Женщина в окне

Глава 61

Сейчас, пока она одна. Сейчас, пока Алистер не сможет вмешаться. Сейчас, пока у меня стучит в висках.
Сейчас.
Я влетаю в холл, несусь вниз по лестнице. Я смогу это сделать, если не буду задумываться. Если не буду думать. Не думать. Размышления ни к чему меня не привели. «Суть умопомешательства в том, Фокс, – любил напоминать мне Уэсли, – что человек снова и снова делает одно и то же, ожидая другого результата». Так что перестань думать и начни действовать.

Конечно, прошло всего три дня с того момента, как я действовала – именно таким образом – и оказалась на больничной койке. Пытаться повторить это – безумие.
Короче, как ни крути, я сумасшедшая. Отлично. Но мне надо знать правду. И я больше не уверена в безопасности своего жилища.

Скользя шлепанцами по полу, я несусь через кухню, огибаю диван. Замечаю на кофейном столике флакон с ативаном. Опрокидываю его, вытряхиваю на ладонь три капсулы, прижимаю ее ко рту. Глотаю. Чувствую себя Алисой, проглотившей снадобье с надписью: «Выпей меня».

Бегу к двери. Опускаюсь на колени, чтобы достать зонт. Встаю, отпираю дверь, распахиваю ее. Теперь я в прихожей, сквозь освинцованное стекло просачивается водянистый свет. Я набираю в грудь воздуха – раз, два – и нажимаю кнопку зонта. Со звуком, напоминающим неожиданный вздох, в сумраке раскрывается купол. Я поднимаю его на уровень глаз, другой рукой нашариваю замок. Фокус в том, чтобы продолжать дышать. Фокус в том, чтобы не останавливаться.

Открываю замок. Следом поворачивается ручка двери. Я зажмуриваюсь и тяну. Глоток прохладного воздуха. Зонт натыкается на косяк двери. Протискиваюсь через дверной проем.
Теперь всю меня обнимает холод. Я торопливо спускаюсь по ступеням. Раз, два, три, четыре. Зонтик проталкивается сквозь воздух, как нос корабля сквозь толщу воды. Не разжимая век, я чувствую боковые струи воздуха.

Мои ноги на что-то натыкаются. Металл. Ворота. Машу рукой, пока не хватаюсь за створку и не отодвигаю ее, затем делаю шаг вперед. Подошвы моих тапок шлепают по бетону. Я на тротуаре. Макушку и лицо покалывают иглы дождя.

Странно – за все месяцы экспериментирования с этой курьезной техникой зонта мне не приходило в голову, как, полагаю, и доктору Филдингу, что можно просто закрыть глаза. Впрочем, думаю, нет смысла блуждать, когда ничего не видишь вокруг. С другой стороны, я ощущаю малейшее изменение атмосферного давления, все мои чувства обострены. Я знаю, что небеса широки и бездонны, как перевернутый океан… но лишь зажмуриваю веки еще плотнее и думаю о своем доме: там мой кабинет, моя кухня, мой диван. Мой кот. Мой компьютер. Мои фотографии.

Поворачиваю налево. На восток.
Иду по тротуару с закрытыми глазами. Мне надо сориентироваться. Придется посмотреть. Я медленно приоткрываю один глаз. Сквозь частокол ресниц просачивается свет.

На миг я замедляю шаг, почти останавливаюсь. Искоса смотрю на крест-накрест заштрихованную внутреннюю поверхность зонта. Четыре черных квадрата, четыре белые линии. Представляю себе, что эти линии кипят энергией, вспучиваются, подобно кардиограмме на мониторе, где пики чередуются с провалами. Сосредоточься. Раз, два, три, четыре.

Приподнимаю зонтик на несколько градусов, потом еще. Вот она – яркая, как луч прожектора, красная, будто сигнал светофора. Алое пальто, темные сапоги, над головой маячит четкий пластиковый полумесяц. Мы с ней как будто на разных концах туннеля – между нами полоса тротуара и над ним стена дождя.
Что мне делать, если она обернется?
Но она не оборачивается. Я опускаю зонт и вновь зажмуриваюсь. Делаю шаг вперед.

Второй шаг. Третий. Четвертый. К тому моменту, когда я спотыкаюсь о трещину в тротуаре, у меня насквозь промокают шлепанцы, тело сотрясается, а по спине струится пот. И я отваживаюсь на второй взгляд. На этот раз я открываю другой глаз и приподнимаю зонт, так что моя цель снова языком пламени вспыхивает впереди. Я бросаю взгляд налево. Школа Святой Димфны, здание из красного кирпича с заколоченными окнами. Поворачиваю голову направо. Пикап таращится на улицу круглыми фарами, мертвенно-бледный свет прорезает сумрак. Я цепенею. Машина проплывает мимо. Я плотно сжимаю веки.

Когда я вновь открываю глаза, пикапа уже нет. И вижу, что женщина впереди тоже исчезла.


Исчезла. Тротуар пуст. В отдалении различаю сквозь легкий туман скопление транспорта на перекрестке.
Туман сгущается, и я понимаю, что это темнеет в глазах. Все вокруг начинает кружиться, все быстрее и быстрее.

Мои колени дергаются, потом подгибаются. Я оседаю на землю. И даже в этом состоянии, в ужасе закатывая глаза, я представляю себя со стороны – как я дрожу в промокшем халате, с прилипшими к спине волосами, с бесполезно выставленным перед собой зонтом. Одинокая фигура на пустынной улице.
Я опускаюсь все ниже и, кажется, погружаюсь в асфальт.
Но…

…она не может исчезнуть. Она не дошла до конца квартала. Я зажмуриваюсь, представляю себе ее спину, волосы, ниспадающие на плечи. Потом вспоминаю Джейн – как она стояла около моей раковины и между ее лопатками струилась длинная коса.
И как только Джейн поворачивается ко мне лицом, колени у меня напрягаются. Чувствую, что халат волочится по тротуару, но я еще не вырубилась.
Я замираю со сведенными ногами.

Должно быть, она исчезла в… Мысленно рисую карту местности. Что за тем красным домом? Через улицу антикварный магазин, сейчас пустой, как я помню, а рядом с домом…
Кафе, разумеется. Должно быть, она в кафе.

Я запрокидываю голову, вздергиваю подбородок к небу, словно собираюсь вынырнуть. Мои локти и вывернутые ступни прижаты к тротуару. В кулаке дрожит рукоятка зонта. Я выставляю руку в сторону для равновесия. В пелене моросящего дождя, под шелест шин на далеком перекрестке я медленно поднимаюсь с земли – вверх, вверх, – и вот я уже стою.
Нервы у меня напряжены. Сердце пылает. Чувствую, как ативан очищает мои сосуды, подобно свежей воде, омывающей заброшенное жилище.
Раз. Два. Три. Четыре.

Осторожно выставляю одну ногу вперед. Потом другую. Шаркаю по асфальту. Не могу поверить, что я это делаю. Я это делаю!
Теперь шум транспорта ближе, громче. Не останавливаться. Я смотрю на зонт – он заполняет поле зрения, защищает меня. Снаружи зонта ничего нет.
Пока он не дергается вбок.
– Ах, извините.

Я вздрагиваю. Что-то – или кто-то – наткнулось на меня, задело зонт. Потом этот кто-то проносится мимо размытым пятном; мелькают голубые джинсы и куртка. Я оборачиваюсь вслед и вижу себя в оконном стекле – спутанные волосы, влажное лицо, клетчатый зонт, выступающий из руки, наподобие гигантского цветка.
А за своим отражением, по ту сторону окна, я вижу эту женщину.
Я около кафе.

Пристально всматриваюсь. Что-то мешает мне. А, это тент нависает над головой. Я зажмуриваюсь, потом вновь открываю глаза.
Входная дверь в пределах досягаемости. Я протягиваю руку, пальцы дрожат. Не успеваю ухватиться за ручку, как дверь распахивается и появляется молодой человек. Узнаю его. Мальчик Такеда.

Уже больше года я не видела его близко, то есть лично, а не через объектив. Он подрос, у него пробиваются темные усы и бородка, но он по-прежнему излучает ту неописуемую добрую детскость, которую я научилась распознавать. Этот невидимый ореол есть у Ливви. И у Итана тоже.

Мальчик, вернее, молодой человек – почему мне никак не запомнить его имя? – придерживает дверь локтем, пропуская меня внутрь. Я замечаю его руки, изящные кисти виолончелиста. Наверное, у меня вид бомжа, и все же он обращается со мной учтиво. Родители воспитали его правильно, как сказала бы БабуляЛиззи. Интересно, узнал ли он меня. Пожалуй, я сама себя едва узнаю.

Прохожу мимо него в кафе. Начинаю припоминать это место. Бывало, я заглядывала сюда по нескольку раз в неделю по утрам, когда не успевала сварить себе кофе дома. Здесь подавали слишком крепкий кофе – полагаю, и сейчас тоже, – однако мне нравилась атмосфера этой кафешки. Потрескавшееся зеркало, на котором маркером писали меню; барная стойка с пятнами, похожими на олимпийские кольца; музыкальный центр, выдающий старые хиты.

– Незатейливая мизансцена, – заметил Эд, когда я в первый раз привела его сюда.
– Нельзя употреблять эти слова в одном словосочетании, – сказала я ему.
– Ну тогда – незатейливо.

И неизменно. Больничная палата сокрушила меня, но здесь другое, знакомое место. Мои ресницы трепещут. Я оглядываю толпу посетителей, изучаю меню, вывешенное над кассовым аппаратом. Чашка кофе теперь стоит два доллара девяносто пять центов. Это на пятьдесят центов больше, чем в последний раз, когда я здесь была. Инфляция – это такая пакость.
Зонтик опускается, задевает мои лодыжки.

Как давно я нигде не бывала! Сколько забытых ощущений – краски, звуки, запахи! Тепло человеческих тел, поп-музыка прошлых десятилетий, жужжание кофемашины. Вся сцена разматывается в замедленном темпе, в золотистом свете. На миг я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, вспоминаю.
Я вспоминаю, как входила в это кафе, кутаясь в зимнее пальто или в летнем наряде с порхающей у коленей юбкой. Помню, как слегка задевала людей, улыбалась им, заговаривала с ними.

Открываю глаза, золотистый свет меркнет. Я в сумрачном зале около окна, умытого дождем. Сердце быстро колотится.
Вспышка красного пламени у прилавка с выпечкой. Это она – изучает булочки. Поднимает подбородок, замечает свое отражение в зеркале. Проводит рукой по волосам.

Я незаметно продвигаюсь ближе. Чувствую на себе взгляды посетителей, рассматривающих странную женщину в купальном халате, с раскрытым зонтиком, который она выставила перед собой. С трудом проталкиваясь к стойке, я расчищаю себе туннель сквозь толпу, сквозь шум. Вскоре гомон возобновляется, словно я погрузилась в воду и она сомкнулась надо мной.
Женщина в нескольких футах от меня. Еще шаг, и я смогу дотянуться до нее рукой. Схватить за волосы и рвануть.

В этот момент она слегка поворачивается и выуживает из кармана гигантский айфон. В зеркале видно, как пляшут ее пальцы по экрану, на лицо падает отсвет. Воображаю, что она пишет Алистеру.
– Прошу прощения? – произносит бариста.
Женщина тарабанит по сенсорной клавиатуре.
– Прошу прощения?
И тогда – что я делаю? – я откашливаюсь.
– Ваша очередь, – бормочу я.
Она перестает набирать сообщение, кивает в мою сторону.

– О-о! – восклицает она, потом бросает мужчине за стойкой: – Обезжиренный латте, средний.
Она даже не взглянула на меня. Я смотрю в зеркало, вижу, как стою у нее за спиной, подобно призраку, ангелу мщения. Я пришла за ней.
– Обезжиренный латте, средний. Желаете что-нибудь съесть?
В зеркале отражается ее рот – маленький, четко очерченный, так непохожий на рот Джейн. Во мне поднимается волна гнева, затуманивает голову.

– Нет, – помолчав, произносит она. Потом ослепительно улыбается. – Нет, пожалуй, не стоит.
Позади нас кто-то шумно отодвигает стулья. Я бросаю взгляд через плечо – к двери направляется компания из четырех человек.
Голос бариста перекрывает шум:
– Ваше имя?
И мы с женщиной встречаемся в зеркале взглядом. Она съеживается. Улыбка тает.
На миг время замирает – тот миг, когда мы, затаив дыхание, скользим с дороги в пропасть.
И не оборачиваясь, не отводя глаз, она отвечает тем же ясным голосом:

– Джейн.


Джейн.
Мои губы невольно произносят это имя. Женщина оборачивается, пронзает меня взглядом:
– Так странно видеть вас здесь.
Тон ее так же бесстрастен, как и глаза. Акульи глаза, думаю я, холодные, жесткие. Я порываюсь сказать, что сама удивлена своим присутствием здесь, но слова застревают в горле.
– Я думала, вам… стало хуже, – продолжает она. Звучит уничижительно.
Я качаю головой. Она молчит.

Снова откашливаюсь. «Где она и кто ты такая?» – хочется мне спросить. «Кто ты такая и где она?» Чужие разговоры вокруг сбивают меня с мысли.
– Что?
– Кто вы такая?
Вот так.
– Джейн! – Это не ее голос, а голос бариста, плывущий от стойки. – Обезжиренный латте для Джейн!
Она продолжает смотреть на меня, наблюдает за мной, ожидая, что я могу сорваться. «Я психолог с отличной репутацией, – могу я ей сказать, и должна сказать это. – А ты лгунья и мошенница».

– Джейн! – в третий раз раздается призыв бариста. – Ваш латте.
Она поворачивается, принимает чашку в удобной картонной упаковке.
– Вы знаете, кто я, – говорит она.
Я снова качаю головой:
– Я знаю Джейн. Я встречалась с ней. Видела Джейн в ее доме. – Голос у меня дрожит, но я четко выговариваю слова.
– Это мой дом, и никого вы там не видели.
– Видела.
– Нет, – упирается самозванка.
– Я…
– Я слышала, вы алкоголичка. Сидите на таблетках.

Теперь она расхаживает вокруг, как львица. Я медленно поворачиваюсь, пытаясь за ней поспеть. Какое-то детское ощущение, ей-ей. Разговоры в кафе затихают, повисает зыбкая тишина. Краем глаза замечаю мальчика Такеда, он по-прежнему стоит у двери.
– Вы следите за моим домом. Вы преследуете меня.
Я медленно и тупо качаю головой из стороны в сторону.
– Необходимо прекратить это. Мы не можем больше так жить. Вероятно, для вас это нормально, но не для нас.
– Просто скажите мне, где она, – шепчу я.

Мы совершили полный круг.
– Не знаю, о ком и о чем вы говорите. Я вызываю полицию.
Она протискивается мимо меня, задев мое плечо. В зеркале я вижу, как она уходит, маневрируя между столами, как между буйками.
Женщина в красном открывает дверь под звон колокольчика, захлопывает ее, и колокольчик снова звенит.

Я стою на месте. В зале тихо. Мой взгляд опускается на зонт. Глаза закрываются. «Будто внешний мир пытается проникнуть внутрь». Чувствую себя истерзанной, опустошенной. Опять я ничего не узнала.
Кроме одного – она со мной не спорила.
Думаю, она умоляла меня о чем-то.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь