해가 지는 곳으로
@onnibook
Чем дольше существует человечество, тем более разнообразными становятся сценарии апокалипсиса. Очевидно, человека и самого пугает темп технического прогресса и скорость, с которой он меняет мир в угоду собственному комфорту. Комфорт манит за собой, как блесна на леске, и, не успев еще приспособиться к новой реальности, мы вдруг находим себя на пороге четвертой промышленной революции, а Часы Судного дня тем временем показывают без ста секунд полночь. Самое время в очередной раз задуматься, каким будет конец света в изменившихся условиях.
Представим, что комфорта, веками вводившего в искушение и двигавшего человеческую цивилизацию, больше нет. Нет дома, нет Интернета, нет средств коммуникации, транспорта, света, нет укромного уголка, где можно было бы отсидеться. Представим, что, начиная с завтра, нас будет физически тяготить факт того, что мы еще живы. Ради чего мы продолжили бы существование в этой дискомфортной реальности? Ради чего цеплялись бы за жизнь? И насколько бы нас хватило в ситуации, когда нужно бежать, думать и выживать своими силами, без помощи тех вспомогательных средств, которые сделали нас инфантильными и зависимыми от источников информации? Чхве Чинён приглашает нас задуматься о завтра, которое будет совсем не похожим на сегодня.
Роман «Туда, где садится солнце» был написан еще в 2017 году, в ту доисторическую эпоху, когда основному большинству населения планеты слово «коронавирус» было неизвестно. К счастью, Covid-19 не стал вирусом из романа «Туда, где садится солнце», Землю не объяли пожары, не наводнили мародеры и последователи культов, а проверить детскую печень на эффективность в борьбе с инфекцией в голову пока никому не пришло. И за отложенную на завтра жизнь как будто можно не переживать – она так и останется в комфортном завтрашнем дне, до которого у нас когда-нибудь точно дойдут руки. Хотя, возможно, «Туда, где садится солнце» немного изменит нас, и слово «завтра» перестанет ассоциироваться с выражением «отложить в долгий ящик».
Пандемия – один из самых непредсказуемых сценариев гибели человечества. Наверное, даже к инопланетному вторжению можно подготовиться заранее, но мор, вызванный неизвестным науке вирусом, который от вакцины становится лишь выносливее, пока невозможно ни спрогнозировать, ни предотвратить. И даже полевые учения в условиях пандемии Covid-19 не могут гарантировать, что нам удастся победить вирус, который придет следующим – наверняка раньше, чем мы найдем ключ к абсолютному иммунитету (и ключ к бессмертию в одной с ним связке). Завтрашний день для человечества всегда под вопросом, и тем удивительнее, что именно на завтра мы возлагаем самые большие надежды.
Еще более страшная, чем сам вирус, катастрофа случилась, когда разорились банки и крупные предприятия. Мир захлебнулся в грабежах, контрабанде, поджогах, торговле людьми, убийствах, насилии и наводнивших его новых культах. Разлетелись слухи о том, что мужчины, уровень смертности которых был гораздо выше, могли излечиться детской печенью. Правительство исчезло, а вместе с ним рухнул и всякий порядок. В те дни ни оставаться на прежнем месте, ни бежать было невозможно.
Чхве Чинён не питает иллюзий о человечности и человеколюбии. Вирус вызовет катастрофу, но конец света устроит человек. Катастрофа – как раскрутившийся ворот, который уронит ведро с водой на дно колодца: мир за считанные дни забудет о нравственности и падет на тот уровень, где человеком управляют примитивнейшие из инстинктов. Резня, насилие, грабежи, войны, отсутствие смысла жизни и инстинкт выживания, не дающий умереть, вездесущая опасность, отсутствие правильного пути и правильного выбора, невозможность узнать какую-либо информацию – таковы наши перспективы после катаклизма, считает Чхве Чинён.
Впрочем, не одна только тема вируса в этом романе привлечет внимание русскоязычного читателя.
Читаем и вдруг:
Оставив все, мы преодолели нелегкий путь до Владивостока, где снова впали в замешательство: а куда ехать дальше?
Да, именно так: Чхве Чинён отправила своих персонажей в Россию. Одни мчат по заснеженным российским просторам из Владивостока, а другие – из Улан-Удэ через Новосибирск и Томск. Удивительно, что Чхве Чинён подробно описывает заброшенные многоэтажки в городах, здания гипермаркетов, церкви, провалившийся асфальт, сельскую местность, заснеженные дороги и февральские метели, но сама она в России никогда не бывала. Весь сеттинг романа прописан на основе карт Гугл и функции просмотра улиц – в удивительное время живем! И каждый раз, когда герои постапокалиптического мира подбирают на российских обочинах осколки былого величия – старую открытку в мусорной куче или кулек макарон, сердечко ёкает: наверняка это одна из той толстой стопки советских открыток, которые еще с восьмидесятых годов, возможно, до сих пор хранятся в коробке из-под обуви. Ну а макарошки – уж точно те самые рожки. Конечно, корейские читатели на этих строках не ощутят в своих сердцах 설렘, но русскоязычной аудитории должно быть интересно взглянуть на страну глазами корейского автора. Свист ветра в арках заброшенных домов, снег, валящий едва ли не каждый день на протяжении двух месяцев, наивная уверенность в том, что после таких снегопадов по бездорожью можно пробираться пешком... К счастью, встречи героев с медведем в шапке-ушанке с балалайкой и бутылкой водки в лапах так и не случится, за что Чхве Чинён отдельная благодарность.
Книга сочетает в себе как минимум три уникальные особенности, возможно, не совсем соответствующие представлениям читателя о корейской литературе, которая в нашей стране ассоциируется с меланхоличным «хан», восточным созерцательным отношением к жизни и принятием судьбы. Катастрофа, сокрушившая мир в романе «Туда, где садится солнце», вызвана пандемией. Действие происходит не где-нибудь, а в России. А в центр этого фона Чхве Чинён помещает любовь, которая сильнее ненависти и страха.
Существует расхожее мнение о том, что корейская литература носит натуралистический характер, авторы не брезгуют описанием натуралистических и даже физиологических подробностей там, где, казалось бы, можно было и обойтись без них, а персонажи корейской литературы зачастую лишь пассивные наблюдатели без собственной воли и со связанными конечностями. Безусловно, натурализм, под влиянием которого с первой половины двадцатого века развивалась современная корейская литература, оказал значительное влияние на методы преподнесения окружающей литературных героев действительности и характеры этих героев. Можно рассуждать о том, что эта тенденция теперь уже в прошлом, а можно найти множество примеров ее проявления в современных произведениях, но очевидно одно: в «Туда, где садится солнце» не будет пассивного восприятия действительности. И даже наоборот: книга написана для того, чтобы мотивировать читателя взять штурвал в свои руки и повернуть вяло текущую унылую жизнь туда, откуда льется свет.
Мы проехали половину России вот так — как багаж.
Реальность стремительно меняется, когда персонажи наконец перестают быть багажом и начинают передвигаться на собственных ногах в том направлении, которое им самим кажется верным. У них нет времени на раздумья и сомнения, нет времени откладывать свои желания и чувства. Никто из них не знает правильной дороги или кратчайшего пути, но это не мешает им ползти сквозь сугробы вперед, за солнцем и светом.
Вместе с героями «Туда, где садится солнце» мы задумываемся о преимуществах романтического восприятия жизни, а чтобы материал точно усвоился, Чхве Чинён постоянно повторяет эту мысль: нужно меняться, нужно перестать симулировать и по-настоящему жить, нужно перестать откладывать на завтра, ведь то самое завтра со всеми отложенными делами никогда не настанет, нужно перестать бояться. И да поможет нам любовь.
Несмотря на то, что книга о любви, а основная романтическая линия проходит между двумя девушками, назвать «Туда, где садится солнце» квир-романом сложно. Чхве Чинён не раз прибегала к лесбийской тематике, но либо ограничивалась рассказами, либо отодвигала эту линию на второй план, как в романе «Бесконечная песня» (끝나지 않은 노래). В своем интервью для журнала Littor (릿터) она рассказывает, что давно собиралась написать длинную историю, которую посвятит квир-персонажам. «Я училась в женской школе, закончила женский университет. Я всегда была окружена девушками, вместе с ними я приобретала жизненный опыт и размышляла. Любовь одной женщины к другой представляется мне самым обычным явлением. Я и сама не раз испытывала такой опыт. То, что романтические чувства возникли к женщине, меня никогда не беспокоило так же, как не беспокоила симпатия к мужчине. Что может быть странного в том, что мне нравится девушка? – это моя жизненная установка, а о существовании предрассудков я узнала лишь потом. То же и с героинями романа. Я не чувствовала смятения, когда любила человека своего пола, поэтому и в книге ничего об этом не писала». Наверное, по этой причине и Чина, и Тори немного напоминают переменные, одну из которых можно заменить на мужчину и получить в результате такую же сумму.
Глухонемой ребенок, мальчик-подросток, которого били сверстники и родители, рыжеволосая кореянка с генами европейцев борются за свои жизни так же, как и самая заурядная семейная пара, связанная родительскими обязательствами больше, чем любовью друг к другу. Перед лицом катастрофы, как и перед лицом любви они все равны. Книгу можно назвать репрезентативной, при этом Чхве Чинён не вынуждает персонажей откровенничать об их самоощущении, ведь в новой реальности, когда выживших на планете единицы, никакой исключительности не существует, а те, кто остался в живых, сами по себе являются исключением. Никто не спрашивает, почему у Чины серые глаза, и точно так же никто не осуждает чужую любовь или нелюбовь. Да и некому в новых условиях спрашивать и осуждать.
«Туда, где садится солнце» – история о любви и переосмыслении ценностей, но это не мешает Чхве Чинён, представительнице молодой волны корейских авторов, критиковать местный уклад жизни – устаревший, заплатанный, но упорно натягиваемый на современность. Персонаж Рю – самая старшая из главных героинь – вспоминает безрадостную рутину жизни, в которой был лишь офис и работа по дому, а времени на собственных детей выкроить не удавалось. Персонаж Чина приоткрывает дверь в корейскую семью-общину с бесчисленными тетями и дядями, для каждой и каждого из которых в корейском языке есть свое название. Отдельно от этих названий они оказываются не семьей, а толпой чужих людей. Персонаж Тори, вынужденная защищать не только себя, но и свою младшую сестру, иллюстрирует своей историей пренебрежительное отношение к молодой женщине в коммуне – какой бы стойкой и отважной она ни была. Все эти проблемы стары как мир. Но мир вынужден измениться.
И слова любви, которые оставит после себя человек, будут кружить над затихшей землей, будто призраки или ветер. Любовь уцелеет.
В мире, где завтра может не настать, где смерть поджидает за каждым поворотом, перенести любовь на потом нельзя. Чхве Чинён заставляет нас поверить в то, что единственный работающий двигатель, источник энергии и навигатор в руинах потерявшего привычный облик мира – это желание быть с теми, кого мы любим. Сквозь одиночество, через пустоту заснеженных равнин, мимо вооруженных людей и трупов по бесконечным дорогам Тори, Мисо, Чина, Кончжи и Рю мчат прочь от созданного человеком хаоса к тому источнику света, который даровала им любовь. Их любовь имеет разные лица: сестринская, родительская, романтическая, безответная и даже любовь, которая не хочет называть себя этим словом. Все ее облики сияют одинаково ярко и согревают в морозы. Они все равны.
Черная масса подбиралась ближе и постепенно увеличивалась. Это надвигавшееся на нас темное нечто казалось нашей судьбой, нашей изнанкой, тенью, вобравшей в себя всю скорбь и страхи людей, поэтому, чем бы оно ни оказалось, я не удивилась бы ничему. Сил на удивление просто не осталось.
— Это люди, — произнес Тан. — Их много — не двести-триста человек. Намного больше.
Наша изнанка, наша тень, наши страхи и скорбь... Способны ли мы победить тьму внутри и вокруг себя? Не отвернемся ли мы от слепящего глаза света? Постапокалиптический роман «Туда, где садится солнце» предлагает хороший фон для того, чтобы заглянуть внутрь себя и вновь задуматься об этих вопросах.
Впечатления о корейских книжках