«Виртуозный сеятель предубеждений»

Журнал „Der Spiegel“ опубликовал в №50 номере обширное интервью с профессором Карлом Шлёгелем по случаю выхода его книги «Советское столетие» („Das sowjetische Jahrhundert“). Доступное только как «платный контент», интервью было озаглавлено «Виртуозный сеятель предубеждений» ("Ein Virtuose im Schüren von Ressentiments"). Мы решили перевести на русский язык маленький отрывок из начала интервью и его последнюю четверть, где речь идет о современной российской политике из перспективы российской истории.

После того, как перевод был окончен, мы долго размышляли, стоит ли его публиковать. Взгляд профессора Шлёгеля в силу его глубокой связи с Россией не нейтрален и заставляет вспоминать Пушкина: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство». Некоторые пассажи этого интервью могут быть восприняты как вмешательство во внутрироссийскую полемику, что абсолютно противоречит принципам нашего канала.

В конечном итоге мы нашли два аргумента для публикации.

Во-первых, профессор Шлёгель на протяжении интервью несколько раз недвусмысленно заявлял, что решение русских/российских проблем лежит только в компетенции русских/россиян. Любые советы и поучения из-за границы абсолютно неуместны и контрпродуктивны.

Во-вторых, журнал „Der Spiegel“ является, пожалуй, самым распространенным и самым часто цитируемым еженедельником в немецкоязычном пространстве и в значительной степени формирует отношение читающей публики к России.

После интервью мы опубликовали краткую биографию Карла Шлёгеля.

***

Дер Шпигель: Как объединить [разделенное революцией и] травмированное общество?

Шлёгель: [Путин делает это так:] Сплотиться против внешнего врага и его пятой колонны внутри страны. Таким образом, можно воздать должное красным, которые воссоздали империю, хотя и в коммунистической форме, так и белым...

Дер Шпигель: … то есть антикоммунистам. Искажение истории, вместо изучения и осмысления фактов?

Шлёгель: Условием для нового общественного консенсуса является абсолютная открытость дискуссии для всех участников. Потребность разобраться со своей историей и выработать, наконец, общенациональный взгляд на болезненные вопросы, в России огромна. Российская история XX-го века полна парадоксов, экстремальных ситуаций, разломов и изгибов. Разобраться во всем этом комплексе хитросплетений, думаю, намного сложнее, чем в немецкой истории XX-го века.

Дер Шпигель: Шлюзы, которые сдерживают воспоминания, еще не открыты?

Шлёгель:  В России отсутствует дискуссионная площадка, где могли бы быть высказаны абсолютно все мнения. Вместо этого существует лишь государственная историческая политика. Кроме того, не нужно недооценивать, насколько люди заняты своими насущными проблемами, которые, вследствие падения уровня жизни, стали ещё острее. И в Германии анализ своего ужасного прошлого начался с опозданием, тогда, когда ФРГ в экономическом плане достигла определенных успехов.

[...]

Дер Шпигель: Как же современная Россия должна видеть картину своего прошлого?

Шлёгель: Построить такую картину – дело только российской общественности в её поиске своей национальной идентичности. Этот процесс обретения самих себя начался не сегодня. Коммунистические идеи рухнули не одновременно с крушением Советского Союза. Они потеряли свою легитимность ещё раньше. Но этого оказалось недостаточно, чтобы ослабить, отключить и разрушить некоторые ключевые механизмы старой власти. Эти механизмы — спецслужбы и армия — сохранили свои  структуры и иерархии и работают практически в целости и сохранности дальше. Например, от основания ЧК в декабре 1927 года через КГБ до ФСБ сегодня, 100 лет спустя.

Дер Шпигель: Это структуры, из которых вышел Путин и его окружение.

Шлёгель: Они слились с новой элитой клептократов-олигархов, воспользовавшихся ситуацией аномии и бессилия общества, где не было на тот момент институтов, которые могли бы взять в свои руки процесс «десоветизации», аккуратной трансформации тотального государства. Этот класс олигархов сконцентрировал в своих руках беспримерное в истории Запада богатство и власть. Я должен признаться, что был недостаточно внимателен к этим процессам, чтобы вовремя понять их природу. Главная проблема режима Путина заключается в том, что у него нет программы ликвидации сложившегося в советскую эпоху отставания.

Дер Шпигель:  Путин пытается возродить в сознании народа гордость и ощущение силы. Является ли  война подходящим средством?

Шлёгель: Аннексия Крыма и необъявленная война на Украине открыли мне глаза. Для меня это стало моментом переосмысления. Другие поняли это раньше – в 2004-м году или во время грузинского кризиса. Я верил, что российское общество справится со своими проблемами и не поддастся искушению решать внутренние кризисы методами внешней политики. Способность российского общества к самоорганизации и импровизации давали мне надежду. Я совершенно не был готов к тому, что кто-то может предложить такое псевдо-решение. Аннексия Крыма стала компенсацией за отказ от модернизации страны.

Дер Шпигель: Что же опасного в том, что Россия снова стала  сверхдержавой?

Шлёгель:  Всем понятно, что демонстрация военной силы на мировой арене ничего не принесет России, если она действительно хочет возродиться. Обратной стороной национального подъема по поводу Крыма и Украины является глубокое разочарование, неутоленная обида на то, что сверхдержава, которая способна оперировать ракетами и самолетами в Сирии, не способна дать всем своим людям тот элементарный уровень достатка и комфорта, который уже миллионы россиян видели за границей. Подъем национального чувства в конечном итоге выродился в разочарование и цинизм.

Дер Шпигель: Путин — пример того, как политик может использовать чувство унижения в своих целях?

Шлёгель: Путин виртуозно сеет предубеждения, а потом собирает урожай. Источник чувства бессилия, неудовлетворенности и одиночества находится внутри России. Преодолеть это чувство – дело самих русских, и мы, здесь на Западе, а, особенно, в Германии не должны позволять себе делать ошибки в этом направлении. Но и вставать в позу психолога-терапевта, разговаривать с русскими особенно мягко или вовсе молчать, вместо того, чтобы выразить свою точку зрения, является, на мой взгляд, формой презрительного снисхождения. Хотя, возможно, со стороны и это выглядит, как желание войти в положение.

Дер Шпигель: Поможет ли возрождение дореволюционных традиций внести позитивный вклад в создание Россией нового менталитета?

Шлёгель: Я сам из семьи верующих. Я всегда надеялся на нечто вроде возрождения русской церкви как морального авторитета, который будет противостоять духовному обнищанию. Но мои надежды не оправдались. Вместо этого мы видим растущую мощь государственной церкви. Повсюду блеск золотых куполов, который затмевает бесплатную раздачу еды и помощь нуждающимся, а также агрессивную и  действительно реакционную ксенофобию. Мне пришлось убедиться в том, что церковь снова [как и до революции] играет важную государственнообразующую роль. Самое главное в этой церкви — ее внутренняя иерархия. Я не вижу в [русской православной] церкви никаких тенденций к модернизации, как например перед 1917-м годом, когда были попытки совместить народную веру и церковь как общественный институт. Могу поделиться собственным опытом: стою у дверей монастыря, стучу, хочу посмотреть, что творится за его стенами. Я сталкиваюсь со странной отстраненностью от мира, с отрицанием всего, что не является русско-ортодоксальным. Меня спрашивают: вы католик или протестант? Что же вам здесь надо? И дверь захлопывается перед моим носом.  

Дер Шпигель: Путин обращается к традициям прошлого, посещает церкви. Неужели это только игры человека, стоящего на вершине власти?

Шлёгель: Это, конечно, театральное представление, но и симптом тоски по системе координат. Вопрос в том, как вести себя с этой проблемой. Нужно ли культивировать в себе боль потери и использовать их для достижения их целей или же пытаться их преодолеть?

Дер Шпигель:  Крушение империи  всегда воспринимается как катастрофа. Можно ли воспринимать ее как счастье или как источник вдохновения?

Шлёгель: После распада Советского Союза Россия осталась в одиночестве. Как народу, обществу, нации, чье воплощенное в реальность мироощущение было связано со строительством и поддержанием империи,  вновь обрести себя? С одной стороны — боль от потери своей былой силы, от которого нужно отстраниться. С другой стороны — ощущение себя как жертвы: все бывшие республики от нас ушли, и мы остались одни. На нас остались висеть все преступления советской системы. Мы наследники ответственности за сталинскую эпоху, мы остались на стороне злых. Это исключительно сложная ситуация.

Дер Шпигель: То есть в такой ситуации нужно выработать постимперское и постколониальное отношение к окружению, быть уверенным в себе, но не властным, не брать на себя роль старшего брата по отношению к нациям на периферии бывшей империи?    

Шлёгель: «Русские являлись одновременно властителями и жертвами» – пишет британский историк Джеффри Хоскинг (Geoffrey Hosking). Не сломаться под весом этого двойного груза требует от общества мудрости и мужества. Попытки трансформации уязвленного имперского патриотизма в гордость за сверхдержаву ни к чему не приведут. В этом я вижу западню для Путина. Имперская ответственность блокирует формирование нации россиян. Такой груз слишком тяжел и требует много сил.

Дер Шпигель: Зримым символом преодоления советского столетия вы предлагали сделать музей советской цивилизации на Лубянке, в огромном комплексе зданий спецслужб. Лабиринты террора, превращенные в форум открытого общества?

Шлёгель: Лубянка действительно кажется мне самым лучшим местом для этого. Семь этажей могут соответствовать семи декадам советской эпохи. К тому же — центральное положение, историческая символика, дух времени.  Место допросов, место насилия превратится в место диалога, место где можно оглянуться назад и вспомнить, но не заниматься  поисками виновных. Дело не в разоблачениях или мести, а в том, чтобы представить себе ту эпоху и сделать выводы. Каждому для себя.

Дер Шпигель: А вы сами были в этом здании, прочувствовали  на себе ужасное дыхание "Genius loci" (гения места)?

Шлёгель: я знаю внутренностях этого здания из сотен описаний: заключенных, жертв пыток, тех, кому удалось унести оттуда ноги. Сам я был на Лубянке только один раз и очень непродолжительное время. Но один раз, когда я стоял перед зданием, и случайно открылись двери гаража, я вошел вовнутрь. Меня вежливо, но очень быстро выпроводили обратно.

Дер Шпигель: Господин профессор Шлёгель, большое спасибо за этот разговор.

***

Карл Шлёгель родился в 1948 в городе Хавенген швабской части Баварии вторым из шести детей бауэра (фермера). После окончания гимназии он изучал философию,  социологию, историю Восточной Европы и славистику в университете Западного Берлина. Шлёгель первый раз посетил Советский Союз, когда ему было 18 лет. После защиты диссертации в 1981 году Шлёгель стажировался в Московском университете, где исследовал историю русской интеллигенции в XIX-м и XX-м веке. В Москве познакомился со своей будущей женой. По возвращению в Германию он работал свободным автором и журналистом. С 1990 года был профессором Восточноевропейской истории университета Констанца, с 1995 и по 2013 год — профессором Восточноевропейской истории университета Франкфурта-на-Одере.

В годы молодости Шлёгель придерживался левых и радикально-левых взглядов: публиковался в газетах анархистов, был членом Коммунистического союза студентов, одно время был редактором его главного печатного органа «Служить народу» („Dem Volke Dienen“). Разочаровавшись в идеях коммунизма, он в 1980 году с двумя соавторами опубликовал книгу «Партия капут — неудача компартии и кризис левых»  („Partei kaputt: Das Scheitern der KPD und die Krise der Linken“)

Многократно и продолжительное время жил в России. Опубликовал 17 книг об истории СССР и России. Был научным сотрудником Германо-российского музея «Берлин-Карлсхорст». В 2013 году был награжден медалью Пушкина. В 2014 году отказался от награды.

Спасибо за внимание!

http://t.me/z_u_z_ru/

„Zeitung und Zeit“ ©, 2017. 

Перепечатка только с согласия автора.