй, сомнения в существовании некоторых божеств, а также общая критика «Кики» (как сокращенно именуют Кодзики и Нихон сёки), заставляющая читателей усомниться в их исторической достоверности и адекватности их буквальной интерпретации. Цуда, профессор университета Васэда, пользовался авторитетом в профессиональных кругах, однако в обстоятельствах празднования фиктивной даты, не выдерживавшей никакой исторической критики, но крайне значимой для идеологии государства, его работы, на которые раньше можно было закрыть глаза, представляли определённую угрозу, да и сам учёный, склонный к критике мифологических концепций, не отличался благонадёжностью.

Так, несмотря на статус одного из крупнейших исследователей японской древности, Цуда не стали привлекать к огромному проекту, инициированному Министерством образования в 1935 году и призванному описать памятные места страны, связанные с деятельностью мифологического первоимператора Дзимму. Как пишет Джон Браунли в монографии Japanese Historians and the National Myths, «в 1940 году ведущие японские историки участвовали в государственном проекте, чтобы подтвердить достоверность даты, в которую они не верили». 11 февраля 660 года до новой эры, дата, предложенная официальными историографами на основании весьма странных манипуляций с текстами древних хроник, вошла во все учебники японской истории в качестве «дня основания империи». В этот день первоимператор Дзимму построил дворец в Касивара и начал править страной. В том, что Дзимму существовал, никто из японских историков особо не сомневался, но вот датировка вызывала массу сомнений и противоречила всем имеющимся историческим свидетельствам. Большинству учёных, задействованных в проекте, однако, пришлось наступить на горло собственной песне и подстраиваться под ситуацию, Цуда же такой участи избежал, но его положение белой вороны в научном сообществе обернулось для него преследованиями и проблемами. В 1939 году, в самый разгар работы комитета по Дзимму и масштабной подготовке к празднованию юбилея империи, сразу несколько мыслителей правого толка обвинили Цуда в отрицании очевидного для них – реальности государственного мифа. Среди его критиков особенно выделялись ультрапатриот Минода Мунэки 蓑田胸喜 и поэт и праворадикальный писатель Мицуи Коси 三井甲. Они заявили, что в Васэда засел предатель, разрушающий основы государства изнутри. Критики обвинили Цуда в уничтожении духа японской культуры, нигилизме, вредительстве и назвали его «злодеем, которому нет равных» по степени вредоносного влияния его работ на умы подданных.

Поводом для такой пространной хулы в его адрес и обвинениям в оскорблении величия, что было чревато судами и уголовным наказанием, стали работы Цуда, посвященные анализу сюжетов, связанных с  фигурой принца Сётоку. Сётоку-тайси, культурный герой японской древности, буддийский святой, при котором, согласно тексту «Кайфусо», «были установлены титулы и определены ранги, и положено было начало ритуалам и церемониям», основатель храма Хорюдзи, названный автор первого юридического памятника в истории страны, т.н. «Уложения в 17 статьях», текст которого сохранился исключительно в «Нихон сёки», согласно размышлениям Цуда, мог и не существовать вовсе, а достижения, ему приписываемые, были результатом деятельности целой группы придворных чиновников. Помимо оскорбления величия, будучи изданными в виде книг, подобные высказывания и идеи нарушали 26 статью «Закона о печати», поскольку противоречили идеям государственного строя кокутай и клеветали на императорский род. Наказание, правда, в этом случае было более мягким, чем при оскорблении величия – до двух лет тюрьмы и до 200 йен штрафа автору и издателю. Без внимания властей данные обвинения не остались. 21 января 1940 года историка вызвали на допрос и пять с половиной часов беседовали с ним о его книгах по истории древней Японии. Жалко, протоколов допроса не сыскать – очень интересно, как полицейским удалось так долго поддерживать беседу на научные темы. Или же Цуда просто почёл им мини-курс лекций? Зато сохранились другие источники – многочисленные высказывания видных деятелей культуры и первых лиц японской политики, присоединившихся к травле учёного за работы, написанные им много лет назад и до настоящего момента проблемы не представлявшие.

В газете «Гэнри Ниппон» 原理日本 («Принципы Японии»), издававшейся под руководством главного критика Цуда и университетских историков из Васэда и Тодай, Минода Мунэки, незадолго до вызова профессора на допрос были опубликованы отзывы представителей общественности, обеспокоенных подрывной деятельностью ученого, на его работы. По утверждениям редакторов издания, они получили более 5 тысяч писем с просьбой оградить общество от такого опасного смутьяна. Большинство опубликованных нападок были анонимными и называли лишь род деятельности их автора. Например, некий «бригадный генерал» желал, чтобы японский народ избавился от таких «гнилых насквозь людишек». «Член Парламента» «не находил слов», чтобы передать степень своего возмущения и предлагал провести «массовую чистку» Токийского университета, где Цуда выступал с лекциями как приглашенный профессор. Некий «поэт» заявил, что «нельзя терпеть идиотизм», которым является отрицание божественной 2600-летней истории страны. Среди тех, кто присоединился к травле в открытую, были такие заслуженные японские литераторы, как Хагивара Сакутаро и Катаока Тэппэй.

Цуда преследовали как через прессу, так и в университетских аудиториях, где, стоило лишь закончиться его лекции, в воздух взымались руки людей, не особо вдававшихся в то, что он говорил, но имевших к нему массу вопросов. Логическим завершением всей этой кампании стал запрет работ историка и выдвижение против него обвинений в нарушении ряда законов. Уже одной фразы, вроде «Вряд ли нужно даже говорить о том, что в описании эры богов в хрониках не содержится исторических фактов» было бы достаточно для вынесения приговора, однако разбирательства затянулись на несколько месяцев. Вместе с Цуда под суд пошёл издатель Иванами Сигэо, на слушаниях отстаивавший право своего автора на выражение своей точки зрения в печати. Учёного поддержали также многочисленные коллеги, чьи взгляды могли радикально отличаться от тех, которых придерживался Цуда, но тем не менее признававшие в нём блестящего учёного. Никакие доводы не помогли Цуда и Иванами избежать наказания – 21 мая 1942 года обоих признали виновными в нарушении 26 статьи «Закона о печати». Им ещё повезло – из девяти пунктов обвинения подтвердился только один, да и тюремные сроки – 3 месяца для Цуда и 2 для Иванами – оказались мягче, чем можно было предположить. Прокурор подал апелляцию, однако её не успели рассмотреть в двухгодичный срок, и юридическое преследование издателя и ученого было прекращено. После войны инцидент с профессором Цуда часто приводили в качестве примера государственных репрессий в отношении инакомыслящих, однако он сам, как ни парадоксально это может показаться, заявлял, что это неверная интерпретация произошедшего. В 1952 году он сказал, что во всём виновато не государство, а подстрекатели из числа праворадикалов. На суде же они выясняли вопросы, касавшиеся основ и методов исторической науки, причём Цуда изъяснялся «как можно вежливее» и чувствовал, будто он «читает лекцию студентам», а не даёт показания со скамьи подсудимых.