Категорический императив Иммануила Канта и радикальная этика Николая Фёдорова
Философ, офицер Народной Милиции ДНР Андрей Коробов-Латынцев специально для «Консерватора»:
В следующем году исполнится 300 лет Иммануилу Канту. О знаменитом немецком философе русский философ Фёдор Августович Степун писал так:
«Живи он не в Кёнигсберге, а в Сибири, он, наверное, понял бы, что пространство вовсе не феноменально, а насквозь онтологично. На Байкале он, вероятно, написал бы не трансцендентальную эстетику, а метафизику пространства. Эта метафизика могла бы стать для немцев ключом к пониманию России. Безумно мечтать о победе над страной, в которой есть Сибирь и Байкал...» (Степун Ф.А., «Из писем прапорщика-артиллериста»).
На самом деле Кант жил в России, вернее в Российской империи, несколько лет, с 1758 по 1762 год, и не просто жил, но вполне был нашим соотечественником. Речь идёт о присоединении Калининграда (тогда — Кёнигсберга) к России во время Семилетней войны с Пруссией, когда город со всем населением присягнул российской императрице Елизавете.
Пётр III отдал город Пруссии обратно, и Кант перестал быть подданным российского императора. За четыре года подданства философ успел завести знакомства с российской имперской знатью, купцами, русскими офицерами, которые посещали его университетские лекции и даже брали частные уроки философии. Балтийский федеральный университет сейчас носит имя Канта. Имя Канта, кстати, даже участвовало в конкурсе «Великие имена России» в 2018 году и могло быть присвоено калининградскому аэропорту (победила императрица Елизавета Петровна, которой Кант и присягал на верность, так просто проигрыш для философа не обидный).
На самом деле, несмотря на то что Кант — немец от мозга костей, он в то же время органично встроен в русскую культуру, прежде всего, конечно, в философию. В истории русской философии немало кантианцев, и хотя творчески развивать кантовскую философию весьма сложно: «За Кантом можно только следовать, будучи его правоверным и послушным учеником», как пишет философ Владимир Варава, — тем не менее в русской философии есть фигура, о которой можно с уверенностью сказать, что она оригинально развивает этику Канта.
Речь идёт о родоначальнике русского космизма, создателе оригинальной концепции философии общего дела Николае Фёдоровиче Фёдорове.
В своей философии общего дела Фёдоров, по сути, делает радикальные выводы из кантовского категорического императива. Сам этот императив состоит из двух частей:
1. Поступай так, чтобы принцип твоих поступков мог бы быть всеобщим законом.
2. Поступай так, чтобы ты всегда относился к другому человеку всегда как к цели, и никогда ТОЛЬКО (!) как к средству.
Фёдоров не ссылается специально на Канта, однако когда он развёртывает свою мысль о воскрешении отцов, то здесь прослеживается связь с этикой Канта. В этике Фёдорова главное зло, последний враг, который должен истребиться, — это смерть. Как предельное зло, смерть должна быть преодолена. Причём преодолеть её должен сам человек. Все силы человечества: наука, культура, философия и т. д. — должны работать на избавление человечества от смерти. Фёдоров называет это активным христианством: человечество не должно просто пассивно ждать воскресения мёртвых — оно должно активно своими силами способствовать делу воскресения плоти, соработничать Богу в деле собственного спасения…
Однако, заключает Фёдоров, победа над смертью не будет полной, если мы избавим от смерти только живых, — надо вырвать из лап смерти и умерших, т. е. вернуть их к жизни, воскресить. Отсюда фёдоровская идея воскресения отцов. Отцов воскрешают сыны, которые чувствуют перед ними нравственный долг: те, кто дал им жизнь, сами уже мертвы. Отцы, таким образом, явились средством для жизни сынов. Оставить отцов во власти смерти — значит отнестись к ним как к средству, вопреки кантовскому категорическому императиву.
Едва ли Кант предполагал подобную интерпретацию своей нравственной философии. В своих трудах он практически не затрагивает тему смерти, хотя, по свидетельству современников, он любил затрагивать эту тему в личных беседах с друзьями.
Едва ли Фёдоров сознательно соотносил свою практическую философию с этикой Канта, однако же его концепция воскрешения отцов (именно как этическая концепция) явно коррелирует с этикой Канта. В философии важны имена и важны личности тех, кто мыслит, однако гораздо важнее то, что мыслится — сами мысли, идеи. И очевидно, что русская идея морального долга перед умершими является прямым следствием нравственного завета, который немецкий философ Иммануил Кант выразил в своём категорическом императиве. Категорический императив Канта на русской почве стал радикальной этикой неприятия смерти.
Скорее всего, сам немецкий философ едва ли оценил бы эту радикальную русскую метафизику…
Хотя, как писал Ф.А. Степун, живи Кант в России... Вернее, живи он в России дольше, быть может, пути его философии могли бы быть иными.