***

Холодные ветра тревожат сухие лотосовые листья, и Цзян Чэн хмурится, но совсем немного, чтобы никто по лицу не понял, что с ним такое. Зябко, однако он ни за что и никому не покажет, что продрог. Сезон Лидун сменяет сезон Шуанцзян, дыхание зимы ощущается всё явственнее, но он стоит, расправив плечи, как будто нисколько мороза не боится.

— А-Чэн, — нежный голос сестры окликает так ласково. — А-Чэн, слишком холодно. Немедленно надень, — в руках у неё плащ, тёплый, даже отороченный мехом, она спешит по причалу, желая немедленно о нём позаботиться.

Цзян Чэн, с одной стороны, до глубины души тронут, с другой — уверен, что не должен поддаваться на это. Нет-нет, он ведь мужчина, он не боится какого-то там холода, он сильный…

Тут Яньли поскальзывается на влажных и чуть оледеневших досках и…

…едва не падает.

Едва — потому, что Вэй Усянь моментально оказывается рядом. В два стремительных прыжка он одолевает расстояние — и как раз вовремя, чтобы подхватить Яньли и бережно поставить, да ещё и плащ удержать на согнутой руке, не позволив ему окунуться в стылую воду, которая вот-вот обратится льдом.

Цзян Чэн смотрит на них. Когда-то сестра была выше их обоих, а теперь Вэй Усянь вытянулся, и она едва достаёт ему до груди. Вэй Усянь даже его, Цзян Чэна, по росту превосходит.

— Что ты тут мёрзнешь один? — Вэй Усянь теперь подскакивает к нему, цингун у него великолепный, он и быстр, и ловок, и способен одним прыжком едва ли не на другом берегу озера оказаться. Ни на что не обращая внимания, он набрасывает плащ Цзян Чэну на плечи, и сразу становится тепло. — Выглядишь так сурово, как будто уже завтра будешь представлять клан на Совете. Чего это?

Цзян Чэн не отвечает — отогревается, обдумывая заодно, как не показать, насколько на самом деле успел продрогнуть на ветру и как рад этому плащу, а заодно и тому, что сестра и Усянь отправились его искать.

Яньли подходит и останавливается рядом с ними, дышит на ладони, и Вэй Усянь тут же ловит их, чтобы согреть в своих. У него-то руки всегда горячие. Мать ворчит — это потому, что у него Золотое ядро крепче. Вот он и не мёрзнет.

Цзян Чэн вздыхает украдкой, и Вэй Усянь смотрит на него, смешно скосив взгляд.

— Госпожа Юй уже не злится, — говорит он. — Можно возвращаться.

— Мама уже всыпала ему Цзыдянем за вас обоих, — переводит Яньли. — Идём, Цзян Чэн, я приготовлю суп, как вы любите. Красный от перца, чтобы простуда не прицепилась.

Цзян Чэн наконец находится с ответом:

— Опять делаешь вид, будто ты тут старший? — напускается он на Вэй Усяня. — Если надо, я и сам могу принять наказание…

— Да теперь-то уже и не надо, — смеётся Вэй Усянь, потирая плечо. — Да подумаешь, мы пару раз проспали тренировку. Наверстаем.

Цзян Чэн знает, что мать злилась не из-за этого. Просто видела, что Вэй Усянь способнее, была недовольна им, собственным сыном, что уступает приёмышу. Это только Вэй Усянь не понимает будто, в чём кроется проблема.

С другой стороны — и ладно. Пусть не понимает. Зачем ему понимать это? Ведь для него, для Цзян Чэна, он всё-таки самый настоящий брат.

— Идём, — соглашается он, и они втроём возвращаются в тепло.