Зависть

Вы завидуете? Я про зависть, кажется, ничего никогда не писал, поскольку она прямо, вроде бы, не относится к отношениям. Но на самом деле очень как относится — скажем, по‑французски «ревнивый» и «завистливый» обозначается одним и тем же словом jaloux, от которого “жалюзи”. Из этого как бы немножко следует, что нельзя быть ревнивым и при этом не завистливым.

Что, не согласны? Я понимаю. Как‑то так сложилось, что ревнивым быть не зазорно, а завистливым — наоборот. Это легко объяснить, ведь ревность охраняет свое, а зависть зарится на чужое. Для неискушенного сознания это разница, а вообще‑то, между нами, это ведь потребительство всё, во‑первых, и рабство, во‑вторых. Идея своего и чужого, распространенная на человека. Бр‑р.

***

Так или иначе, завидовать в обществе не особо принято. А общество — это для человека всё. Мы даже не сознаем, насколько зависим от социума. А почему не осознаем? Потому что в социуме не принято признавать этой зависимости. Между тем. Хотите похудеть? Пишите каждое утро свой вес в соцсети. Хотите заработать? Пишите, на сколько процентов вы заработали на этой неделе больше или меньше, чем на прошлой. Хотите бросить курить или пить? Пишите количество выкуренного или выпитого накануне. Попробуйте месяц, потом скажите.

Ставьте социум в известность о фактах своей жизни — и у вас не будет ни одного шанса не поменять эти факты. Люди же в основном болтают, а факты старательно прячут. Самые безапелляционные комментаторы не имеют в профилях ни лиц, ни фамилий. При этом сила влияния общества столь велика, что человек запросто может убедить себя, что черное это белое, что он испытывает эмоции и чувства, которых не испытывал бы, если бы не общественное мнение, и так далее.

***

Сказать себе, что никакой «белой» зависти нет, что зависть есть зависть, ревность есть ревность, и все это производные от жадности, которая произрастает на страхах нижних контуров сознания… что это? Это всего лишь социально‑приемлемая форма бунта против социума, с которым социум прекрасно справляется, посмеиваясь над такими бунтарями или индексируя их как социально‑дезадаптивных.

Мы люди, и мы социальны, от этого никуда не деться. И наша зависть (она же ревность) всего лишь показывает, что кто‑то, по нашему мнению, при социальной раздаче получил лучшие карты. А стало быть, нам нужны свои козыри. А если мы эти козыри себе не сдадим, то будем задыхаться от злобы и желчи.

Что, вы не задыхаетесь? Зачем же вы носите такую узкую одежду? Разве вы не чувствуете, что ваше белье, ваши джинсы в облипку, ваши кофточки «по фигуре», ваша красивая, но неудобная обувь — это всего лишь способ связать себя, чтобы не начать драться насмерть с теми, кому в этой жизни повезло больше?

***

А задавленные, фальшивые, искусственно‑тонкие, преувеличенно‑вежливые голоса? Разве в них не дрожит немыслимыми усилиями сдерживаемая ярость? Разве наши социальные маски это не тончайшее стекло, которое вот‑вот лопнет и миллионами смертельных осколков полетит в глаза и ноздри тем, у кого сегодня есть больше, чем у нас? Разве мы не из последних сил держимся?

Ей‑ей, пока не поздно, надо посмотреть правде в глаза. И признать, что мы ужасны. И… вот это-то самое и полюбить в себе. А не какие-то милые пустячки.