Виктор Александрович Гольцев (1850—1906)

Журналист, публицист и литературный критик. Сотрудничал с несколькими периодическими изданиями, в том числе был редактором либерального журнала «Русская мысль», где были напечатаны одни из самых важных произведений Чехова.

Гольцев писал рецензии на сборники Чехова и опубликовал несколько аналитических статей о нём: «А. П. Чехов. Опыт литературной характеристики» (1894), «Дети и природа в рассказах Чехова и Короленко» (1903), «А. П. Чехов. 2 июля 1904 г.», «Памяти Чехова» (1906) и др. В «Опыте литературной характеристики» есть такой пассаж:

«...он не описывает того, чего не видел, не знал, не перечувствовал. Его пессимистическое мировоззрение не принимает гнетущего характера, нигде у него не звучит отчаяние. Живая любовь к живому человеку и тонкое художественное чутье, с каким Чехов любит и человека, и природу, придают его думам о случайности и быстротечности жизни печальный, но мягкий оттенок, подобный тому миропониманию, которое разлито в произведениях Тургенева. Симпатия к слабому, негодование к сильному злому — вот что часто выносишь из рассказов Чехова; ни на одну дурную мысль они не натолкнут, никакого скверного побуждения не вызовут. Чувствуется в них недостаток мужественных, призывных нот, — и понятно почему: отдельно взятый человек — ничтожный атом в вечном мировом круговороте. В виду бездонного неба он, одинокий, действительно должен испытывать либо ужас, либо глубокую печаль. Но в том-то и дело, что человек не одинок. Любовью, дружбою, идеями связаны между собою люди, и, опираясь друг на друга, они имеют полное основание смотреть на историческую даль с бодрою надеждой, с сознательным упованием.»

Выдержка из «личного дела» Гольцева с сайта poesis.ru:

«Сторонник постепенных политических и социальных реформ, просвещения и воспитания народа, он ратовал за конституцию в России. <...> По подозрению в связях с революционерами подвергался арестам, неоднократно находился под негласным надзором полиции.»

«Личность Г., как многих общественных деятелей рубежа веков, неоднозначна и противоречива. В нем сочетались неприятие революции и сочувствие народовольцам, верность эстетике позитивизма и признание новых тенденций реалистической литературы, стремление к объективности и приверженность ограниченной идейной программе "Русской мысли"».

А вот как отпечатался портрет Гольцева в воспоминаниях В.И. Немировича-Данченко:

«Настоящие "либералы" с гордостью носили эту кличку. Я как сейчас вижу перед собой на каком-нибудь банкете Гольцева. Он до конца жизни остался честнейшим человеком и преданнейшим прогрессу журналистом. Но стоило ему начать застольный спич, как от него веяло холодом; и чем он серьезнее, тем скучнее. Все, что он скажет, все вперед знали наизусть. Но либерально настроенным барышням это нравилось, нравились красивые слова — барышням и, очевидно, большинству слушателей, которые с постно-серьезными лицами сочувственно кивали в такт каждой гольцевской запятой и горячо аплодировали, когда он ставил хорошую точку. Им особенно то и нравилось, что они тоже все это отлично знают, что он говорит.

Как-то я ехал с Чеховым в пролетке; извозчик не успел свернуть с рельсов – пролетка столкнулась с трамваем, перевернулась; переполох, испуг, крики; поднялись мы невредимыми; я сказал:

— Вот так, в один миг, могли мы и умереть.

— Умереть — это бы ничего, — сказал Чехов, — а вот на могиле Гольцев говорил бы прощальную речь — это гораздо хуже.

Это не мешало нам относиться к Гольцеву с большим уважением.»