Жарко было под Жарновцем или На каждого магистра найдется свой болт 

Тринадцатилетняя война (ее называют еще Войной городов) 1454-1466 годов по своим последствиям может считаться настолько неудачной для Тевтонского ордена, что уступает даже отгремевшей на полста лет ранее Великой войне с ее Грюнвальдской битвой.

Начал Тринадцатилетнюю войну так называемый Прусский союз, образованный в 1440 году в Мариенвердере, куда съехались представители городов Поморья, желавших большей (а лучше полной) независимости от орденского государства – прежде всего, в экономическом отношении. К горожанам примкнуло местное мелкопоместное  дворянство, рассчитывавшее получить от начинающейся заварухи свой гешефт. Четыре года союзники раскачивались, а в феврале 1454 подняли открытое восстание против сюзерена. Тевтонцев поперли из Данцига, Торна, Эльбинга, а потом и в Кёнигсберге рыцарям объявили, что видеть их тут не рады.     

Польский король Казимир IV, получая известия с севера, довольно потирал потеющие в предвкушении поживы ладошки. И когда решил, что настал подходящий момент, объявил об аннексии охваченных восстанием территорий ордена.

- Да я, пся крев, исподнее свое заложу, но исконные наши земли верну! – присовокупил горячий Казик. – Даю голову на отсечение!

Не менее своего «круля» охочая до чужого добра шляхта тут же сформировала ополчение и поскакала обживать новые угодья. Однако в сентябре 1954 года немцы изрядно потрепали захватчиков под Хойницем (Конице) – об этом «Хроники Пруссии» уже писали. Вернуть должок полякам удалось лишь восемь лет спустя.   

К тому моменту воеводе Петру Дунину удалось собрать тысячу мечей тяжелой конницы, в рядах которой было и 112 рыцарей. Поддержку им должно было оказывать примерно такое же количество пехоты – преимущественно наемников, вооруженных луками и арбалетами. Противопоставить этому тевтонский магистр Фридрих фон Равенек смог свою тысячу тяжелых кавалеристов. Из Бранденбурга и других поддерживавших орден германских княжеств удалось выписать четыре сотни профессиональных ландскнехтов. Прикинув, что этого будет маловато, догадливый Фриц провел мобилизацию среди еще не разбежавшихся в военном лихолетье крестьян. Рекрутировать, правда, удалось лишь 1300 душ, но даже на них приличных доспехов и нормального оружия не хватило – вооружили мужиков по остаточному принципу. Проще говоря, чем попало.

- От смердов ратного искусства все равно ожидать не приходится, - рассудил фон Равенек. – Так, пусть хотя бы массой своей неприятеля попытаются запугать. А если в итоге и перебьют их хоть даже поголовно – беда небольшая, бабы потом новых нарожают.

Вполне осознавая, что их намерены использовать исключительно в качестве (как бы выразились в более поздние времена) пушечного мяса, крестьяне-срочники вдобавок к слабой оснащенности имели еще и чрезвычайно низкую мотивацию жертвовать собой во имя спесивых господ рыцарей. Потом это сказалось сполна.     

Но, кстати, на первом этапе расчет магистра оправдался: еще издали завидев подходившего к селу Жарновец противника, поляки прикинули на глазок его численность и убедились, что их самих будет-то поменьше. Поэтому вступать в открытый бой сразу не решились, а принялись сооружать вагенбург. Эту тактику они переняли у соседей – чешских «таборитов». Из обозных повозок выпрягли лошадей, построили телеги замкнутым контуром, соединили их цепями и для большей надежности еще окопали рвом.

Глядя на эти приготовления, заколебались уже и немцы. Подумали немного и… тоже принялись стаскивать свои фургоны в круг!  

- Форзихт! – объяснил фон Равенеку его помощник Каспар Ностич. – Ляхи явно что-то задумали. Сначала разведаем, что именно, а потом уже наложим им по первое число, как тогда под Хойницем.   

В итоге обе армии долго глядели друг на друга из-за вагенбургов и ждали, сами толком не зная чего. Первым потерял терпение Дунин, который 17 сентября 1462 решился-таки на атаку. Своих пехотинцев он разместил на левом фланге, конницей прикрыл проход между лагерем и  берегом озера Рогозница, рядом с которым все происходило, а потом приказал кавалеристам под командой Павла Ясенского наступать.  

Фон Равенек и Ностич не стали отбиваться из надежного вагенбурга, а предпочли отразить неприятеля в чистом поле.

- Наших всадников столько же, сколько и польских, - рявкнул магистр. – Но мы сильнее, братья! Форвертс!   

Конники сшиблись между собой и на протяжении нескольких часов яростно пластали друг друга мечами. Поначалу рубились на равных, но потом немцы, которые были известными мастерами в плане владения именно этим видом холодного оружия, начали одолевать. Утомившиеся поляки начали отступать к своему вагенбургу.    

- Йо-хо! – радостно заорал при виде бегущих врагов Фридрих фон Равенек. – Избивайте их во имя божье, с нами Санта-Мария!

Воодушевленные тевтонцы бросились за поляками, рассчитывая на плечах отступающих ворваться в их лагерь. Но едва приблизились к вагенбургу на расстояние выстрела, попали под настоящий ливень стрел и арбалетных болтов. Действие последних было особенно убийственным – в буквальном смысле этого слова. Тяжелый болт, выпущенный из арбалета искусным стрелком, с определенной дистанции мог пробить насквозь даже закованного в латы рыцаря. Именно так и произошло со многими немцами, в числе которых оказался сам магистр. Сначала фон Равенек был ранен стрелой, приподнялся на стременах, но какой именно хотел отдать приказ – продолжать преследование или начать отход – никто так и не узнал. Потому что в следующее мгновение военачальника вышиб из седла метко пущенный наемником-арбалетчиком болт. Увидев, что магистр падает убитым, тевтонцы развернули коней и кинулись обратно.

И вот тут то, что не вышло у них, сумели осуществить поляки. Их конница, перегруппировавшись, ринулась в контратаку, разметала прикрывавшее немецкий вагенбург крестьянское ополчение и ворвалась во вражеский лагерь. Мужики только того и ждали – мигом побросали рогатины и улепетнули в ближайший лес. Ландскнехты оказали более упорное сопротивление, но ввиду своей малочисленности тоже были в итоге разбиты. Считается, что в той битве Тевтонский орден потерял около тысячи бойцов, третью часть которых составили как раз тяжелые кавалеристы. Это против сотни человек, которых оставили на поле боя поляки. Правда, еще 150 их раненых вскоре также отдали богу душу. Но что интересно – Петр Дунин, получивший два серьезных удара, оказался счастливее своего визави фон Равенека и в итоге смог выжить. В качестве трофеев победители заполучили немецкий обоз, казну, более 200 лошадей и даже несколько пушек. Но гораздо важнее, что битва под Жарновцем оказалась чем-то сродни Сталинградской битве Второй Мировой. Масштабы, конечно, не соизмеримы, но полякам удалось перехватить стратегическую инициативу и затем удерживать ее до конца войны.