title

title


Tuna Mayo

Задолго до выпускного в 12-м классе я решила, что не пойду на него. Своих одноклассников и училок я на дух не выносила бесплатно и по отдельности, а тут все они в одном флаконе, да ещё и мзда за входной билет. На хуй мне такое счастье не упало.

Я предвидела, что придётся отбиваться от друзей, которые будут настаивать, чтобы я пошла, но главная опасность оказалась не в этом. От друзей я как раз отбилась сравнительно легко - они были уже привыкшие, что если уж я уперлась, то дело гиблое.

Куда сложнее оказалось отбиться от училок-организаторш. Они мне плешь проели, напоминая о том, что надо заплатить за входной билет. Я-то надеялась незаметно так не прийти, чтобы никто даже и не проссал, что меня там не было, но не тут-то было. С очаровательной ненавязчивостью, присущей советским училкам, несколько раз в неделю меня вылавливали в коридорах и на уроках и напоминали о деньгах за билет.

В итоге мне пришлось-таки сознаться, что я не намереваюсь идти на свой выпускной.

Что тут началось! Я наивно полагала, что заявлю о нежелании идти и дело на этом будет кончено. Но училки совершеннейшим образом охуели и повели на меня двойную атаку. Как это я не иду на собственный выпускной! Да он же один раз в жизни! Да я потом пожалею! Да всё это бред, это я от какого-то непонятного упрямства, просто сама не знаю, чего хочу, кто же пропускает собственный выпускной?

Так они меня заебали. Я сильно пожалела, что призналась, что не пойду; куда мудрее было бы взять их измором, полностью игнорить наезды и бесстыже тянуть время, пока не стало бы поздно. Но, увы, на тот момент такая степень дзэна была мне ещё недоступна.

Теперь вместо денег каждую неделю они вымогали из меня причину, почему я не хочу идти. Это было хуже вымогания денег, потому что если с деньгами им было хоть всё понятно - ну, лень принести там, или неохота расставаться - то тут была какая-то тайна, которую непременно надо было раскрыть. Плюс им наверняка казалось, что у меня какая-то совсем глупая, прозаическая причина отказа, в несуразности которой они легко меня убедят, как только я её им открою.

Сначала я отпиралась сказать, почему не пойду. Потом придумывала всякие разные фэйковые причины - из деликатности, чтобы не оскорбить ничьих чувств. И наконец они меня довели так - особенно мать одной моей одноклассницы, училка по русскому Козлова Светлана Ивановна - что я искренне созналась, что считаю своих одноклассников тупорылыми долбоёбами и не хочу тратить ни время, ни деньги на то, чтобы видеть их пафосно наряженными в каком-нибудь питьевом заведении. Что я и так регулярно вижу всех тех, с кем буду общаться после школы, а все остальные пусть дружно скачут нахуй, взявшись за ручки.

Я и тут снова полагала, что дело на этом кончено. Но не тут-то было. Да ну! Я просто на что-то обижена, это пройдёт, а пропускать свой выпускной нельзя! Он же один раз в жизни! Решено, я точно иду!

Атаки на меня продолжались с неиссякаемым энтузиазмом и довели меня чуть не до отчаяния. Я долго думала, как же мне сделать так, чтобы училки отъебались раз и навсегда.

Наша семья была очень бедная. Об этом в школе знали все. Когда Козлова в очередной раз выловила меня в коридоре насчёт выпускного, я ей выдала в лоб, что у меня нет денег на их выпускной, развернулась и ушла.

Я была гордая жуть. При нормальных обстоятельствах я бы в жизни такого не сказала. Да и если бы я попросила мать, она непременно наскребла бы мне на выпускной. Но тут меня очень довели, я не знала, что им ещё сказать, чтобы они отстали, а отсутствие денег казалось мне неоспоримой причиной, после которой меня точно оставят в покое.

Я была неправа. Через неделю Светлана Ивановна снова выловила меня в коридоре и с сияющим лицом протянула мне билет. Как-то, где-то они нарыли на него деньги. То ли все училки скинулись, то ли что-то осталось от какого-то классного фонда.

Я охуела. Мало того, что я приложила столько усилий, а добилась кардинально противоположного результата; я была оскорблена до глубины души. На свете мало вещей, которые могут оскорбить меня сильнее, чем жалость и благотворительность.

Светлана Ивановна приняла мой ахуй за ступор благодарности и начала что-то ворковать о том, как я хорошо проведу время. Но я наотрез отказалась брать билет.

- Но ведь за него уже заплачено! - недоумевала Светлана Ивановна.

- Я вас об этом не просила.

Я несколько раз порывалась уйти, но она схватила меня за руку и всё уговаривала. Я перестала уже ей отвечать и просто мотала головой, ожидая, когда она меня отпустит.

И тут она сказала следующее:

- Ну подумай, Арина! А что, если тебе никогда больше не доведётся побывать в таком *прикольном* месте?

'Прикольным местом' было какое-то заведение в жопе мира в Юрмале, то ли 'Дайна', то ли хуй его проссыт как оно называлось.

То есть она полагала, что я такое быдло последнее и такой потерянный случай, что 'Дайна' - предел всех моих мечтаний и что сама по себе я никогда не смогу себе позволить ничего подобного.

От обиды у меня отнялся дар речи. Козлова воспользовалась этим, чтобы разжать мою руку и сунуть туда билет.

Я хотела тут же швырнуть его ей в лицо, но меня остановила неожиданно пришедшая на ум картина, что вот я его швыряю, а он, вместо того, чтобы эффектно залепить ей харю, вяло трепыхается в воздухе, застывает на полпути и осенним листом кружится вниз, не долетев до цели. Яростно подбрасывать непрошеную милостыню в воздух было бы ещё позорнее, чем просто получить её.

Пока я отчаянно пыталась сообразить, что делать, момент был утерян, Светлана Ивановна радостно ускакала прежде, чем я очухалась.

Я отправилась было искать ближайший мусорник, но меня всё ещё распирала обида, поэтому сначала я нашла подругу и с тихой яростью и по ролям донесла до неё произошедшее.

Недолго думая, подруга подсоединила к делу ещё одну подругу, и вместе они убедили меня, что с моей стороны было бы чёрной неблагодарностью выкинуть билет. Училки, конечно, тупые пёзды и дуры, но хотели-то как лучше. Деньги потрачены, билет я взяла, теперь просто нельзя не пойти.

Ситуация была деликатная. Идти я ни в коем случае не хотела, мне было противно от одной мысли. Но училки и в самом деле старались, хоть для меня ли или для воплощения каких-то собственных неудавшихся детских мечтаний, было не совсем понятно. Но вроде бы я им на самом деле как в душу насру, если не пойду.

В итоге я скрепя сердце пошла на выпускной. Там было уныло, тупо и скучно. Я чувствовала себя изнасилованной из-за того, что поддалась общественному гнету и напору, и съебалась раньше всех, на первом же автобусе домой, который подали где-то к часу ночи.

Но обида на то, что Козлова на полном серьёзе думала, что мне в жизни не светит когда-либо самостоятельно побывать в заведении класса 'Дайна', не отпускала меня ещё несколько лет.

Сейчас-то, конечно, она меня отпустила. И всё же - осталось что-то, нет, не желание что-то доказать или отомстить, а - как-нибудь мелко нагадить, что ли. Я почему-то вспомнила об этой истории, гуляя по Сеулу. Козлова не верила, что я когда-либо прогрессирую до 'Дайны', и, в принципе, была права: так я туда больше никогда и не вернулась.

Как-то жаль стало, что у меня нет её номера телефона. Я бы ей позвонила из Сеула.

Я бы спросила:

- Алё, Светлана Ивановна?

А она бы в ответ:

- Да, а с кем я говорю?

А я бы ей:

- Хуй соси, Светлана Ивановна!

И положила бы трубку.

По-моему, идея блеск.


Report Page