Зинка

Зинка

aqigfxaelukkcah

— Да можешь ссать где угодно, всё равно никто не увидит.

Зинка шагнула в сени, а он направился к туалету.

Дверь была прислонена к створу. Петли давно проржавели и сломались. Он сдвинул дверь и сморщился. Намёрзшее, давно не срубавшееся и оплывшее от тепла говно, торчало из очка, словно горб. Двинув дверь на место, отошёл и поссал.

3

Зинка открыла дверь и вошла.

В накуренной и освещающейся от керосиновой лампы (типа «Молнии», которую заправляли солярой) кухне, сидели деревенские забулдыги: две женщины, Нинка и Ленка, и Лёпа.

Лёпе было под пятьдесят, но в деревне никто не называл его по имени, а может и не помнили уже.

Возраст бабёнок определить было невозможно в принципе!

— Зинка! — Вскинулась одна из них — Ты где, сука, шляешься? У них жратвы осталось: заказывали на пятьдесят человек, а пришли сорок. Мы с Ленкой целую кастрюлю борща принесли! Он горячий ещё! А Лёпа, вон, пару бутылок водки ум...

Дверь открылась и вошёл Георгий.

Бабёнки сразу всё смикитили и, встав из-за стола, вышли из кухни и потянули, с приколоченной к стене вешалки, платки. А Лёпа, узнав Георгия, подошёл к нему.

— Жора! — трепал он его руку — Жора, твой батя был мужик! Настоящий мужик! Говорил, что думал! За словом в карман не лез! Недолюбливало его за это начальство, зато уважали! Ну и... — он подмигнул — ... и с бабами... помню, ты в армии был, тётя Груня ещё жива была, а он с Татарчихой...

Бабёнки схватили Лёпу под руки и поволокли из избы.

Зинка вышла следом, закрыла за ними входную дверь на крючок и вернулась.

Георгий сидел за столом, подперев голову рукой.

Зинка тоже села.

— Давай, помянем... дедушку — она взяла один из стаканов, с остатками водки

Георгий взял другой, и они выпили.

— Поешь?

Он качнул головой.

Зинка наливала в тарелки борщ.

Тарелки и ложки принесли бабёнки.

— А чё... — когда Зинка, поставив тарелки с борщом, села — ... света нет?

— Отключили за неуплату — вздохнула Зинка, черпая ложкой борщ — Ты ешь, ешь!

Георгий съел две ложки — Отопление тоже за неуплату?

— Отопление в деревне всем отключили. Оставили детсад, школу и сельсовет.

— Помянем...

Он плеснул водки в стаканы, и они выпили.

Молча доели борщ.

— Ещё?

— Давай. Чё то аппетит разгулялся!

Зинка хмыкнула.

— Тебе холодно? Я могу печку растопить. Дрова есть

— Где у тебя дрова? Даже забора нету. Разве что дверь от туалета разломать, всё равно толку с неё ни хуя.

Водка развязала язык.

— В чулане есть немного колотых. А чурбаны под снегом, их ещё колоть надо.

— И откуда у тебя дрова? За них ведь платить надо... Или ты натурой?

Он с усмешкой посмотрел на Зинку, уплетающую борщ за обе щёки.

Зинка доела борщ и облизывала ложку.

— Да ты налей ещё! Целая кастрюля ведь!

— Неээ, хватит! А то будет бултыхаться, когда... — и она посмотрела на него сальными глазами.

— Блядь! А я уже и забыл, зачем сюда пришёл! — он улыбнулся, а Зинка засмеялась.

— У меня тополь во дворе стоял. Большоооой! — Зинка даже привстала — Его летом спилили. Ветром отломило ветку, и она провод оборвала...

— А говоришь за неуплату...

Переход был слишком сложный и Зинка, оторопело на него пялилась.

— Ну спилили... — он отодвинул пустую тарелку — А кто распиливал? Сама? У тебя поди и пилы нет?

— Неээ! Пилы нету. Валерка распилил.

— Какой Валерка? Останин?

— Неээ! Они приезжие. Лет семь назад из Казахстана приехали.

— У него семья?

— Развёлся он

— Из-за тебя?

Зинка хихикнула — Неээ! Выгнала она его. Он такой... блядун!

— И как ты с блядуном рассчиталась?

Зинка потупила глаза.

Георгий усмехнулся: его умилила стеснительность девушки.

— А Валерка работает?

— Какой?

— Который, блядун!

Зинка разулыбалась — Скотником. На ферме.

— Алименты исправно платит? Дети у него есть?

Зинка покачала головой — Она их с собой забрала. Трое.

— Ладно. Чё мы про детей то... Хотя... — он улыбнулся в усы — ... по теме. Веди в апартаменты, Зинаида! — и встал.

Зинка зарделась, как маков цвет, поднесла ко рту и прикусила большой палец, и не поднимая на него глаз, встала, повернулась и пошла в комнату.

Он прикрутил лампу и, расстёгивая ремень брюк, пошёл за ней.

Зинка сидела на диванчике, сдвинув ноги, выпрямив спину, с прижатыми, к груди, руками.

Он подошёл к ней вплотную и отпустил ремень. Брюки, зашуршав, свалились к ногам.

Член уже оттопыривал плавки и он, оттянув резинку, вызволил его.

Зинка, всё также, сидела, словно истукан.

— Сними с меня сапоги и давай, не тяни, раздевайся! А то я замёрзну, пока ты растележишься!

Похоть, сдобренная водкой, расползалась по жилам, распаляя желание.

Зинка подчинилась и, опустившись на колени, расстёгивала и снимала с него сапоги.

Он стянул с себя джемпер и бросил на диванчик. Холода, ни голыми ногами, ни торсом, не ощущал.

Зинка выпрямилась и стала раздеваться, а он, прихватив её за талию, тёрся торчащим членом по ляжкам.

— Тебе как?

Он держал её за жопу и, двигая туда-сюда, тыкался членом между ног. Её титьки, мялись об его грудь, а руки обвили шею.

— Раком! — и он поворачивал её, не выпуская из объятий, и член упруго отгибался, в сторону вращения её тела, выискивая ложбинки.

Зинка стояла раком, опустив голову на руки.

В темноте, к которой уже привыкли глаза, белела её жопа.

Георгий гладил ягодицы, слегка пощипывая кожу, покрывшуюся пупырышками.

Он жался к жопе животом и тёрся, а руками гладил бёдра, заводя внутрь, и касаясь лобка, вёл пальцами вниз, пропуская сквозь них, поскрипывающие волосы.

— Тебя ебли в жопу?

— Нет

— Я хочу в жопу!

— А можно?

— Можно. Только... — он пощупал Зинку; пизда была горячая и влажная, а жопа сухая

— Вот! — он сунул к её лицу два пальца правой руки — Обслюнявь!

Зинка взяла пальцы в рот и обмусолила.

— И ещё.....

. — он прижал ладонь к её рту — Сплюнь!

Зинка шумно втянула носом воздух вместе с соплями и смачно харкнула.

Георгий невольно улыбнулся в темноте.

Он прижал ладонь к анусу и размазал по нему, и ложбинке, харчок. Ткнул указательным пальцем в анус, вдавил и совершал фрикции. Его левая рука лежала на спине и Зинка, потянув, прижала её к титькам.

Он мял, с какой-то ненасытной жадностью, груди, продолжая делать фрикции, потом вытащил палец и, прижав к анусу два, запихал и продолжил.

Пока он ласкал её одним пальцем, было немного щекотно, но Зинка сдержалась. А когда он засунул два пальца, ощущения изменились, и Зинка стала прислушиваться к ним.

Желание нарастает и вот он уже тычется возбудившимся членом, направляя в анус. Зинка вздрагивает, а он, сжимая её бёдра, толчками протискивает залупу сквозь зажатый сфинктер. Зинке больно, но она терпит, закусывая губу, а он, с усилием запихивая член в её жопу и разжигаясь похотью, и покорностью, вытягивает полностью и...

И засаживает!

Зинка кричит от боли, а он, теряя обладание, впиваясь побелевшими пальцами в кожу, ебёт и насилует Зинку, упиваясь властью!

Он ебал её!

Он насиловал её!

Зинка вскрикивала, но насилию не противилась и излившись, и услышав её стоны он пришёл в себя. И вытягивая из жопы, уже мягчеющий член, он спросил — Тебе больно? Почему не противилась?

— Мне тебя жалко — Зинка всхлипнула

И чувства, подавленные страшным горем, встрепенулись. Он, вдруг, осознал, что воспользовался её жалостью, чтобы удовлетворить свою похоть.

«О, Ббоже!» — прошептал он, и развернул Зинку, и приподнял, и прижал — Прости! Прости меня, прости! — и всё гладил и гладил плечи, и голову, и Зинка разрыдалась.

В голос!

Он сжал её лицо в ладонях и целовал глаза, нос, щёки, губы, и Зинка успокаивалась, и он прижал её к груди и слёзы, накипавшие в уголках глаз, покатились по щекам.

Зинка отстранилась, взглянула на него и увидев, что он плачет, затормошила его — Не плачь! Не плачь, миленький! Ну хочешь, изнасилуй меня ещё раз! Ещё раз, в жопу!

— Зинка! — он улыбнулся, смахивая слёзы — Зинка, ты совсем глупенькая! Я не плачу — и опять прижал её.

Его сердце гулко тукалось в груди.

Зинка улыбалась.

4

— Ты где был?! Тебя почти час не было!

— Я по деревне ходил

— Вот так?! Ты же простынешь, заболеешь... Говорят тебя видели, как ты с какой-то женщиной ушёл

— Зинка... Просто шла впереди

— Говорят про неё, блядь местная... Говорят, что все деревенские забулдыги в её доме гужуются.

Он молчал

— Ты у неё был?

— Тань, ей двадцать пять, мне пятьдесят восемь. Что я там забыл?

— И почему, сразу, блядь?

— Так сказали

— Она «сын полка»!

— В каком смысле?

— Найдёныш! Её же растили всей деревней. Мартынихе помогали, кто чем мог. Мартыниха, как нашла её, уволилась с фермы и жила на одну пенсию. Какую воспитали, такая и есть. Она то в чём виновата, Тань?

— А ты чего её так защищаешь? Уже трахнул?!

— Да! В жопу!

Смешок, короткий и нервный — Ты серьёзно?

— Тань! Ну а что я должен сказать? «Нет» — Ты, не поверишь. Сказал — «Да!» — Ты не воспринимаешь это всерьёз.

Продолжение ...

Report Page