Язык — возможность увидеть по-новому мир. И себя

Носители разных языков и культур воспринимают время неодинаково. На Западе оно течет по прямой, а для восточного человека спираль — более подходящая модель. Что еще сообщает о нас язык, на котором мы разговариваем?

Я удивился, когда узнал, что по-русски нельзя сказать «я есть Ален» или «я имею голод», и до сих пор не понимаю, почему можно сказать «у меня жажда» и при этом нельзя — «у меня голод», а нужно говорить «я голоден», — признается 23-летний Ален, студент из Сенегала. — Но ничего. В любом языке есть странности, к которым надо привыкнуть, и тогда они покажутся совершенно естественными». В русском языке в настоящем времени отсутствует привычная многим другим языкам глагольная связка — она появляется только в прошедшем и будущем, например: «я дома», но «я был (буду) дома».

Влияет ли это на наше сознание и поведение?

«Мы не зря пропускаем это «есть». У нас в России точно чего-то не хватает в отношении к текущему моменту, — жалуется 27-летняя Катерина, ландшафтный дизайнер. — Мы не чувствуем его ценности. Я, например, всегда пунктуальна. И замечаю, что я в меньшинстве. Мои заказчики и даже поставщики считают совершенно естественным прийти на час позже назначенного срока. Или вообще не появиться! Я, конечно, стараюсь больше с такими дела не иметь, но это случается слишком часто».

Экономия — свойство любого языка, он убирает то, что «и так понятно»

Действительно ли причина в грамматике? Писатель Ефим Бершин делает из той же предпосылки (отсутствия связки) другой вывод: «Мы когда-то тоже говорили «аз есмь», но теперь это не нужно: мы утвердились и чувствуем себя в настоящем спокойно и устойчиво. А другим народам требуется утверждать свое присутствие».

А преподаватель РКИ и романских языков Ольга Саранина убеждена, что дело не в психологии, а в свойствах языка как такового: «Экономия — свойство любого языка, он убирает то, что «и так понятно». Мы опускаем глагол-связку, а испанцы — местоимение: «trabajo» — «я работаю», но без «я», потому что форма глагола указывает на первое лицо. Кстати, в разговорном русском такое тоже возможно: «Что делаешь? — Работаю!» Значит ли это, что кто-то не осознает своего «Я»? Разумеется, нет!»

 ВРАЩЕНИЕ И ВОЗВРАЩЕНИЕ

Спор о том, насколько язык влияет — и влияет ли — на мышление, возник давно. Уже древнегреческий философ Платон спорил с софистами, которые считали, что язык — единственный способ познать мир: он же утверждал, что язык лишь отражает вечные идеи, существующие независимо от него. В XIX веке американский лингвист-любитель и специалист по языкам индейцев Бенджамин Уорф снова высказался в пользу зависимости мышления от языка. Гипотеза эта до сих пор имеет как сторонников, так и противников.

Тем не менее некоторые соответствия прослеживаются: например, одно из исследований подтверждает, что говорящие на английском языке считают время скорее длительностью и говорят о его протяженности, а носители греческого и испанского языков скорее мыслят его как количество и говорят не «короткое время», а «малое время». При этом когда носителей одного языка обучали другому языку, то менялась и система их представлений.

Также по-разному носители разных языков мыслят развертывание времени в пространстве. Для англоговорящих время идет по горизонтали, сообщает психолог и лингвист Лера Бородицки, а для носителей китайского разворачивается по вертикали.

В какой-то части нашего бессознательного мы воспринимаем время как бесконечный и возобновляемый ресурс

Но далеко не все считают, что время движется по прямой. В архаических аграрных культурах время циклично, оно укладывается виток за витком. Все повторяется, и спешить некуда.

А что же с российским временем? Мы можем вспомнить, что слово «время» писалось некогда как врѣмѧ — с «юсом малым» в конце, который обозначал носовой звук, и произносилось примерно как «времен», а этимологически оно восходит к древнему корню «vertmen», как и «вертеть».

«Исходное значение сущ. время — «возвращение, чередование дня и ночи», указывает этимологический словарь. Возможно, в какой-то части нашего бессознательного мы воспринимаем время как бесконечный и возобновляемый ресурс. Но значит ли это, что пользование этим ресурсом доставляет нам удовольствие?

 ДЕНЬГИ ИЛИ ОБЩЕНИЕ?

Вряд ли можно наслаждаться временем в чистом виде — вопрос в том, чем мы его наполняем. И здесь приоритеты зависят не столько от языка, сколько от культуры. Например, поговорка «время — деньги» довольно точно описывает стиль жизни в США.

«Счет жизни по минутам и секундам особенно проявляется в Америке, где педантичная пунктуальность сверхзанятых деловых людей с давних пор приводила их к выводу, будто время и деньги гораздо важнее дружеских и родственных отношений. Таким был и остается дух американского бизнеса, задающий тон во всем обществе», — пишет американка русского происхождения Линн Виссон, исследовательница культурных различий США и России.

Но в другой развитой стране — Австрии — к времени относятся по-другому. «К сегодняшнему дню я прожила два года в Вене и заметила, что здешние жители очень погружены в настоящее и умеют им наслаждаться, — делится своими наблюдениями системный семейный терапевт Татьяна Потемкина. — В стране много разных праздников, накануне каждого устраивают живописные маленькие ярмарки.

Приходящие на них жители заняты не столько покупками, сколько разговорами друг с другом. Любое событие используется как повод для общения. В сезон яблок знакомые собираются вместе и едут собирать урожай, а осенью приглашают друг друга на тыквенный суп». Как объяснить это различие? Возможно, налоговым законодательством.

«В Австрии действует прогрессивный налог: чем выше доход, тем выше вычеты, поэтому здесь никто не стремится заработать больше, чем нужно на жизнь, — замечает Татьяна Потемкина. — Но я думаю, дело еще в том, что они не торопятся: каждый чувствует себя частицей непрерывного потока во времени. Австрийцы поддерживают и соблюдают свои традиции, не формально, а искренне. В крестьянских семьях до сих пор старший сын наследует хозяйство.

И этот устойчивый уклад дает ощущение принадлежности к длинной череде поколений, к чему-то большему, чем ты сам. А в России даже за один XX век традиции ломались несколько раз, в истории практически любой семьи очень много оборванных эмоциональных связей, много резких перемен. Поэтому у нас нет ощущения потока времени, напротив, есть тревога, что он может прерваться». Эта тревога может быть мобилизующей: мы готовы учиться и приспосабливаться, но в ней есть и отрицательные моменты: у нас меньше доверия к миру, больше пессимизма и катастрофических ожиданий.

Что же нам делать со всем этим? Изменить то, где мы родились и на каком языке заговорили, мы не можем. Но в наших силах изучать и учитывать культурные и языковые различия, пробовать и создавать новые модели поведения, если старые нас не устраивают. «Учить языки, — добавляет преподаватель Ольга Саранина. — Каждый новый язык открывает перед нами возможность по-новому увидеть мир и самих себя».

источник: http://www.psychologies.ru