Введение

Гоголь был не только великим писателем, он был профессором морали, христианским аскетом и мистиком. И в этом отношении он написал своей матери в 1844 году: «Постарайся увидеть во мне лучше христианина и человека, чем писателя». Гоголь является носителем «средневекового» мировоззрения, мистико-аскет. Гоголь отмечает момент пробуждения российской общественной идентичности. Гоголь не начинает новый период русской литературы, но только завершает старую. Гоголь является родоначальником «новой» русской литературы. Гоголь - художник, который работал инстинктивно, художник, который высмеивал негативные аспекты жизни, а не во имя определенных позитивных идеалов. Гоголь открывает период от фундаментально критического отношения литературы к вопросам действительности. Это взаимоисключающие мнения, высказанные критиками Гоголя и его работы. Разнообразие этих точек зрения вполне понятно и естественно: критика касается плодов творчества писателя, который отличается духовной организацией редкой сложности.

По признанию Гоголя, его духовный мир был ареной самых противоположных и взаимоисключающих настроений и настроений, устремлений и аффектов; был жертвой страшной смеси противоречий.

В конце 1940-х годов интеллигенция «разночинцев» «эпохи Николая» сумела добиться больших успехов. Предлагаемая им программа была признана передовой программой интеллигенции. Интеллигенция дворян приняла профессию веры «разночинца». Создана серия художественных образов, воплощающих идеалы последних. В ряде журналистских и философских трактатов его социальные и этические взгляды были формализованы и оправданы. Тогда Белинский блестяще освещал явления современной жизни и литературы с точки зрения необычайно когерентного и трезвого «реализма». Затем на страницах «Современника» Искандер разработал теорию рационального эгоизма. На страницах той же газеты Никитенко страстно отстаивал необходимость «практической работы» и «позитивного» и неметафизического понимания реальности. Идеал простого и практичного бизнесмена представлял Гончарова в лице производителя Питера Адуева.

Но откровенность интеллектуалов «времени Николая» не была смущена откровенностью, которую «разночинцы» открыли позже, в момент шестидесятых. Романтическая культура, отвергнутая «разночинцами» «эпохи Николая», продолжала сохранять некоторую власть над последним. «Реалисты», часто бессознательно, продолжали принимать те или иные помещения «романтического» мировоззрения. Даже самый прямой из них не довел свои выводы до конца, не закончил последнее слово. Итак, в каждом из них более или менее выражены признаки внутренней дуальности. Достаточно вспомнить примеры Гончарова и Герцена.