🥀

Комната, находившаяся в глубине императорских покоев, была оснащена слабым светом запылившейся масляной лампы. За полу прикрытым пологом расположенной посреди просторного помещения кушетки, обшитой красной шелковой тканью, слились два мужских силуэта. Крепко прижав Чу Ваньнина обеими руками к себе, Тасянь-Цзюнь уткнулся лицом в его волосы, вдыхая аромат хайтана, исходящий от тела мужчины. Такой родной и знакомый, будоражащий рассудок. Такой…возбуждающий. Мо Жань скользнул рукой по шее Чу Ваньнина, ведя ею вниз по позвоночнику, обнажил ранее скрытую под нижними одеяниями крепкую спину. 

Прошло в общей сложности более 10 лет с того момента, когда Тасянь-Цзюнь в последний раз ощущал подле себя тепло живого человека. Он ведь и сам больше не им не являлся. За два года до того, как император принял смертельный яд, Чу Ваньнин умер и оставил его совершенно одного, а после воскрешения даже от трупа, который ранее Мо Вэйюй сохранял в первоначальном виде за счет своей духовной энергии, осталась всего лишь горстка пыли и пронзающая и так уже остывшее сердце холодная боль, разъедавшая кости и сводящаяся с ума ледяной безысходностью. Он больше не был живым человеком, этот Тасянь-Цзюнь являлся всего лишь ожившим трупом, у которого не оставалось абсолютно никого в этом мире. Подчинивший своей власти весь мир заклинателей, проливший реки крови наступающий на бессмертных император, восседая на верхушке мира, в конце концов остался ни с чем.

Сейчас же Чу Ваньнин наконец-то вновь находился прямо перед ним. Живой, по-прежнему такой же величественно-безмятежный. Те же раскосые глаза феникса: безумно красивые, в прошлом обмораживающие Мо Жаня своим ледяным взглядом, однако они больше не смотрели на него как на самое большое в своей жизни разочарование. Чу Ваньнин взирал на Тасянь-Цзюня глазами, наполненными теплом и любовью, почти обжигающей. По крайней мере, даже будучи, фактически, давно остывшим трупом, Мо Жань чувствовал, как чужое пламя любви греет и его тело. 

— Мо Жань, отныне и впредь, кем бы ты ни был: императором Тасянь-Цзюнем или образцовым наставником Мо, этот учитель волен оставаться рядом с тобой, — совсем недавно сказал ему Чу Ваньнин. А сейчас он даже обнимал его ответ, так трепетно и тепло, что это сводило Мо Жаня с ума.

В прошлом он запирал своего учителя во дворце, сутками держал в водной темнице, даже сделал Чу Ваньнина своей "наложницей" и ночами напролет под действием сильнейших афродизиаков, жестоко и беспощадно, идя на поводу у животной страсти, выбивал из него душу. Но у него так и не получилось удержать Чу Ваньнина рядом с собой. В конце концов, несмотря на все усилия Тасянь-Цзюня сделать учителя только своим, в один день тот навсегда покинул не только его, но и этот бренный мир. 

А сейчас этот человек сам говорит, что хочет быть рядом с ним. Сейчас руки этого человека по собственному желанию обвиваются вокруг его тела, по своей воле этот человек первым поддается вперед и целует его губы, сплетаясь с ним языком и душой. Если бы сердце Мо Жаня все еще могло биться, то в этот момент непременно сорвалось бы на бег. 

— Золотце… — рука, совсем недавно скользящими движениями изучавшая поверхность спины Чу Ваньнина, моментом позже обвилась вокруг его шеи, притягивая того к себе ближе для углубления поцелуя. Вторая ладонь захватила его за талию, прижимая к себе, — этот достопочтенный так долго ждал тебя, в течение долгого времени желал заполучить тебя вновь, и вот ты наконец-то прямо перед ним. Учитель должен прекрасно понимать, что последует далее. 

Чу Ваньнин уже отчетливо ощущал возбуждение мужчины перед собой, впрочем, как и свое собственное, поэтому, распрощавшись со стыдом, слегка недовольно прошептал, заливаясь ярким румянцем: 

— Мо Жань, не надо попросту дразнить меня. Я целиком и полностью твой, поэтому прекрати ходить вокруг да около. Если желаешь "съесть" меня, то сделай это уже поскорее.

— Что ж, раз уж учитель сам об этом просит, этот достопочтенный больше не станет медлить, — отозвался Тасянь-Цзюнь севшим от вожделения голосом и, снова утягивая Чу Ваньнина в интенсивный поцелуй, окончательно избавился от нижних одежд учителя, обнажая его подтянутое тело с узко очерченной талией и красивым прессом.

Чу Ваньнин не возражал. Он уже чувствовал, как начинает плавиться все его нутро, когда Мо Жань раздевал его, и как от каждого прикосновения холодных пальцев разливалось почти физически ощутимое тепло. Закрыв глаза, он позволил себе полностью раствориться в ощущениях, а Мо Вэйюю делать с ним все, что вздумается. Чу Ваньнин знал, что он больше не навредит ему. 

Несмотря на то, что по росту Тасянь-Цзюнь уступал образцовому наставнику Мо в новой жизни, он все еще оставался выше Чу Ваньнина, поэтому, обхватив того за ноги, без проблем развернул к себе спиной, и в новой позе снова крепко обнял. В таком положении внимание зоркого взгляда Мо Жаня, находившегося от головы Чу Ваньнина на кромешном расстоянии, привлекла раскрасневшаяся от смущения мочка уха, которая всегда являлась особенно чувствительным местом его учителя. Лукаво сверкнув глазами, он подобрался еще ближе к лицу Чу Ваньнина, обжигая его ухо горячим дыханием. Моментом позже губы императора захватили нежную кожу той самой мочки, принявшись лизать и посасывать её, ожидая реакции учителя, которая, в свою очередь, последовала без промедления: не сдержав удовлетворенный стон, Чу Ваньнин с силой сжал ткань шелковой простыни, откидывая назад голову, которая от нахлынувших чувств уже начинала идти кругом. Расценив стоны учителя как одобрительный сигнал, император одной рукой опустился ниже и принялся активно растягивать ею вход в тело Чу Ваньнина. 

— Прямо сейчас, золотце, этот достопочтенный собирается наконец доставить тебе удовольствие, — прошептал Мо Жань и, обхватив бедра мужчины, резко приподнял его, насаживая на давно уже затвердевший от дикого желания член. Чу Ваньнин громко ахнул, и в опустевшей голове промелькнула одна единственная мысль о том, что на утро своими силами на ноги он совершенно точно уже не встанет. Наконец войдя во столь желанное тело, Мо Жань почувствовал, как и у него самого слегка закружилась голова. Он так долго не брал своего Ваньнина, что на этот раз, когда он спустя долгое время снова ощутил себя в его горячем теле, из-за рта также слетел несдержанный стон. Он без промедления начал двигаться, одаривая Чу Ваньнина накатившей волной удовольствия. Под напористыми действиями Тасянь-Цзюня он растерял остатки трезвого ума, а физические силы окончательно покинули его тело и в нем осталось место только для впечатляющего своим размером орудия императора. Как и в его сердце: в прошлой и этой жизни, что бы не происходило, особое место в душе Чу Ваньнина занимал лишь его Мо Жань. Его горячо любимый на протяжении обеих жизней ученик, который активно перемещался внутри него. Ваньнином вдруг овладело непреодолимое желание прямо сейчас увидеть его до безумия красивое лицо, охваченное страстью и его медовые ямочки на щеках. 

— Мо Жань… — Чу Ваньнин позвал охрипшим голосом, — посмотри на меня.

 Тот, не переставая двигаться, поднял на него расфокусированный взгляд своих донельзя темных глаз, настолько черных, что отливали фиолетовым. Однако на данный момент их темнота растворялась в жарком лихорадочном блеске, с которым он смотрел на своего любимого. 

— Учителю нравится то, как выглядит этот достопочтенный, когда находится у него внутри? — на этих словах Тасянь-Цзюнь попытался изобразить нечто наподобие ухмылки, насколько это было сейчас возможно. Его грудь тяжело вздымалась, а дыхание становилось все более сбивчивым, поэтому насмешка выходила весьма условной. Продолжая наращивать темп, мужчина чувствовал, будто ощущение от движений в чужом теле вот-вот сожгут изнутри и его самого. Чу Ваньнину же казалось, что душа, еще немного, и покинет его, перед глазами то и дело мелькали яркие вспышки, похожие в своем многообразии на электрический ток, который прожигал его тело, начиная с нижней части живота и заканчивая потерявшей рассудок от возбуждения головой. Мо Жань не желал останавливаться ни на секунду, толчки продолжали становиться все сильнее и яростнее. Он резко вошел во всю длину так, что попал прямиком в самую чувствительную точку Чу Ваньнина. Тот содрогнулся всем телом подобно тому, будто это и в самом деле был момент, когда из него все-таки окончательно выбили душу, достигшую пика наслаждения. Мо Жань же в свою очередь прекрасно знал все слабые места своего учителя, поэтому продолжил наращивать и без того дикий темп таким образом, чтобы головка его члена с каждым новым толчком приходилась именно на эти точки.

Стоны Чу Ваньнина приводили его к состоянию, сравнимое с гранью одержимости, к тому же, Тасянь-Цзюнь чувствовал, что мужчина уже на пределе, что не могло не разжигать в нем пламя страсти с новой силой. Податливое тело образцового наставника Чу изгибалось под уверенными движениями мужчины, пронзающего его вход вновь и вновь. Если бы он не знал наверняка о своем происхождении, то в данный момент со всей уверенностью мог бы предположить, что он был с осторожностью вылеплен из клейкой рисовой муки, поэтому Мо Жань без затруднений мог взять его, растянуть и изогнуть так, как ему вздумается. 

Теряясь в ощущениях, Ваньнин принимал Тасянь-Цзюня даже слишком хорошо, так что в конце концов второй и сам стал ощущать себя так, будто уже балансирует на самой грани, однако он не мог позволить себе излиться раньше учителя. С этой мыслью к неистовым толчкам он добавил движение языком, так как в какой-то момент Чу Ваньнин, обуреваемый накрывшей его страстью, обнял Мо Жаня, а тому предоставилась отличная возможность взять во власть своего языка шею мужчины – этой возможностью он охотно воспользовался. Ощущение того, как ловкий язык Мо Жаня маневрирует по поверхности его чувствительной кожи, оставляя за собой влажные дорожки, вкупе с неровным горячим дыханием и яростными толчками внутри, быстро довели Ваньнина до апогея. 

— Учитель уже достиг своего предела? Похоже, тебе действительно безумно нравится, когда твой любимый ученик берет тебя, как ему только вздумается, — Мо Жань тяжело дышал, — на самом деле, золотце, этот достопочтенный тоже вот-вот придет к разрядке.

Чувствуя, как от места совокупления по всему телу словно проходит волна раскаленного металла, от которого плавится все его нутро, Тасянь-Цзюнь сделал несколько последних толчков, отличавшихся особой силой и дикостью, за которыми последовала кульминация. Мо Жань горячо излился прямо во внутрь Чу Ваньнина, не сдержав рвущийся наружу тихий стон, — Ваньнин… 

В отличие от образцового наставника Мо у императора не имелось привычки выходить сразу же после достижения оргазма, поэтому какое-то время они, находясь в состоянии сладкой истомы, неподвижно лежали, прижимаясь друг к другу мокрыми от пота и похоти телами, в попытках выровнять дыхание. Чу Ваньнин посмотрел на Мо Жаня затуманенными от только что настигнувшего их обоих удовольствия глазами. Мо Жань также был обессилен, поэтому все, что он смог сделать, это поближе придвинуться к учителю и обнять его со спины, одной рукой притягивая за тонкую талию, а второй накрывая плечо. 

Масляная лампа, одиноко стоявшая на резном столике из красного сандалового дерева, догорала, погружая комнату в темноту. Однако, даже полностью окунувшись во мрак ночи, глаза обоих лежавших на кровати мужчин сияли подобно праздничным фейерверкам.