Задание 6.
"And I've often wondered, how did it all start?
Who found out that nothing can capture a heart
Like a melody can?
Well, whoever it was, I'm a fan"
Воздух дрожал от вечерней жары и аккапельного строя, наполнявшего маленький зал католического собора. Звук подлетал к куполу, отражался от полупрозрачных фресок и узорчатых стен, лопался тугой струной, затянутой в спираль над головами растроганых итальянцев. Мне было тринадцать лет и в тот момент, казалось, мы были сердцем этого мира. Музыка была сердцем. Хор из восьмидесяти человек, детей — немыслимое число — во время концертов мы становились единым инструментом: мягкими, звучными струнами виолончели, строгими клавишами рояля, тонкими переливами флейты. Моё детство прошло в месте, где музыка превращалась из немыслимой фантазии, солнца, которого никогда не коснется Икар, в почти материальное чудо. Но в тот вечер, в небольшом итальянском соборе, на самом обычном для нас концерте произошло откровение. Вы когда-нибудь чувствовали, как дышит человек, который стоит в другом конце комнаты? Не слышали, не догадывались, а чувствовали: бессознательно, неопровержимо. В тот момент мы были настоящим анатомическим организмом, со своим сердцем, венами, легкими. И зрители, сидевшие с красными от слез глазами видели то же, что и мы: прозрачные струны звука и воздух. Дрожащий вовсе не от жары.
Океан. Запах соленой воды щекочет нос, а прибрежный ветер треплет волосы и вызывает легкие мурашки. В это местро туристы забираются с опаской, только чтобы быстро сделать парочку фотограий, да прихватить какой-нибудь камешек в качестве сувенира. Мы стоим здесь уже целую вечность: выступ в скале над водой кажется самым безопасным местом на свете, слушаем «Место, которого нет» Середины и каждое слово, каждый взгляд врезается в память, чтобы потом, вернувшись в отель, бережно перебирать воспоминания, как цветные слайды, сложить их в горсти на холодный песок, отдать океану, как жертву и все равно помнить..
У тебя появляются бледные веснушки от яркого южного солнца и обветривается кожа. Взгляда не оторвать от горизонта и твоих глаз, но все же заметна чайка, прилетевшая к ногам. Должно быть мы стоим слишком долго, если она нас не боится. Музыка имеет свойство обострять все ощущения до той границы, когда ты физически ощущаешь мысли. Когда-нибудь я вернусь в это место, которого не было и нет ни для кого, кроме нас, и, как и все туристы, прихвачу камешек с обрыва.
Камешек наверное положу здесь, на Итальянской улице, у порога театра. Спрячу его между колоннами и оставлю как дар, наполненный моей любовью для места, которое создано, чтобы люди оставляли здесь свою любовь. Это случится когда-нибудь, а сейчас мы, нелепая тройца под проливным дождем бежим на каблуках и в вечерних нарядах за цветами неизвестному артисту, имени которого не знаем, но от которого не могли оторвать глаз весь вчерашний спектакль. Он поет не в главных ролях, поэтому почти всегда уходит без цветов, а мы чувствуем себя как волшебники, когда в кафе через дорогу заворачиваем красивый букет и прячем туда шоколадку, договариваемся, кто будет караулить у служебного входа, чтобы не пропустить выход артистов и кто же все-таки подарит букет. Это небольшая благодарность за умение вывернуть душу и разжечь затухающий огонёк желания жизни. Мы приезжаем сюда, в далекий, но очень родной город, как за мелодией волшебной флейты Гамельнского крысолова несколько раз в год. Когда в зале гаснет свет и сердце начинает биться немного чаще, когда все те же тугие струны звука, что были в детстве, пронзают душу, как рыцарские клинки, и горячие волны музыки разливаются по залу медовым оттенком, окутывая мягким шёлком или сжимая грубой плетёной сетью. Этот момент и есть сердце мира, абсолютная эмоция, восторг и власть звука. Это то, чем я живу.
