За городом

Пошла по кругу очередная бутылка. Сколько их ещё там, тоскливо подумала Алёна, но тут сообразила, что ей-то как раз радоваться надо такому изобилию: авось больше её никто не «оседлает». Глядишь, всё и обойдётся. Алёна немножко успокоилась, воспряла духом и, решив, что худшее позади, спокойно сносила сыпавшиеся в её адрес сомнительные комплименты. Она прислуживала ребятам, с поклонами и реверансами перенося бутылку от одного к другому. Лёгкий ночной ветерок беспрепятственно гулял по её обнажённому телу, касался груди, плеч, живота, скользил вверх по её стройным ножкам, и иногда Алёна ощущала его холодное дыхание прямо на своей беззащитной пизде. Брр-р.

Сперва сознание собственной наготы угнетало и мучило её, но постепенно она смирилась, свыклась с ней как с неизбежностью, и отсутствие одежды перестало стеснять её. Вскоре незаметно для самой себя она стала даже слегка кокетничать с ребятами. А что? Это было её единственное оружие.

Её заставили танцевать. Если это можно, конечно, назвать танцем. Борис с Джоном отбивали на своих ляжках какой-то доморощенный мотивчик, а Алёна принялась в такт ему вилять задом, чувственно поводить грудью и усердно подмахивать низом живота. Темп «музыки» постепенно нарастал, и девушке приходилось совсем не сладко. Вскоре она уже совсем выдохлась и, несмотря на ночную прохладу, порядком взмокла. На её счастье ребята сбились с ритма и остановились. Алёна вздохнула с облегчением и подсела было вместе с ними к костру, но тут неистощимый на выдумку Дима придумал новую забаву. Ей засунули в пизду валявшуюся неподалёку пустую бутылку и приказали скакать на одной ножке. Алёна послушно поджала под себя левую ногу и стала неуклюже подпрыгивать на правой. Ребята весело загалдели.

— Смотри, детка, бутылку не проглоти, — проговорил сквозь смех Борис.

Но Алёне было не до смеха. Проглотить эту мерзкую бутылку ей не грозило, а вот уронить: Девушка изо всех сил напрягала мышцы ног и живота, порой незаметно подпихивала донышко бутылки рукой, но та никак не желала оставаться на месте, елозила туда-сюда и неумолимо скользила вниз. Вот-вот упадёт. В отчаянной попытке удержать её Алёна резко прогнулась всем телом, но, забыв о необходимости поддерживать равновесие, пошла вниз и, сверкнув перед лицами ребят голой задницей, растянулась на траве во весь рост. Бутылка наскочила на что-то твёрдое и разбилась, поранив Алёне бёдра и живот. Публика у костра давилась от смеха и бурно аплодировала.

Напуганная падением и видом крови Алёна позабыла обо всём на свете. Готовая разрыдаться, она вскочила на ноги и, зло откинув с лица непокорные пряди волос, сделала несколько быстрых шагов назад, прочь от костра.

— Уж не собираешься ли ты вновь пуститься в бега? — остановил её грозный окрик Джона. Он мгновенно привёл её в чувство.

— Нет, нет, — испуганно залепетала Алёна.

— А мне показалось:

— Нет, нет. Я же г-говорю: — от волнения она начала слегка заикаться.

— Ладно, ладно, уговорила: Впрочем, ты всё равно будешь наказана:

— Но за что? — чуть не плача, прошептала Алёна.

— За что?... Так, на будущее, чтоб впредь у тебя даже мыслей таких не было. Или просто потому что мне так хочется. Может запретишь?

Алёна лязгнула от страха зубами.

— Так вот. Там, на опушке стоят несколько берёз: Ну что пялишься? Захочешь — найдёшь, я ж тебе не снег в Африке предлагаю искать. Так вот. Наломаешь прутьев, принесёшь сюда. И смотри, без глупостей, а то так просто уже не отделаешься. Усекла?

— Д-да.

Джон отвернулся к костру, не торопясь прикурил, потом вновь взглянул на Алёну.

— Ты ещё здесь?... А ну, бегом:

Алёна неуверенно шагнула во тьму.

— Вот что. Время от времени подавай голос, чтобы мы знали, где ты, — крикнул ей вслед Дима.

Трава была мокрой, и Алёна старалась ступать аккуратнее. Разогнавшись сперва, она поскользнулась, чуть было не упала и теперь соблюдала осторожность. К тому же в траве полно было всякой гадости, которая поминутно колола ноги. Каждый раз, когда очередной камень или сучок впивались в её непривычные к ходьбе босиком ступни, Алёна вздрагивала и ёжилась, зябко поводя плечами. Чувствовала она себя препаршиво. Кружилась голова, тело сковывала какая-то предательская слабость, в животе угрожающе урчало, а с некоторых пор её начало и слегка подташнивать. Должно быть, сказывался коньячок. А может — просто усталость и напряжение этой безумной ночи или то и другое одновременно. Алёна пару раз глубоко вздохнула всей грудью. Тошнота чуть отступила, затаилась.

— Ну где ты там? — донёсся до Алёны голос Бориса.

— Здесь, здесь, — поспешно отозвалась она. — Нашла берёзы.

— Молодец, возьми с полки пирожок, — съязвил Дима.

Алёна подошла к одной из берёз, попробовала отломить ветку, другую. Ветки гнулись так и этак, обдавали её холодным душем, но ломаться явно не собирались. Алёна пустила в ход зубы. Теперь дело пошло успешнее, и вскоре она уже возвращалась с пучком прутьев к костру.

Очистив их по указанию Джона от веточек и листьев, она предъявила прутья ему на контроль. Джон легонько хлестнул себя по руке, улыбнулся, довольный, и кивнул ей:

— Давай сюда.

Он уложил Алёну к себе на колени — поперёк; так, что голова и ноги её свешивались по бокам над примятой травой — и нанёс первый удар по упругим розовым ягодицам. Взвизгнув в воздухе, пучок прутьев врезался в нежную девичью плоть, лихо расчерчивая её замысловатыми узорами.

Сперва Джон не слишком усердствовал, и Алёна лежала тихо, не позволяя себе ничего, кроме чуть слышного поскуливания. Но по мере того как ягодицы её краснели и наливались пунцом, парень распалялся всё сильнее, удары его становились всё более жестокими. Молчать больше не было сил, и Алёна закричала во весь голос. Она рыдала, ревела, молила о пощаде, просила остановиться хоть на секунду, но тщетно. Алёна больше ничего не видела, глаза её заволокла мутная пелена слёз. Потом девушку начало рвать. Изо рта хлынул пёстрый зловонный поток. Ребята с интересом наблюдали за происходящим:

Джон перестал хлестать её лишь тогда, когда она была уже на грани обморока: лежала, бессильно уронив голову в собственную блевотину, ничего не слыша и не видя вокруг. Он снял её обмякшее тело с колен и положил ничком рядом с собой на траву. Что-то острое — камень? стекло? — резануло Алёне грудь, но ей было уже на всё наплевать.