Воспоминания

Воспоминания



– Любовь Федоровна, можно будет уйти с пары пораньше?

– Смотря по какой причине, – хмуро ответила преподавательница, перебирая бумажки на столе.

– Там просто, – понизила голос студентка. – Мероприятие одно. Не от ВУЗа. Я очень хотела бы поучаствовать, но из-за того, что пары переставили…

– Какое мероприятие?

– За-закрытие мотосезона, – пролепетала девушка.

Преподавательница отложила ежедневник. Улыбка сама собой появилась на её лице. Разумеется, она не могла отказать в этой просьбе. Воспоминания о бурной и, не такой уж далёкой, молодости, закружили её, затягивая всё глубже и глубже.


Она проводила занятие по огневой подготовке и, волей не волей, ощущала себя шестнадцатилетней Малой, что вместе с Шурой расстреливала в лесу стеклянные бутылки. Это было как раз после её выписки из больницы: ехать в общежитие не хотелось, ведь там её ждали коменданты с бесчисленными предупреждениями о неуплате, и она осталась у старшей подруги.

– С чем лежала?

– Сотряс. На улице за мной пошли одногруппницы – я одной из них сумку испортила не нарочно, ну, побежала, поскользнулась…

– Знаешь, есть один универсальный метод, – хитро зыркнула Шура. – И даже легальный, ну, в вопросе ношения.

Тогда то Малая и научилась стрелять. Пневматика – ничего по-настоящему опасного. Но это то придало ей уверенности в себе. Сперва – с пистолетом в кобуре, а потом и без него она научилась отстаивать свое мнение и держаться в стрессовых ситуациях перед сверстниками. Она отдалилась от привычного круга общения, а найти действительно "свой" ей ещё предстояло.


Пара протекала как обычно, без эксцессов, которые были по-началу. Ведь молодому преподавателю нужно сделать в два раза больше работы, чем тому, кто имел стаж, исчисляемый десятилетиями, – зарекомендовать себя авторитетом. И у Любови Федоровны это получилось. Прямо как тогда, восемь лет назад, в баре "Боевой Вомбат". Хотя, конечно, не сразу. Сперва она из кожи вон лезла, чтобы понравиться вообще хоть кому-либо: взять то же соревнование на скорость по выпивке, после которого её страшно мутило и вкус победы, если его можно так назвать, она ощущала, согнувшись в три погибели в санузле; или оплату всем потенциальным (главное слово, ведь больше она их не видела) друзьям и соратникам крупного чека и последующее питание быстрозавариваемой лапшой; или байкерские забавы со вставанием на одно колесо, от которых для неё была лишь одна награда – кто-то из банды нёс её на руках до ближайшего помещения, чтобы вызвать "Скорую", тоже ведь показатель, разве нет? А потом она просто перестала делать что-то для других: не шла на, неприятные ей, авантюры, не "прилипала" к каждому, кто проявил к ней мимолётный интерес, не рисковала, когда того сама не хотела – всё чаще говорила этому "нет". И тогда все, кто воспринимал её дурнушкой и малолеткой, с которой можно лишь посмеяться, сами собой отсеялись. А остался Борода и его байкеры, которые не только научили её трюкам на полном ходу, но и показали ей, что она достойна уважения и без присмыкания, раскрыли девушке свою же собственную ценность. Правда, есть один момент, который даже такие четкие ориентиры способен перевернуть с ног на голову…


"Борода… Как давно я к нему не заезжала" – пронеслось в голове у Любови, когда она, закончив рабочий день, села в машину. Но, как бы ей не хотелось увидеть старого друга, она не собиралась тревожить его семью: четверо детей – это не тот случай, когда можно без предупреждения "завалиться на хату" и случайно остаться на весь день, а то и больше. А им много было, что вспомнить и обсудить. Взять, например, тот случай, который полностью переломил жизнь Малой – первая любовь, первый разрыв и первое самодельное каре. Тогда она и слушать не хотела Бороду, который прямо и сразу сказал: "Он с тобой поиграться и бросит". А ведь так и произошло: до истерик, ползания на коленях и демонстративного рвения к рельсам во время прибытия поезда в метро. Но пока этого не случилось, она крыла всеми возможными словами байкера, плевала ему на обувь и хлопала дверьми, срываясь посреди встречи к "любимому" позвавшему её на "романтический вечер" в подъезд. Вспоминая это, Любови и самой становилось тошно от себя. Она была готова променять друга и, в кой-то веке, даже наставника на какого-то сопляка с манией величия. Впрочем, с Бородой они этого так и не проговорили: она просто в один вечер приехала к нему вся в слезах, пьяная, с, обкромсанной ножницами, прической и упала на диван, захлебываясь криком. Наверное, если бы он тогда нашел в себе силы повлиять, обсудить жизненный урок, Малая не стала бы относиться с агрессией ко всему живому, не забила бы на учебу (что, впрочем, оказалось поправимо) и не задушила бы в себе Любовь, приняв свое альтер-эго. Он её просто поддержал, а большего она тогда и не желала.


Она подключила телефон к машине и поставила музыку на максимально возможную, из приличных для преподавателя, громкость. Выезжая со двора ВУЗа, она не могла отделаться от чувства дежавю – той же дорогой Шура забирала её с учебы, когда коменданты всё-таки добились своего и выселили из общежития. Пособие по смерти отца позволяло снять, пусть и в складчину, но относительно приличное жилье недалеко от метро за городом. Но Малая предпочла перевезти остаток вещей к названной сестре и задержаться у нее ещё на несколько месяцев. А когда, набравшись мудрости и истории рок-н-ролла, съехала, к удивлению для себя, на год с лишним практически прервала общение. Тогда то и произошел "первый бывший", о котором Шура слушала, качая головой, когда новость уже успела зачерстветь. Но этот перерыв позволил вывести дружбу на новый, куда более осознанный и равный, уровень. "Эх, Шура, как уехать в Германию, так ты первая. А как пригласить погостить, месяца так на три – какие-то проблемы возникают" – улыбнулась Любовь. К подруге она ездила и не раз, но, кому ж не захочется ещё? Работа администратором ресторана, которую та считала тупиком, принесла в один год множество приключений: начиная от знакомства с режиссером на его же свадебном банкете и заканчивая переездом на ПМЖ заграницу. Малая дулась недолго: уважение к счастью подруги перевесило нежелание с кем-либо её делить. К тому же, в тот же год она и сама встретила человека, с которым была поистине счастлива.


Перекрёстки проносились один за другим, проспект за проспектом. Любовь всё ещё любила быструю езду, но, с появлением в машине детского кресла, мысленно провела красную черту на отметке "70 км/ч". Дима с сыном гостили у его родителей и потому она, без зазрения совести, свернула в, до боли знакомый, переулок. "Боевой Вомбат", безмолвный свидетель взросления Малой, стоял на том же месте. И не успела она спуститься по лестнице, как услышала:

– Любочка! Давно тебя не видно, обижаешь старика, – бармен приветливо махал ей рукой.

– Да, на работе завал, – ответила она с теплой улыбкой. – Но сейчас я с вами, часик-другой посижу.

– А сыграешь? – с добродушным азартом спросил мужчина.

Она окинула взглядом зал: пару знакомых лиц, принадлежащих незнакомым людям, несколько молодых парней – не то панки, не то просто мода такая, офисные работники в числе трёх штук. Хотя судить по, относительно раннему времени, бар не стоит, но она и так знала, что дела идут уже не так хорошо, как раньше. Но и проигнорировать просьбу доброго друга она не могла:

– Нашу, вомбатскую?

– Понастальгировать хочешь? – весело блеснули глаза у бармена.

– А то!

Report Page