Волосы

Быть отцом бунтующего пятнадцатилетнего подростка было невероятно трудно и ответственно, так что не каждый взрослый состоявшийся мужчина отважился бы пойти на этот важный шаг в своей жизни, не говоря уж о том, чтобы тянуть все в одиночку, полагаясь только на свои собственные способности и сознательность этого самого подростка.

Быть же отцом пятнадцатилетнего водяного было еще труднее.

Сидевшее на диване в гостиной перед телевизором зеленоволосое нечто, будто бы вылезшее из дешёвых фильмов почти тридцатилетней давности, слабо напоминало Алану его дочь, как минимум потому что в последнюю их встречу у Эйлин были длинные золотистые кудри, а не обкромсанные огромными садовыми ножницами (и где она только их взяла?) неопределённого болотного цвета волосы, на которые было жалко смотреть.

Пару раз моргнув, чтобы удостовериться в том, что ему не показалось, Алан вздохнул, пытаясь понять причину столь занимательного и судя по всему не слишком обдуманного со стороны дочери поступка, на который его еще некогда красавица дочь решилась в его отсутствие. Не то чтобы Алан не предполагал, что нечто подобное может произойти в столь хрупком и ранимом возрасте, но все же в душе мужчина надеялся, что его дочери хватит разумности не идти на поводу у собственных гормонов, подстрекающих ее к таким ошибкам.

— Ну, милая, рассказывай, зачем ты это сделала и где ты достала такую отвратительную краску, заставляющую мой обед рваться наружу от одного только своего вида? — проворковал актёр, опустившись рядом с дочерью на диван и внимательно взглянув на Эйлин.

Алан говорил практически мягко, в его голосе не было и тени недовольства или возмущения, хотя холодный строгий отцовский взгляд говорил об обратном. Щеки блондинки почти сразу же вспыхнули стыдливым румянцем, и она опустила взгляд васильковых глаз, спрятанных за едва заметными сейчас линзами. Ответ у девушки был только на один из отцовских вопросов, потому что краска была куплена в ближайшем магазине, а сама Эйлин уже давно сожалела о том, что она натворила в порыве обиды на весь мир вокруг себя да и на себя тоже.

Молчание означало бы согласие с немыми догадками Алана, чего Эйлин сейчас никак не хотелось: ее отец и так знал ее слишком хорошо, чтобы давать ему лишний повод возгордиться собой.

— Никто, — насупившись, в своей привычной манере буркнула Эйлин, сложив на груди руки и тряхнув тем, что осталось от ее еще вчера пышных волос, бывших семейной гордостью Маккензи: даже сейчас, после столь жестокой и леденящей душу экзекуции, в них все равно угадывались светлые локоны. — Я все равно некрасивая и никому не нравлюсь, а эти длиннющие патлы все время мешались.

Алан удивлённо выгнул бровь и еле сдержался, чтобы не засмеяться: с надутыми от непонятной для Алана обиды щеками, насупленным взглядом и сведёнными к переносице светлыми бровями Эйлин была похожа на маленького пушистого хомячка, которого хотелось обнять, утешить и никогда больше не отпускать на улицу, чтобы никто не посмел обидеть это чудо.

Впрочем, несмотря на лишь мельком проскользнувшую мысль, Алан тут же поспешил исполнить первую ее часть, потянувшись к девочке, и приобнял ее за плечи, отчего девушка нервно дёрнулась. Правда практически сразу же об этом пожалел, потому как на его светлом замшевом пиджаке тут же отпечатались болотно-зелёные пятна от судя по всему не слишком качественной краски для волос.

Алан поджал губы, переведя взгляд с пятен на пиджаке на волосы дочери, и разочарованно цокнул языком: черт его знает что было в этой краске.

— Ладно, об этом поговорим чуть позже, — задумчиво протянул Алан, почувствовав как Эйлин напряглась, втянув голову в плечи. — А пока нам надо смыть эту гадость с твоей головы и привести тебя в божеский вид. А то еще прожжёт тебе кожу на голове и что мне потом с тобой такой делать? — помрачнев, спустя пару секунд добавил мужчина.

Эйлин успела вскинуть голову, чтобы посмотреть на отца, прежде чем он резко подскочил на ноги и, закинув дочь себе на плечо, широким шагом направился в ванную, игнорируя тот факт, что волосы девушки оставляли после себя следы и на его светлых узких штанах, и на его куртке, и на светлом паркете, словно кто-то нёс раненого инопланетянина с зелёной кровью.

Руки у Алана были сильные, так что ему не составило труда удерживать брыкающуюся изо всех сил дочь одной рукой, пока второй безжалостно смывал с неё зелень, даже не удосужившись переодеться. К счастью, краска действительно была слишком дешёвой и ужасной, чтобы слезать со светлых, побледневших от перекиси (удивительно, но они еще не были похожи на солому и не начали ломаться под его мягкими и осторожными касаниями) волос девушки, как кожа со змеи.

— Ну па-ап, — зажмурившись, слепо попыталась было воззвать к отцу Эйлин в перерыв, когда тот отвлёкся, чтобы наконец-то снять с себя безнадёжно испорченный пиджак, но была жёстко заткнута пущенным в лицо из душа потоком холодной воды.

— Ну па-ап, — передразнил дочь Алан, закатил глаза и, хмыкнув, продолжил обливать блондинку водой, смывая остатки болотца. — Я знаю, что я твой отец. Не стоит мне лишний раз напоминать об этом прекрасном факте моей биографии.

В ответ до него донеслось лишь сдавленное недовольное бухтение девушки и бульканье сквозь поток воды.

Эйлин даже не сопротивлялась, когда отец, вытащив девушку из душа, закутал ее в полотенце и, усадив на стул посреди ванной, куда-то ушёл, отчего-то пританцовывая и напевая себе под нос песенку из мюзикла, на котором они недавно были в кино — кажется, он был как-то связан с Гюго и Францией, но Эйлин сейчас было лень напрягать свою память, чтобы точно вспомнить этот фильм.

Отчего-то Алан не выглядел ни раздражённым, ни разочарованным поступком своей дочери. Скорее он был… озадачен? Да, это было самое подходящее слово, какое Эйлин только могла подобрать в этот момент, чтобы описать весь спектр эмоций, что отразился на чересчур выразительном лице ее отца. Не то чтобы это была не та реакция, которую ожидала блондинка, но все же она думала, что Алан отреагирует более эмоционально, как минимум потому что она запачкала его любимый пушистый белоснежный ковёр, за который он выложил не одну зелёную купюру.

— Ну что, мартышка, выбирай, сделаем по старинке или будем пользоваться благами цивилизации и решим все кардинально? — несмешливо и ехидно протянул Алан, остановившись где-то за спиной Эйлин.

Девушке даже не потребовалось оборачиваться и раскрывать зажмуренные глаза, чтобы понять, о чем говорит ее отец, так как в следующее мгновение сначала раздался щелчок ножниц, а затем жужжание машинки, которая лежала у них уже довольно продолжительное время и которой Алан так никогда и не пользовался, предпочитая услуги профессиональных парикмахеров.

— Пап, а может не надо? — сорвавшимся на шёпот голосом протянула Эйлин, а затем вздрогнула, когда над ее ухом громко щёлкнули ножницы.

— Надо, мартышка, надо, — выдохнул дочери на ухо Алан. — А то мне будет стыдно с тобой на улицу выйти. Ты и так в общем-то не очень, как сама это признала, а тут еще и с такими волосами. Придётся как-то разруливать теперь эту проблему.

Пусть даже в словах Алана звучали нотки издёвки и шутки, Эйлин все равно напряглась, когда мягкие руки отца провели по тому, что осталось от ее волос, а сам мужчина затих, явно замышляя что-то, о чем блондинке не очень-то хотелось знать. К счастью, девушка была точно уверена в том, что машинку для волос отец отложил куда подальше — в ее собственные руки, сказав держать ее покрепче.

Руки Алана порхали над головой девушки, зажав в одной ладони ножницы, а в другой маленькую расчёску, пытавшуюся побороть свалившиеся в колотуны непослушные волосы Эйлин. Пальцы девушки нервно сжимали машинку, а сердце то и дело пропускало удар каждый раз, как раздавался отвратительно скрипящий щелчок ножниц, которыми никто до этого момента в их семье и не пользовался. Эйл боялась открыть глаза, чтобы посмотреть, что же ее отец там делает, поэтому лишь сильнее жмурилась, чувствуя, как в уголках глаз собираются маленькие колючие слезинки, а в носу начинает неприятно щекотать.

Эйлин не знала, как долго продолжалась эта пытка, потому что минуты тянулись словно вечность, а все овцы, которых она начала мысленно считать, чтобы отвлечься, уже давно упрыгали в леса на съедение к волкам. Алан что-то непрерывно говорил, смеялся над собственными шутками и чуть ли не скакал вокруг дочери, каждый раз оценивающим взглядом обводя свою работу, а потом недовольно цокая, когда ему не нравилась какая-нибудь новая деталь в причёске девушки. Он качал головой и вздыхал, но продолжал колдовать над безвыходностью, в которую его дочь загнала сама себя.

— Ну все, мартышка, можешь восхищаться тем, какой у тебя замечательный отец и приносить мне дары в качестве благодарности! — спустя долгие полчаса наконец протянул Алан, откладывая в сторону ножницы с расчёской и снимая с дочери усеянное светлыми волосами полотенце. — К слову, я предпочитаю вино и хорошеньких женщин. Желательно живых.

Пролёгшая между тонкими светлыми бровями складочка несколько разгладилась, но Эйлин, с трудом подавившая в себе смешок, все так же сидела зажмурившись, она боялась посмотреть на себя в зеркало, потому что знала, что ей не понравится все, что она там увидит.

— А если кто-то начнёт к тебе приставать, то можешь сказать, что ты просто фанатка Сайрус и все, — хохотнул Алан, развернув дочь к зеркалу, и нежно поцеловав девочку в макушку.

Брови Эйлин изогнулись в немом вопросе, а маленький голосок в голове начал подбивать ее открыть глаза и взглянуть на себя, что девушка в итоге и сделала, встретившись сначала в отражении взглядом с бледными серыми глазами отца, склонившегося над ней с довольной ухмылкой, а затем наконец увидев… причёску, похожу на причёску самого Алана?!

— Прости, мартышка, но, увы, я не мог ничего поделать. С волосами другой длины ты бы смотрелась еще хуже, чем с тем дерьмом, которым ты намазала свои чудные локоны в необдуманном порыве юношеской обиды на весь окружающий тебя мир, — с сожалением протянул мужчина, взъерошив теперь уже короткие светлые волосы дочери.

Эйлин только и смогла, что открыть рот и тут же закрыть его: ее отец слишком хорошо знал ее, чтобы сейчас пытаться переубедить его в том, что он только сказал. Глаза все еще щипало, и Эйл резко развернулась, крепко обняв отца, уткнувшись лицом ему в грязную рубашку и неразборчиво забормотав что-то про то, какой он замечательный и лучший отец на свете.

— И теперь никто точно не будет сомневаться в нашем с тобой родстве, — задумался Алан, успокаивающим жестом проведя рукой по спине дочери.

Его лицо было необычайно расслабленным, в его чертах не проскальзывало ни единой эмоции, что могла бы сказать, что Алан был хоть как-то задет произошедшим больше, чем то было позволено ему в его роли хорошего и понимающего отца. Но ненадолго. Потому что уже в следующее мгновение его губы растянулись в едкой ухмылочке, а во взгляде заплясали нехорошие огоньки, которых, разумеется, его дочь не видела.

— Насколько я помню, мартышка, сейчас ведь твоя очередь убираться в квартире? — кинув быстрый взгляд на перепачканную одежду и заляпанный пол, с самым невинным видом поинтересовался у обречённо простонавшей дочери Алан.

Да, он определённо был лучшим отцом на свете.