«Зависть»

Стук в дверь эхом раздался по всему помещению, заставляя мужчину поднять глаза, отрываясь от работы.

— Добрый день, господин Мин? — Вошедшая леди выглядела изумительно. 

Чёрное платье едва прикрывало острые колени, цепляясь за гладкую кожу. Полностью закрытые руки, облачённые в перчатки из чёрной кожи.

— Да, я весь во внимание, — мужчина небрежно вытер руки о фартук, желая поприветствовать гостью почтенно, целуя тонкую кисть. Миледи лишь усмехнулась, отходя к двери.

— Мой отец, соизволил сказать за обеденным столом, что ваши кексы лучшее во всем городе. Это так?

— Безусловно, — пекарь не знал куда себя деть, продолжая нервно дергать край фартука, — это все обо мне.

— Так уж получилось, что господин Ван Ши, к сожалению, исчез на днях, и в городе не осталось лучших пекарей, кроме вас. Слезно прошу, — леди протянула коричневый конверт с кровавой печатью, — Изготовьте к пиршеству лучшее из лучших своих блюд. Хорошая награда в виде 300 золотых.

— Но миледи, это большие деньги, — пекарь принял заказ, забирая все бумаги, — Вы настолько уверены в моих творениях?

— У такого открытого человека, как вы, — уже прощаясь, она взглянула на стену, увешанную различными картинами с едой, — Не может быть невкусно.

Поклонившись, она поспешно удалилась, прячась на улице под чёрный зонт.

— Ох, — мужчина улыбнулся, закрывая дверь на защелку. Дрожащими руками, она стал спускать жалюзи, лишая себя дневного света.

— Невероятно, — истерически дергая шторы, Мин стал плакать, сверкая своим оскалом — Невероятно. Я смог, ха.

«Хозяин» спал глубоко внутри, не ощущая прилива зависти. В этот раз — совершенно иные чувства, не свойственные простому человеку. Он ликовал и радовался?

Переборов желание выпить вина, Пак закружился, размахивая толстыми руками, иногда обнимая себя так нежно, как когда-то делала это мать. Простая, бедная женщина, но с чистой душой. Она лечила людей, а отпрыск калечил, поедая жизненную силу. Пекарь жил и дышал своей завистью, царапая лицо до крови в моменты поражения.

Часы пробили шесть часов вечера, прекращая отвратный танец.

Пора было навестить своего старого друга; подпитаться энергией и заявить о своём триумфе.

— Надеюсь, ты живой ещё.

Старый фонарь лежал разбитый, с одинокой свечей, выжженной до тла.

— Твоё лицо я увижу и так.

Обойдя рабочий стол, минуя лестницу и повороты, он прошёл вперёд, открывая дверь. Внутри холодно и сыро. Запах давно прогнившего мяса и чего-то терпкого, словно монгольский шоколад. Пак принюхался, чуя более приятный запах. Запах, который не дано уловить не единому существу. Запах жизненной энергии, которая большими волнами плескается в тех телах, в тех людях, которому он завидовал до дрожи в себе и ломоты в костях.

Пришла очередь Ван Ши отойти в мир иной, оставаясь в памяти почвенных покупателей его знатной выпечки.

— Живой, друг мой?

— Освободи меня, — истощённое тело лежало на полу, закованное в кандалах. Клетка была его домом уже больше суток. Железо пропитывалось кровью и потом, смешивая запахи в комнате. Где-то запищала крыса; за маленькой трещиной в стене слышался стук дождевых капель.

— Нет, не могу, — пекарь оставил дверь открытой, приближаясь к мужчине, — Мне нужно кое-что у тебя забрать.

— Ты мучаешь меня, истязал как настоящего брошенного пса на помойке, — поднимая избитое лицо, Ши прищурился один глазом, пытаясь разглядеть силуэт.

Все меркло и бледнело на тёмном фоне, принуждая опустить голову и ждать смерти. Он чувствовал уже её прикосновение, не желая просить или молить о помощи.

— Чего притих?

— Я согрешил?

— Ох, глупый нелюдь, — заскрипела палка, прогибаясь под весом пекаря, — Ты был ужасным человеком.

— Нет, врёшь, не делал ничего. Ты демон?

Ван Ши прозрел, поджимая под себя ноги, обвивая одной здоровой рукой. Левая сторона изменилась полностью, почернев от боли. Его «ели» изнутри, запивая сладким грушевым соком. Он не знал, как это делал Пак, но каждый раз приходя сюда, ему становилось все хуже от пыток.

— Я завидовал твоей славе, — признался пекарь, будя «хозяина», — твоему умению, внешнему виду и характеру. Всегда прекрасный и яркий, от чего каждую ночь, мне, — опустившись на колени, Пак схватил за подбородок, впиваясь в плоть когтями, — приходилось плакать, понимая всю свою ничтожность. Да, я некрасив и неопрятен, зато живой. А вы все хорошо прорисованные куклы, вызывающее у меня зависть. Ненавижу тебя, — выплевывая последние слова с желчью, Пак ощутил толчки. 

«Хозяин» пробудился, освобождая себя от людской оболочки. Тихо, миллиметр за миллиметром, он прыскал яд в кровь, пуская его по всему телу. Пекарь завыл, прикусывая язык от боли, желая как можно скорее выпить остатки.

Глазные яблоки наполнялись кровью, приобретая чёрный оттенок. Зрачок мутнеет, испуская белую дымку. Тело сложилось вдвое, словно белый и прозрачный лист бумаги, заостряясь на концах. Он жаждал избавиться от глупости человека, забрав всю жизненную силу.

«Вставай и смотри ему в глаза. Я устал ждать».

Пекарь задергался, зацепившись за пол фартуком, не желая вставать. В этот раз, держать себя злого " хозяина" было сложно, но почуяв приступ зависти, сам поднялся, выбивая из пола старую балку.

— Подними глаза!

— Демон, я знал, чувствовал, что ты ужасен.

— Смотри в глаза, человечек.

Пекарь задрал несчастную голову, вставляя когти в недавние раны. Сжимая до хруста лицо, он заставил открыть глаза. Зрительный контакт завязался, сжимая в тисках всю плоть Ван Ши. Тяжело дышав, он не мог помешать всему, скуля от адской боли. Шаг за шагом, жизнь покидала органы и ткани, гния моментально. Пекарь смеялся, радовался своей победе. Он чувствовал силу, уверенность в своих действиях, пропитываясь словно торт жизненной энергией другого.

Оставалась голова, а друг уже висел на волоске смерти, последний раз пытаясь произнести слово.

— Т...ы и...счадь...е ада, — застывая в полном шоке, он закрыл рот. Чёрное и полностью иссохшее тело упало на пол, освобождаясь от муки.

— Я пекарь. Великий и лучший среди всех.

«Глупец, ты завистник многих, ты — отребье».

— Да, простите, — Пак поклонился, позволяя «хозяину» снова заснуть до следующей волны зависти.