다른 사람

Пост планировался о другом, об одной из самых полюбившихся корейцам в этом году книг (под кодовым названием «От Невзорова» – ребус на воскресный вечер), ведь никому не хочется крутить шарманку и говорить только на одну тему. Но последние новости о российских законодательных инициативах, касающихся изнасилований, да и вообще новости, которые звучали в эти дни, перечеркнули все планы, поэтому на повестке еще одна книга о сексуальном насилии. Так что, пока принимаются такие законы, пока в Корее после 12 лет заключения на свободу выпускают серийного насильника и педофила Чо Дусуна (который в туалете церкви искалечил семилетнюю девочку так, что ей всю жизнь предстояло ходить со стомой) и не раскрывают его лицо, пока Соколову за убийство с расчленением выносят 12 лет, пока мужчина признает, что у него шарики за ролики выходят при виде голой женской шеи, пока ужесточаются предписания к аборту, будем говорить на эти темы снова и снова, сколько понадобится, будем обсуждать и проговаривать. Да и корейские писательницы действуют так же, и в последнее время обойти тему насилия в обзорах становится все сложнее: если не одно насилие, то другое – эта тема затрагивается постоянно.

Читатели наверняка уже слышали, что, согласно новому российскому закону жертве изнасилования будет грозить до пяти миллионов рублей штрафа или до пяти лет тюремного заключения в том случае, если факт насилия не будет доказан, и предполагаемый обидчик расценит обвинения как клевету. Доказать и насилие, и даже изнасилование вообще задача непростая и осуществимая далеко не всегда. Изнасилование – это не всегда нападение незнакомца с ножом в темном переулке, и уж точно не то происшествие, после которого можно смахнуть слезу рукой, поправить прическу и уверенной походкой направиться в полицию писать заявление.

Кан Хвагиль, автор книги, о которой сегодня пойдет речь, пишет:

Если изнасилованием называют только ту связь, при которой женщину бьют, колотят, угрожают, и ее жизнь подвергается опасности, то случившееся с Сучжин – точно не изнасилование. Сучжин не били, не колотили, не угрожали, и ее жизнь не была в опасности. Но она этой связи не хотела. Сучжин никак не могла понять, почему именно насильник выносит вердикт, произошло это по обоюдному согласию или нет. В понимании Сучжин изнасилование определялось просто. Предельно просто. Изнасилование – это сексуальная связь, которая произошла без согласия потерпевшей стороны.

В романе Кан Хвагиль «Другой человек» (다른 사람, 2017), получившем престижную премию Хангёрэ, изнасилование показывает другое свое лицо – не то лицо, которое могло бы предоставить доказательства в суде.

В качестве предисловия стоит отметить, что «изнасилование» – слово неуклюжее и непластичное, это особенно чувствуется, когда оно встречается в художественном тексте, который необходимо перевести с чужого языка на русский. В частности, 강간당하다 – подвергнуться изнасилованию. Корейское 당하다 – это обычный маркер пассивности, который можно прикрепить к множеству слов. 약탈당하다 – подвергнуться ограблению, 구타당하다 – подвергнуться избиению. И если в случае с ограблением и избиением – словами, давно укоренившимися в русском языке, имеющими синонимы и предусматривающими аффиксы, все гораздо проще, то понятие «изнасилование» слишком новое, связанное скорее с судебной практикой, чем с личными переживаниями человека. Даже в наши дни это больше термин, чем бытовое слово, и описывает он действия объекта, а не субъекта. В таком случае как перевести корейское 나는 계속 당했다 на русский язык так, чтобы в выражении «меня продолжали насиловать» акцент, как и в корейском варианте, сместился на субъект и передал его субъективное восприятие ситуации? Грамматические формы слова «изнасилование» этого не предусматривают. Почему? Потому что появилось оно не так давно, об этом не было принято говорить, и слово осталось деревянным и непластичным. Отсутствие внятной пассивной формы в русском языке говорит о том, что жертва изнасилования не воспринимала нежелательный сексуальный контакт как проявление насилия над собой, ведь отчасти это было даже нормой. Изнасилование воспринималось и до сих пор некоторыми воспринимается как казус. Да действительно, что об этом говорить, ну, бывают в жизни огорченья. И даже сниженная лексика, которой можно было бы описать этот акт, не содержит в себе нюанса насилия, а грубо описывает действия сексуального характера. У слова «изнасилование» нет прямых синонимов в русском языке. В самом слове нет субъекта. Оно хоть и страшное, но не выражает ничего из того, что должно выражать. А это в первую очередь – осознание жертвой того, что с ней происходит в момент насилия.

«Другой человек» – сочетание слов, которое может иметь самые разные контексты. Кто-то хочет измениться и стать другим человеком, кто-то по умолчанию является другим человеком, поскольку никто не догадывается или не хочет догадываться о том, какова его настоящая натура. Третий со стороны кажется другим, но на самом деле он такой же как остальные. А четвертый считает, что он уж точно другой, и с ним никогда не случится одной из тех постыдных историй, о которых пишут в интернетах. Кан Хвагиль привлекает в роман элементы детектива и пытается отыскать истину – кто есть кто, кто скрывает свое настоящее лицо, а кто отчаянно пытается показать его окружающим людям. «Другой человек» – одна из тех книг, которые сложно комментировать, потому что автор все рассказал, иллюстрировал и объяснил сам.

Ким Чина – лгунья. Баба-пылесос @qw1234

Чина ушла с работы, заперлась дома и теперь мониторила Твиттер и читала все соцсети, потому что в Интернете писали о ней. Не добившись справедливости судом, она решила обезопасить себя по-другому: Чина рассказала в сети о том, как ее избивал партнер. Отчасти она надеялась и на поддержку, но в итоге оказалась в центре скандала. Большинство комментариев под постами о ней сводились к фразам – «Ты просто тупая, надо было раньше уходить!» или «Сама виновата!» На личный номер стали звонить незнакомцы, хихикавшие в трубку: «Ты дура, сдохни!» Но «пылесос»… Этот комментарий написал не посторонний человек. Его автор точно знал и ее саму, и ту, которую двенадцать лет назад прозвали пылесосом. И которая уже мертва. Чина не смогла простить этих грязных слов и решила выяснить, кто стоит за коротким оскорбительным твитом. В поисках правды она возвращается в прошлое, чтобы перевернуть свои воспоминания и заставить остальных приглядеться к себе и понять, кто же в этой истории «другой».

Чина, разумеется, не представляла, что станет одной из тех женщин, которых называют жертвами насилия. Она приехала в Сеул из провинции, закончила университет и устроилась в компанию, где работал он – высокий, красивый, улыбчивый и успешный И Чинсоп, которого обожал весь коллектив. Она и подумать не могла, что такой мужчина обратит внимание на нее – провинциальную тихоню, серую мышь, которая и с коллегами-то почти не общалась. Их отношения продолжались два года.

В день, когда он впервые ее избил, они выпили. И Чинсоп, захмелев, стал рассказывать о себе, и из его истории выяснилось, что весь его имидж в компании построен на лжи. Он был старшим сыном, рос с двумя младшими сестрами. Его статус старшего предполагал заботу о родительском доме. С тех пор, как поступил в университет, он жил без помощи родителей. Ну, как без помощи… Он подрабатывал, получал стипендию, но родители в свое время оплатили курсы ему одному, благодаря чему он единственный из троих детей поступил в столичный университет, что, разумеется тоже было не бесплатно.

А с тех пор, как устроился на работу, он каждый месяц посылал родителям деньги. Только сестры при встрече постоянно ворчали: «Из нас к тебе одному родители относились по-особенному, поэтому ты должен о них заботиться».

– Когда они это говорят, хочется врезать им как следует, как в детстве.

Чина решила перевести разговор на другую тему и стала рассказывать о себе. Она упомянула, что мать не разрешала помогать ей на кухне перед праздниками:

«Все равно, как только выйдешь замуж, всю оставшуюся жизнь будешь готовить праздничные обеды. Нет нужды заниматься этим уже сейчас», – говорила она и отказывалась от моей помощи. […]

– Поэтому на кухне я никогда ей не помогала.

– Да? – его лицо искривилось. – Так я и знал.

Я удивилась. Он будто упрекнул меня. Я не знала, что ответить, и растерянно на него смотрела, когда он вдруг поднял руку и стукнул меня по лицу тыльной стороной ладони – раз, еще раз. Он не гладил меня – в его руке была сила. По щеке расползлась боль.

Это что? Он шутит?

На страницах книги Чина вспоминает подобные эпизоды, анализируя свое поведение и разоблачая те оправдания, которые она придумывала себе – что важно. Себе. Она сказала что-то обидное, она слишком его любила, она была слаба и прощала, она сама во всем виновата, ведь он не раз говорил ей: «Я хороший! Неужели ты не можешь помочь мне быть хорошим?» Вот и в этот раз И Чинсоп сказал то же: «Я дурачусь! Неужели ты даже моих шуток не понимаешь?»

Во время семейных сборов он отвечал за всю домашнюю работу – от подготовки поминальной церемонии, до развоза родственников, готовки еды и уборки могилы. В других домах работали невестки, а он был один, поэтому и помочь ему было некому. Переложить все на плечи пожилой матери он не мог, и вынужден был заниматься такими делами сам. Отец за всю жизнь ни разу не помог по дому. Когда И Чинсоп заходил на кухню, отец недовольно цокал и ругался: «Ты же мужик, ты что делаешь?» А сестры отговаривались тем, что теперь замужем, и даже палочки в руки не брали.

– Ужасно хотелось врезать.

– Отцу? – без задней мысли переспросила я.

Он снова сдвинул брови:

– Ты что говоришь? Я по-твоему такой ублюдок? Я про сестер!

– А, – я не знала, что ответить и неловко рассмеялась.

– Как я мог не хотеть этого? – спросил он, пристально глядя мне в глаза.

Я не знала, как реагировать, и пробормотала:

– Ну, не знаю. Мужчины ведь тоже могут готовить.

В этот миг воздух в комнате будто прижался к полу. Я подняла голову. Он смотрел на меня сверху-вниз переполненными яростью глазами. Я добавила, будто в оправдание:

– Ты ведь сам говоришь, что у вас мужчины тоже занимались домашними делами.

[…]

Он толкнул меня в плечо. Я слетела со стула и повалилась на пол. Лицо было закрыто руками. Я не смела на него посмотреть.

– Мужчины тоже?! Тебе не стыдно это говорить?

Что сделало И Чинсопа человеком, который бьет своего партнера, когда ему вздумается? Этот отрывок многое объясняет. Нет, он не родился сволочью. Сволочью его воспитали. С одной стороны, разрешали бить младших сестер, с другой, когда он проявлял заботу о матери, отец насмехался над ним и говорил, что это не по-мужски. С третьей – он единственный получал финансовую помощь от родителей, которые изначально видели в нем добытчика, а в дочках – лишь временный товар, который они потом сбудут с рук. Да, тяжело ему одному содержать и себя, и семью, но за детей сделали выбор их родители. Потому что такова традиция.

Начавшись однажды, эти побои не заканчивались еще долго. Они сопровождались фразой, которую Чина уже слышала раньше: «Да у тебя просто комплекс жертвы». После побоев он бросался на колени и молил о прощении: «Я не такой!» – утверждал он. А потом требовал секса.

Во время секса он держал меня за волосы и зажимал рот и нос – в этот миг я не могла сказать ему, что мне это не нравится. Когда он приказывал мне лечь, когда за время акта мы ни разу не встречались взглядом, когда мне было больно, а он продолжал – я не могла сказать, что его поведение меня пугает. Я ничего не могла ему возразить, потому что не могла назвать это насилием. Я не находила в себе смелости произнести это. Ведь я не сопротивлялась. Ведь я не сказала, что не хочу.

После многих сделок с собой, после самобичевания и самоубеждения в том, что она просто недостойна человеческого отношения и недостойна любви, что она вела себя неправильно, и все можно изменить, что он правда хороший человек, она все-таки поняла: больше терпеть невозможно, нужно порвать эти отношения. Чина заявила в полицию.

Я отказалась мириться и не приняла его извинения. Я требовала, чтобы он уволился. Я сказала, что он должен понести уголовную ответственность. Помню его лицо в тот момент. Если бы он мог меня ударить, то ударил бы. Дело рассматривалось пять месяцев. И вот ведь смешно: в конце концов его слова оправдались:

– Не думай, что на этом все кончится.

Я не была слабой. Я не хотела стать слабой. Я не хотела остаться в его памяти слабой.

Но… три миллиона вон?

Каждый день я должна была видеть его – человека, который грозился меня убить. Неужели он правда оставит меня в покое? Личные отношения со мной он разорвет, но будет ли он беспристрастно относиться ко мне на работе? Не сделает ли меня изгоем? Не станет ли он несправедливым по отношению ко мне? Не станет ли распространять странные слухи? Все возможные тревоги нахлынули на меня, я чувствовала злость и обиду. Тогда я собралась с мыслями: то, что остальные узнают, не проблема. Проблема в том, что теперь я нуждаюсь в защите.

Я подумала и выложила свою историю в Интернет.

И Чинсоп занимал более высокое положение, чем она. Тот положительный имидж, который он себе создал, его власть и покровительственное отношение начальства лишали ее возможности работать в компании дальше. Он отделался штрафом в размере одной месячной зарплаты и обещал отомстить. Когда поднялся скандал, начальник отправил И Чинсопа на больничный, чтобы тот оправился от потрясения. Чина получила выговор за то, что испортила имидж фирмы. Монолог начальника, возмущенного недоверием Чина к его способности справедливо разрешить этот конфликт, занял в книге семь страниц.  

Да я сам за феминизм. Я очень ответственно воспитываю своего младшего. Ему сейчас девять, так вот я всегда ему говорю: «Женщины – существа, которые нуждаются в защите. Если мужик тебя бьет в нос, то ты тут же должен дать ему сдачи, но с девочками так нельзя. Мой сын даже играя не ударит девочку. Он никогда не задирает девчонок и не доводит шутками до слез. Он у меня очень порядочный. Но девчонки иногда его лупят. Разве нынешние девчонки не жестокие? Сын не отвечает им, вот они и думают, что могут победить мужчину силой. […] Но девчонки, которые пинаются, все страшненькие. Не знаю, что насчет таких как ты, Чина, но на самом деле такие девчонки демонстрируют силу, чтобы привлечь внимание мальчиков. Или по-настоящему ненавидят чувствовать себя побежденными. Я ведь уже долго работаю. Они не меняются даже с возрастом. Не слушаются. Упрямятся. Страшненькие. Я не обобщаю, они правда все такие.

Начальник упрекает Чина в том, что она получала материальную выгоду от этих отношений и наверняка либо довела своего партнера сама, либо что-то неправильно поняла, либо просто врет, чтобы привлечь к себе внимание.

И Чинсоп получил штраф и больничный на несколько недель. Чина лишилась работы и стала объектом ненависти Интернет-сообщества. Причиной поднявшегося вокруг этой истории резонанса стала не безнаказанность обидчика, а «глупость» Чина. Мол, как можно было терпеть все это два года, нормальная бы ушла сразу. Чина на протяжении всей книги объясняет этим людям, почему не могла заявить и почему цеплялась за эти отношения. Чина хотела бы согласиться с ними, хотела бы смотреть на эту историю их глазами – глазами посторонних, и ничего не знать, но она знает все, потому что это произошло с ней и покалечило ее, а не кого-то другого.

Но не один И Чинсоп в этой истории человек с другим лицом. Есть еще и @qw1234, личность которого Чина предстоит установить. Хотя, она не сомневается в том, кто автор этого комментария. Она находит номер Сучжин и звонит ей. «Больная!» – доносится из трубки, и вызов сбрасывается.

Чина больше не сомневается и решает вернуться в родную глубинку, чтобы лицом к лицу встретиться с Сучжин. Сучжин… девчонка, которую бросила на попечение бабушки алкоголичка-мать, с которой брезговали дружить одноклассники, и с которой в детстве дружила сама Чина. В старших классах их дружба прервалась, и Чина хоть и видела Сучжин, но много о ней не знала.

Сучжин больше всего боялась стать похожей на мать. Она не встречалась с парнями и не прикасалась к алкоголю. До тех пор, пока однажды после отличного ответа на семинаре по английскому языку в приподнятом настроении не согласилась выпить с одногруппниками. И до тех пор, пока не проснулась голая в дешевом мотеле вместе с незнакомым парнем. Она ничего не помнила и не понимала, как оказалась в постели с незнакомцем. Все точно произошло без ее согласия – она была слишком пьяна. «А, ну, значит, ошибка вышла», – бросил он и стал одеваться.

Он правда считал, что произошла «ошибка» и, похоже, забыл о существовании Сучжин. А Сучжин была беременна.

Разве такое возможно?

Возможно.

Ведь Сучжин – женщина. Шанс забеременеть от одного единственного раза проник внутрь ее тела. Сучжин не чувствовала, что внутри нее зарождается новая жизнь. Внутри нее было лишь воспоминание. Воспоминание, которое хочется забыть, которого быть не должно, и которое она стерла бы из своей памяти. 

Сучжин решила никому не рассказывать об этой истории. Она тоже винила себя, ведь то, что произошло с ней не укладывалось в привычное восприятие изнасилования.

«Наверное, я недостойна любви, – думала она. – Видимо, я та женщина, которую любой может изнасиловать».

На нее не напали, ей не угрожали. И тем не менее ее телом воспользовались без ее согласия. Если она была в бессознательном состоянии, то просто не могла на это согласиться. И если для сделавшего это с ней Ким Донхи все объяснялось словом «ошибка», то первокурснице Сучжин надлежало исправлять последствия этой ошибки. В двадцать лет она сделала аборт.

Я ведь в этом не виновата, так почему мне кажется, что я поступила неправильно? Потому что избавилась от ребенка? Но было ли это ребенком? Неужели клетки, возникшие в ситуации, которой я не желала, способом, которого я не хотела, обязательно нужно звать ребенком? А я? Моя жизнь? Мое тело?

Сучжин решила стереть эту историю из своей жизни и стать другой. Другим человеком, которого больше никто не посмеет изнасиловать, с которым никто не посмеет так обойтись. Однако прежде чем прийти к этому решению, первокурсница Сучжин долго шла на попятную и искала утешения в историях о тех женщинах, одной из которых она теперь стала.

Чтение было способом Сучжин справиться с переживаниями. Ведь читать было легче всего. К книгам она пришла не сразу – сначала она искала статьи. Их было множество, стоило только забить в поисковик несколько ключевых слов: изнасилование, беременность, аборт. В этой стране было множество женщин, подвергшихся изнасилованию. Она открывала десятки окон, но истории не кончались. Изнасилованные женщины. Беременные девочки-подростки. Женщины, которых снимали на камеру без их ведома. Зарезанные женщины. Брошенные младенцы.

Читая книги, в которых затрагивалась интересующая ее тема, Сучжин задумывалась о том, как этот вопрос преподносится в художественной литературе, и какими пафосными словами рекламировались подобные романы. Слово «насилие» шло в паре с «эстетикой», «красотой». В этих книгах рассказывалось не о переживаниях жертвы, в них смаковалась жестокость.

Насильники описывались как люди, которые тоже когда-то подверглись надругательствам. Тем же истязаниям, которые упоминались при описании (имя). […] Значит, Сучжин теперь тоже должна кого-то изнасиловать?

Чтобы почувствовать себя защищенной, Сучжин решила заполучить самого авторитетного парня в университете – Рю Хёнгю. Его уважали и любили все, даже Ким Донхи, который совершил с Сучжин ту самую «ошибку», повлекшую за собой аборт. Донхи относился к Хёнгю с особым почтением и всячески пытался заслужить его расположение.

Сучжин повернулась к Хёнгю. Она заметила руки парня, наливавшего ему сочжу: он почтительно держал бутылку обеими ладонями. Покорные руки, которые не стали бы наливать, если бы Хёнгю не разрешил, и уж точно не сделали бы ничего против его желания.

Руки того самого Донхи, который не позаботился узнать ее мнение, прежде чем пользоваться ее телом.

Об истории Сучжин знала лишь Ха Юри, которая поддержала ее в тот сложный момент. Ха Юри, «пылесос», «подстилка», «легкая добыча», которая так нуждалась в любви окружающих, что не отказывала никому. Ха Юри тоже была другим человеком, и ее настоящее лицо, в которое никто не пытался заглянуть, обращено к человеку, разрушившему не одну жизнь. Героини романа будут разгадывать ее тайну лишь спустя двенадцать лет после ее смерти.

Встретившись с Чина, Сучжин говорит ей: «Я не женщина» – чем подчеркивает, что приложила все усилия для того, чтобы больше не быть жертвой, женщиной-жертвой. Теперь она другая. Сучжин и Чина пострадали от одного и того же, но не знают об этом, осуждают друг друга и винят. Чина не знает, что произошло с Сучжин в подростковые годы, а Сучжин не знает о том, что Чина пережила похожий опыт с тем же самым человеком в том же самом возрасте. Чина тоже это скрывала. Они обе кажутся друг другу «другими», потому что они и старались быть другими, старались не походить на женщин, которые могли иметь унизительные эпизоды в прошлом. Ведь унизительное отношение говорит лишь о том, что другого они просто недостойны. Они его не заслужили. Ведь женщина всегда сама во всем виновата. Кан Хвагиль детально описывает самоощущение женщины, воспитанной в культуре, основанной на вопросе – «Что ты сделала, чтобы тебя не били?» Сучжин и Чина уже жертвы, уже чувствуют несправедливость, но все еще продолжают искать причины в себе и винить во всем себя. И упрек «У тебя комплекс жертвы» не один раз повторяется на страницах книги.

Но не только женщинам уделяет внимание Кан Хвагиль. Один из ключевых в этой детективной истории персонажей – мужчина, которого в детстве насиловал собственный дядя. Он помогает Чина переосмыслить все, что с ней произошло, и самое главное дает наводку на человека, истязавшего когда-то Ха Юри.

Не менее интересный персонаж в этой истории – преподавательница-«феминистка» И Ганхён. Она появилась на свет лишь благодаря уверениям врача, что если ее мать снова сделает аборт, то не то что сына, а вообще родить больше не сможет. У матери уже было две дочки, но по традиции она должна была подарить родителям внука, а мужу – сына, поэтому всех девочек, которые появлялись внутри ее тела, приходилось абортировать. После увещеваний врача родилась девочка И Ганхён,  но имя ей дали мужское. А мать не смогла больше родить, потому что в тридцать пять заразилась от мужа венерическим заболеванием, которое тот подцепил где-то на стороне.

Отец считал И Ганхён эгоисткой, потому что она не выходила замуж. Когда она наконец вступила в брак, он стал называть ее бессердечной, потому что она не рожала ребенка. Боже мой, папа! Тогда что с нашей мамой, которая убила двух дочерей в утробе? – восклицает И Ганхён.

Ее считали главной феминисткой в университете, но ее эта оценка смешила. И Ганхён была женщиной практичной, циничной и чуждой сантиментам. Она, как и профессора-мужчины, водила студентов на пьяные посиделки и заставляла парней петь и танцевать перед ней в караоке.

Однажды во время посиделок подвыпившая И Ганхён хлопнула по попе сидевшего рядом с ней парня:

– Споешь?

Парень покраснел от стыда. И Ганхён наблюдала за ним. Стыд? Мальчик мой, женщины во всем мире подвергаются этому каждый миг. […] Терпи, мальчик. Пока живете, вам тоже хоть раз должно перепасть. Не помрете ведь.

На последних страницах книги Чина, обращается к Ха Юри и говорит о том, что таких «других», как они, можно встретить, где угодно. И то, что произошло с ними, происходит везде и происходило всегда.

«Другой человек» – захватывающий детектив, в котором читатель через психологические переживания жертв вместе с ними пытается разгадать загадку. Дадим небольшую подсказку: Кан Хвагиль не демонизирует всех мужчин, она собирает отрицательный образ – образ легкомысленного, эгоистичного и настойчивого человека в одном персонаже.

Чувства людей, подвергшихся насилию – женщин и мужчин, размышления о том, что мы ничего не знаем ни о себе, ни тем более о тех, кто нас окружает, двуличие, лицемерие, простая глупость и желание стать другим – счастливым, достойным любви, а самое главное мнение большинства о том, что я не тот человек, который подвергнется насилию, – все это объединено в слове «другой», которое является ключевым для романа Кан Хвагиль. «Другой человек» – книга злая, но какой еще она может быть? Что еще может испытывать человек, когда понимает несправедливость происходящего? Тональность очень верная, а роман сплошь состоит из здравых мыслей, под каждой из которых хочется подписаться.

Впечатления о корейских книжках

https://t.me/onnibook