Женщина в окне

Глава 34

Я оступаюсь и, пропустив первую ступеньку, с размаху встаю на вторую. Покачнувшись, крепко хватаюсь за зонт, однако другая нога тоже подводит меня, она соскальзывает вниз, и, оцарапав икру о края ступенек, я валюсь на траву.

Зажмуриваюсь. Моя голова задевает купол зонтика. Он защищает меня, наподобие тента. Съежившись под ним, я протягиваю руки вперед и начинаю цепляться за ступеньки пальцами, пока не добираюсь до верхней. Выглядываю из-под зонта. Передо мной распахнутая дверь в кухню, озаренную золотистым светом. Я тянусь туда, словно пытаясь зацепиться пальцами за свет, подтащить его к себе.
А Джейн там умирает.
Я вновь поворачиваю голову к зонтику. Четыре черных квадрата, четыре белые линии.

Держась рукой за шершавые кирпичи ступеней, я медленно поднимаюсь, вверх, вверх.
Слышу, как над головой поскрипывают ветки, маленькими порциями глотаю воздух. Я забыла, каким холодным он бывает.
И – раз, два, три, четыре – иду, шаг за шагом. Пошатываюсь, как пьяная. Я и в самом деле пьяная, я помню.
Раз, два, три, четыре.

На третьем году стажировки мне попалась пациентка, демонстрировавшая необычное поведение после хирургической операции. До удаления передних частей лобных долей это была во всех отношениях счастливая десятилетняя девочка, правда склонная к жестоким эпилептическим припадкам. Но впоследствии она отдалилась от семьи, игнорировала младшего брата, съеживалась, когда к ней прикасались родители.

Поначалу ее учителя заподозрили жестокое обращение, но потом кто-то заметил, как дружелюбна стала девочка с чужими людьми, даже с теми, кого она видела впервые, – она, бывало, примется обнимать врачей, берет за руки прохожих, болтает с продавщицей, словно они ее старые приятели. И в то же время родные и когда-то любимые люди были совершенно лишены ее тепла.

Мы так и не смогли классифицировать этот случай. Но назвали результат избирательной эмоциональной отстраненностью. Интересно, где сейчас эта девочка; интересно, что предпринимает ее семья.
Иду через сквер, чтобы спасти женщину, которую видела два раза в жизни, и думаю о той маленькой девочке и ее тяге к незнакомцам.
Задумавшись, я чувствую, как зонт во что-то упирается, и останавливаюсь.

Это скамейка, единственная в сквере. Потертое деревянное сооружение с подлокотниками в причудливых завитушках и памятной дощечкой, привинченной к спинке. Я порой смотрела из моего «орлиного гнезда» под крышей на сидящих там Эда и Оливию. Он с планшетом, она с книгой, а потом они менялись.
– Нравится тебе детская литература? – спрашивала я Эда.
– Экспеллиармус
[19]
, – отвечал он.

Конец зонта застрял между рейками сиденья. Я осторожно пытаюсь вытащить его, но вдруг осознаю или, скорее, вспоминаю, что в доме Расселов нет двери, выходящей в сквер. Войти можно только с улицы.
Я этого не учла.
Раз. Два. Три. Четыре.
Посредине сквера площадью в четверть акра я иду к дому женщины, раненной ножом, а мой щит, что я держу перед собой, сделан из нейлона и хлопка.
Я слышу злобные голоса ночи. Чувствую, как она сжимает мои легкие.

Я могу это сделать, говорю я себе, но у меня дрожат колени. Я гляжу на свои ноги в домашних тапках, утопающие в траве. «Клянусь делать все возможное для исцеления и поддержания здоровья…»
Теперь ночь завладела моим сердцем и стискивает его в когтях. Я сейчас взорвусь. Взорвусь.
«…и ставить интересы других людей превыше собственных».
Джейн, я иду. Я продвигаю вперед одну ногу. Мое тело оседает, оседает. Раз, два, три, четыре.

В отдалении завывают сирены, как плакальщицы на поминках. Кроваво-красный свет заливает купол зонта. Помимо своей воли я поворачиваюсь в сторону шума.
Воет ветер. Меня ослепляет свет фар.
Раз-два-три…

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь