Воздух.

-Миш, а когда кислород включат? 

Сестренка сидит на кровати и с выжиданием смотрит на меня. Надеется, что я перестану посильнее стискать зубы и улыбнусь. Прям как она. По-детски, весело и задорно. 

— Скоро. 

Не люблю врать. Мама учила, что врать неправильно, но другого выхода нет. Сестра все равно маленькая, она и не поймет ничего. Бросаю быстрый взгляд на счетчик на столе. “Запасы подходят к концу. Осталось 10% кислорода, запустите процесс кислородизации в комнате.” И без тебя знаю, дурацкая ты машина. Только уже три дня никаких поставок нет. И вряд ли вновь начнутся. 

— А когда это, скоро? — Настя смеется, пытаясь словить едва заметного солнечного зайчика. 

— Скоро — это скоро, — цежу сквозь зубы. — Ты главное потерпи. 

Удивительно, как свет вообще пробивается сквозь такой мутный воздух на улице. Он уже давно стал непригодным для дыхания. Хотя еще в детстве я выходил погулять спокойно, без тяжелого кислородного баллона за спиной. Атмосфера уже тогда не ахти была, но жили спокойно. Хотя мы и сейчас живем, вроде как. Только скорее существуем. 

Отворачиваюсь от сестры и беру с тумбочки пачку сигарет. Курение уже давно стало под запретом, но теперь то какая разница? Открываю дверь в соседнюю комнату — специально починил ее, чтобы и щелки не оставалось. Здесь все пропахло дымом и почти нечем дышать. Но окно открывать не вариант, так и умереть можно. 

Сижу в полном одиночестве. Комната словно закрытая коробка, так и давит на сознание. С каждым днем курить все тяжелее, но от пагубной привычки я так и не смог избавиться. Вот ведь чёрт. 

Отвлекаюсь и мысленно подсчитываю количество кислородных баллонов в шкафу. Пять штук, не больше. Прошлое отключение затянулось и почти уничтожило их запасы. Прятала их мама, приносила когда только могла и о будущем нашем переживала. Так с этой гонкой за баллонами и не вернулась однажды. 

Вернувшись из другой комнаты вижу, как Настя делает бутерброды. 

— Курить вредно, — говорит, и улыбается так по доброму. 

— Да знаю я, — хмыкаю куда-то в сторону. 

— Тогда зачем? 

— Затем. Получилось так, Насть, маленькая ты еще, чтобы морали мне читать. 

Она слегка обиженно протягивает мне тарелку. Хорошо хоть продуктами запаслись, сейчас нельзя тратить баллоны для выхода на улицу. 

К вечеру кислород не включили. Настя все смотрит на меня, немного жалобно, будто я могу решить эту проблему. Один баллон пришлось распылить на комнату. Дышать стало легче, но ненадолго. 

Решаюсь выйти к соседям и узнать, что с ними. Баллон — за спину, силу воли — в кулак. До этого времени в живых остались лишь двое да мы с Настькой. Те, кто пережили прошлое отключение. 

Стучу в дверь к соседке, Машке. Она легко открывается и я сразу чувствую неладное. Не закрыть дверь, учитывая жуткий воздух в подъезде — как приговор себе подписать. Машка лежит в своей комнате. Синеватая, с глазами навыкате и паникой на лице. Повернута к своим любимым существам — растениям. 

Они, правда, тоже погибли. Машка все верила, что в один день они ее спасут, смогут сами вырабатывать кислород на комнату. Не получилось, видимо. Жалко ее, конечно, только если за каждого умершего в наше время переживать — можно и с ума сойти. 

Спускаюсь вниз по лестнице и стучусь в еще одну дверь. Тут живет Геннадий Андреевич, очень приятный дедушка. Помню, он Насте леденцы дарил, такие на палочке, в виде петушков. Не знаю, где он их взял, но сестричка очень рада была. 

Поворачиваю ручку. Открыто, но дверь захлопнута, значит все может обойтись. Прохожу по коридору и вижу, как Андреич стоит спиной к дверному проему и что-то пересчитывает. Баллоны с кислородом. Очень много баллонов. 

Старик поворачивается на звук и с недовольством смотрит на меня, пытаясь прикрыть собой свое сокровище. 

— А, Мишань! Ты чего это тут делаешь? 

— Слушай, Андреич, — я не могу оторваться от увиденного, — откуда столько? — киваю головой в сторону баллонов. 

— Я, дорогой мой, в чинах правительственных раньше служил. Это потом уже в отставку вышел, сюда переехал. Место тут спокойное и тихое было. Приятное для обитания. 

— И как это связано? 

— Ну, даже после отставки есть свои привилегии, — он смеется. — Хотел то ты чего? 

— Я… Раз у вас их так много, одолжите хотя бы пару. Это не мне… Это Насте… 

— Настенька… Хорошая девочка, да. Нравилась она мне. Только вот, касатик, мне самому нужно все это пережить. За мной ведь скоро приедут. 

— Приедут? — я узнавал все больше и больше нового. — Кто? 

— Меня обязательно должны забрать, — констатирует Геннадий Андреевич. — У меня ведь даже карточка осталась, смотри, — он достал из кармана джинс зеленую пластиковую карту. — Это пропуск к Оазису, последнему месту на Земле, где можно жить спокойно. Точнее, одному из таких мест. 

— Но если оно есть, почему туда не забирают всех? 

— Меньше народу — больше кислороду. 

— Тогда и вас никуда не возьмут, — вдруг начинаю злиться я. — Думаете, вам целый кортеж прямо к дому предоставят и куда надо отвезут? Сейчас машина и не проедет, не видно ничерта. Чего вы ждете то? 

— А это не твоё дело, — губы старика сжимаются в одну тонкую линию. — Раз такой умный, то проваливай. 

— Да вы… Как вы можете вообще? Всегда имели возможность помочь и ничего не делали! 

— Выживают только те, кому суждено. Вон из квартиры. 

— Вот как? Тогда вам, видимо, не судьба. 

Я достаю из кармана раскладной нож, невесть для чего там лежащий и надвигаюсь на Андреича. В его глазах селится страх, так ужасно я, видимо, выгляжу. 

— Мишань, ну я погорячился. Не надо меня трогать, это незаконно. 

— Да плевать, — мне вдруг становится все равно. 

Я вставляю свое оружие прямо старику в шею и выдергиваю, наблюдая за фонтанчиком из крови. Андреич падает, хрипя и кашляя, пытаясь перекрыть рану. А я просто приседаю и достаю из его кармана пропуск. 

— Он мне еще пригодится, — хмыкаю напоследок и выхожу из комнаты. 

Дома быстро смываю кровь с рук, чтобы Настя не заметила. Теперь в нашем доме остались только мы одни. Да и это — ненадолго. На карточке написан адрес “Оазиса” и даже нарисована маленькая карта — вот ведь везение. 

— Ложись спать, — говорю сестре достаточно строго, чтобы точно послушала. — Завтра с утра мы уходим. 

— Куда? — удивляется. 

— В лучшую жизнь. 

Оставляю ее одну и снова иду курить. Надеюсь, в “Оазисе” вредные привычки не под запретом. 

Встаю рано и поднимаю Настю. Быстро собираем все, что может понадобиться — пара теплых вещей и еда, вся, которая не испортится. После завтракаем и находим огромную сумку на колесах, складываем туда баллоны с кислородом. Я радостно замечаю, что там еще есть место. Помогаю сестренке надеть свой баллон и выхожу в подъезд первым. 

У двери Андреича останавливаюсь и прошу Настю подождать снаружи. Прохожу в комнату и непроизвольно сжимаю кулак при виде мертвого тела. Неправильно я,все-таки, поступил. Но понимаю, что сейчас не время для рефлексий, пытаюсь утащить как можно больше баллонов. 

Настя все-таки заходит за мной и видит тело в высохшей луже крови. 

— А что с дедушкой? — спрашивает, испуганно прижимаясь ко мне. 

— Все хорошо. Правда. 

— Ты врешь, — кажется, она начинает плакать. — Мы умрем так же как он, да? 

— Нет. Мы обязательно выберемся отсюда. 

Мы выходим на улицу и идем по вымершему городу. Разговариваем мало, чтобы не использовать лишний кислород. Стараемся не смотреть по сторонам — то тут, то там, можно увидеть трупы. Настя постоянно сдерживает слезы. “Ничего,— думаю я, привыкнет.” 

За время всего этого я сумел стать почти бесчувственным, аж самому страшно становится. Только какая разница, государству мы вот вообще не нужны оказались, так, бесполезный мусор. Так что и чувства уже не нужны, только жажда выжить и выносливость. 

Отдыхаем в заброшенных магазинах, там воздух хоть немного почище. Еду используем так же экономно. Идти тяжело, потому что не видно ничего и в метре от себя. На второй день я натыкаюсь на штырь и понимаю, что не взял с собой ничего из лекарств. Рана болит адски и я просто перевязываю ее старой футболкой. Надеюсь, что не загноится. 

Кажется, мы ходили по кругу, раз только на третий день выходим за черту города. Все похоже на чертову пустыню с песчаными бурями. Нога отнимается и я хромаю. Настя тащит меня за собой, но сил не хватает. 

И вдруг я вижу его. Огромный купол, словно небо подпирающий. На пару секунд я фокусирую взгляд и понимаю, что не ошибся. Мы стараемся идти быстрее. Я тихо говорю, что спасение близко и сестренка улыбается. Ветер пытается сбить нас с пути, но мы держимся. Кислородные баллоны тоже подходят к концу. Но мы должны успеть. 

Однако я все-таки падаю. Понимаю, что больше не встану. Сестра пытается поднять меня, тащить прямо по песку, но это слишком опасно и долго. Отдаю ей последний закрытый баллон и карту. Объясняю, что делать. И понимаю, что плачу. 

Она тоже плачет, но, кажется, догадывается, что ей все равно нужно идти. Обнимает меня и шепчет: 

— Я люблю тебя, братик. 

Воздуха очень мало. Я смотрю Настеньке вслед и вдруг понимаю, что начинаю задыхаться. Пытаюсь бороться с этим чувством, но все тщетно. Из последних сил вглядываюсь в даль а потом падаю в забытье. Мне кажется, что я видел, как Настя машет мне рукой.