Юрий Сапрыкин — о том, как важно появление в Москве «немест»

Чтобы обновлённая площадь, улица или парк стали полноценными «городскими местами», с ними, по общепринятой логике, должно что-то произойти: фестиваль, театр или фуд-корт. Сейчас на Хохловской площади, там, где новый амфитеатр обрамляет старую, сохранившуюся часть стены Белого города, не происходит ничего. В этой связи 18 ноября состоялся круглый стол, где обсуждалось будущее недавно отреставрированной площади. Об этом, уже в Музее Москвы, рассказал Юрий Сапрыкин, а Strelka Magazine записал его мысли о том, почему город будущего — это город, который даёт горожанам возможность ничего не делать, потеряться или хотя бы спрятаться.  

«НА ХОХЛОВСКОЙ ПЛОЩАДИ ДОЛЖНО ПРОИСХОДИТЬ НИЧЕГО!»

На круглом столе о судьбе Хохловской площади собрались активисты в диапазоне от Бориса Куприянова до Александры Боярской — это люди, которые последние годы занимались развитием городских пространств. Их позвали, чтобы обсудить, что делать с новой площадью. 

Как известно, после очередного этапа реконструкции и благоустройства на пересечении бульваров и Покровки, там, где, сколько москвичи себя помнят, стоял забор, образовалась абсолютно пустая площадь. Сделанная как амфитеатр, она спускается к сохранённому и специально приподнятому с земли, как бы экспонируемому, фрагменту стены Белого города. С точки зрения городских властей и организаторов круглого стола, тот факт, что там ничего не происходит, — большая проблема.  

Всё, что мы знаем о городе последние годы, предполагает, что город не терпит пустоты. Если появляется сантиметр пустого пространства, то там немедленно должен организоваться фестиваль, или концерт, или, в конце концов, должно быть установлено что-то радующее глаз — розовый пингвин, например, или гирлянда из лампочек. Так же, как при Лужкове каждый пустой квадратный метр взывал к тому, чтобы на нём построили торговый центр, сейчас он взывает к тому, чтобы там случилось какое-то увеселение. И вот специалисты по увеселению за тем самым круглым столом собрались и в один голос, не сговариваясь, сказали: «На Хохловской площади должно происходить ничего!»

ЧАСТЬ «НЕГОРОДА» ВНУТРИ ГОРОДА

К такому выводу участники круглого стола пришли не потому, что устали и обленились, а потому, что у многих появилось ощущение: лучшее, что можно сделать с этим, как и c любым другим, городским пространством в 2017 году, — это не подпускать туда арт-директоров, организаторов уличных мероприятий и активистов, а впервые за долгие годы дать этому месту пожить своей жизнью. Не насыщать его активностями и смыслами, а посмотреть, что там вырастет само. Такая постановка вопроса по меркам последних лет звучит удивительно, ведь будущее рисуется нам как процесс всё большего включения в различные коммуникативные сети, всё большей цифровизации, всё большего развития каких-то сервисов — одним словом, усложнения города.  

И вдруг мы начинаем думать о городском пространстве как о месте, которое нужно не наполнять чем-то, а, наоборот, убирать оттуда лишнее. На круглом столе решается, что если образовалась такая зона, где усложнения не произошло, то и не надо его туда пускать, а лучше сохранить это место как часть «негорода» внутри города.  

Если посмотреть вокруг, то окажется, что это не единственная подобная инициатива. Одна из них — нью-йоркский парк «Хай-Лайн», архетипический пример, который в последние годы часто фигурирует как идеальный образец реконструкции городских пространств. Там, где на старой железнодорожной эстакаде разбили парк, город в самой промышленной и индустриальной его части вдруг отступил перед природой и как бы спрятался, начал демонстрировать не своё присутствие, а своё отсутствие. Вместо поездов выросли берёзки, теперь там можно ничего не делать, не заниматься какими-то «активностями», а просто бродить. 

О ТОМ, КАК ВАЖНО ПОТЕРЯТЬСЯ И НЕ НАЙТИСЬ 

Недавно я читал материал в той же «Афише» о том, как активисты Гагаринского района протестуют против установки на Воробьёвых горах дополнительного освещения к чемпионату мира по футболу. Местные жители пришли от этой идеи в ужас, и наверное, не только потому, что, еcли новые прожекторы всё-таки установят, оттуда разлетятся все птицы и разбегутся все белки. 

Воробьёвы горы — это стихийно сложившееся «неместо», часть «негорода», где не расчерчены маршруты. Там есть точки, куда невозможно прийти специально, а можно только случайно. Например, памятник клятвы Герцена и Огарёва, огромная бетонная стела, поставленная в 70-е годы, — сколько раз я ни пытался дойти до неё целенаправленно, у меня никогда не получалось. Конечно, можно туда установить навигацию, добавить прожекторов, поставить стрелочки, но тогда ощущение этого «негорода» исчезнет.  

Рядом находится Дворец пионеров с удивительной судьбой: его никто за последние годы не тронул, там не появилось ни одного ларька с лавандовым рафом, ни одного поля для петанка, и почему-то местные жители этому страшно рады. Более того, доминантой района стала неработающая парашютная вышка, а на Воробьёвых горах — трамплин, с которого нельзя прыгать на лыжах. Это можно считать останками прежней цивилизации, которые только подчеркивают её качество «негорода», потерявшегося во времени и месте.

УДИТЬ РЫБКУ НА ФОНЕ КРЕМЛЯ

Возможно, постоянное усложнение, насыщение городского пространства коммуникациями достигло такой точки, что самыми востребованными местами в городе становятся такие, где город специально прячется, скрывает себя, терпит поражение перед природой, где он подаёт себя как руину.  

Следуя этой логике, лучшее, что можно было бы сделать с Хохловской площадью, как бы кощунственно это ни звучало, — обработать её ломиком и дать прорасти берёзкам и траве, тогда бы это место стало совсем живым.  

Пару лет назад бюро «Меганом» показало проект реконструкции зоны вдоль Москвы-реки. Всеобщее обсуждение вызвала картинка, где показана набережная на фоне Кремля, а на другой стороне реки сидят дедушка с внучком и удят рыбку. Абсолютно идиллическая деревенская картинка, где есть вызов и провокация. Но, может быть, это и есть настоящее «постгородское» будущее, когда город специально придумывает внутри себя зоны, где мы можем выключиться и вернуться из коллективных, общих для всех практик и регламентов к пространству частных, ручных, никому не заметных дел.