"Все изумруды и сафиры востока...": Emeraude by Coty

В четвертой картине первого акта пьесы М. А. Кузмина «Смерть Нерона» есть такая сцена:

(По лестнице сходит шумная компания молодых людей и девиц. Один из молодых людей, видимо, уезжает, он в дорожном плаще, мальчик несет чемодан. Все смеются и целуются с отъезжающим).

Мол. чел. Лиззи, духи-то какие? Я все забываю.

Лиззи. Emeraude, emeraude! Ты бы записал.

Молодой чел. От тебя будет пахнуть изумрудом?

Лиззи. Вот балда!

Духи, которые влюбленный юноша хочет добыть для своей Лиззи существовали на самом деле: Emeraude Coty были созданы самим Франсуа Коти в 1921 году и выпускались (с несколькими реформулировками) на протяжении всего века, вплоть до постепенного угасания дома Коти в конце 1990х. Замысел пьесы «Смерть Нерона» относится к январю 1924 года, Кузмин начал работу над ней в 1927 году, а закончил в 1929 (пьеса никогда не ставилась и не публиковалась при жизни автора и впервые увидела свет лишь в американском издании 1977 года). Трудно сказать, когда именно был написан интересующий нас фрагмент, но не вызывает сомнения, что к середине 1920х годов духи Emeraude были известны даже в Советской России.

Кузмин вошел в русскую литературу как один из самых утонченных эстетов и денди Серебряного века. Своеобразная поэтика, сконцентрированная на ежедневных вещах, обыденных радостях и мимолетных впечатлениях надолго составила ему славу певца «мелочей прелестных и воздушных». Кузмин умело ее использовал, творя собственный миф, содержание которого варьировалось в зависимости от увлечений поэта. В канон вошли не только фривольные песенки Кузмина, не только его образцовые «Александрийские песни», но и, например, его жилеты: жилет «из золотой парчи» вспоминает С.А.Виноградов, в наполовину вымышленных, но очень мифотворческих мемуарах Георгия Иванова «цветные жилеты» Кузмина упоминаются едва ли не чаще его поэзии.

И столь же часто мемуаристы вспоминают духи: хрестоматийной стала фраза того же Иванова: «Сбритая борода, сорт духов, ресторан, где Кузмин завтракал, повторяю, -- факты первостепенные в его биографии.  Такова уж его "женственная" природа: мелочи занимают одинаковое место с важным, иногда большее». Многолетняя спутница Юр.Юркуна и Кузмина О.А.Гильдебрант-Арбенина оставила о Кузмине такие воспоминания: «Цветы любил: розы, жасмин, левкой. “Сухие” - запахи. Любил: духи,  пудру, - а не одеколон, мыло». Любимым ароматом Кузмина был парфюм дома Coty - La Rose Jacqueminot (формула 1906 года): этот факт увековечил Ф.Сологуб в своем стихотворении «Мерцает запах розы Жакмино, /Который любит Михаил Кузмин».

И если любовь к духам в 1908-1910х годах не кажется чем-то исключительным (Кузмин дотошно отмечал в своем дневнике покупку духов), то интерес стареющего, бедного, полузабытого к 1927 году автора к новинкам парфюмерии и вероятное знакомство с ними – трогательный факт, оживляющий фигуру прошлого.

Emeraude Coty во многом повторил судьбу самого Кузмина: заслоненный более известными фигурами, аромат остался в истории как «предок Shalimar`a» Guerlain;  Кузмину досталась также слава «предтечи» - поэзии акмеистов.

Emeraude всего лишь четырьмя годами старше Shalimar (1925, парфюмер – Жак Герлен, «Герлен номер три»), но слава «главного восточного аромата» досталась последнему. Во многом Emeraude не хватило революционного подхода Герлена: Shalimar был «парфюмерным непарфюмерным» запахом, с его глубоким звучанием и оттенками кожи, дегтя, дыма и ванили; Emeraude был «просто» парфюмерией: красивым восточно-цветочным ароматом с мягким сандалово-пудровым раскрытием.

Мой флакончик Emeraude не очень стар; я сравниваю его с Shalimar и могу сказать, что до какого-то момента эти ароматы звучат совершенно одинаково: богатый ванильно-цветочно-благовонный запах, чуть более свеже-цветочный Emeraudе, чуть более ванильно-дымный Shalimar. И далее ароматы развиваются по линии усиления их особенностей: Shalimar становится более ладанным, более дымным и дегтевым, слегка резиновым – Emeraude же смягчается, остается на коже теплой пудрой и сандалом, шелковым и уютным. Если Shalimar многим кажется глубоким, тяжелым и чрезмерно «восточным», то Emeraude вряд ли кого-то «задавит»: он легок и мягок, характерные оттенки «ретро» не кажутся чрезмерными – сложно подумать, что этот аромат дошел до нас (с неизбежными потерями) из 1921 года.

Интересно, что в поэтике Кузмина образ изумруда появляется чаще всего при описании Востока:

Похожа ли моя любовь

на первую или на последнюю,

я не знаю,

я знаю только,

что иначе не может быть.

<…>

Разве хвост Юнониной птицы,

хотя бы сложенный,

не носит на себе

все изумруды и сафиры Востока? (Ночные разговоры, 1913)

Твой вечер так же ль изумруден,

Очаровательный Стамбул? («Пуститься бы по белу свету…», 1912)

Очаровательные сближения: «oriental» Emeraude Коти – и «восточный» «изумруд» Кузмина, малоизвестные духи – и малоизвестный русский поэт, сохранивший их название в своем произведении, наконец: увлеченный парфюмерией автор – и разделяющий эту же любовь исследователь его творчества.