Весь невидимый нам свет

Вторая банка

Девушка очень тихо сидит в углу, кутая колени в пальто. Как она подобрала под себя ноги! Как ее пальцы порхают в воздухе! Все это он надеется не забыть никогда.
На востоке грохочут орудия. Цитадель бомбардируют, она отстреливается.
На Вернера накатывает усталость. Он говорит по-французски:
— Будет… как это…
Waff enruhe
. Перерыв в бою. В полдень. Чтобы люди вышли из города. Я могу тебя вывести.
— А ты точно знаешь, что это правда?
— Нет, — отвечает Вернер, — точно не знаю.

Тишина. Он разглядывает свои штаны, пыльную куртку. Форма делает его сообщником всего, что эта девушка ненавидит.
— Там есть вода, — говорит он, идет в другую комнату и, стараясь не глядеть на тело фон Румпеля, берет второе ведро.
Девушка исчезает в ведре с головой, ее тощие руки обнимают обод.
— Ты очень храбрая, — говорит Вернер.
Она ставит ведро и спрашивает:
— Как тебя зовут?
Он отвечает, и она говорит:

— Когда я ослепла, Вернер, люди говорили, что я очень храбрая. И когда папа уехал, тоже. Только это была не храбрость. У меня не оставалось выбора. Я просыпаюсь утром и живу своей жизнью. Ведь и ты так же?
— Этого не было уже много лет. Но сегодня, кажется, да.
Она без очков, зрачки словно залиты молоком, но Вернера это удивительным образом не пугает. Ему вспоминается выражение фрау Елены:
belle laide
. Прекрасная дурнушка.
— Какое сегодня число?

Он оглядывается. Обгоревшие занавески, копоть на потолке, картон, которым были закрыты окна, отогнулся, и в дыру сочится очень бледный предутренний свет.
— Не знаю. Сейчас утро.
Над домом свистят снаряды. «Сидеть бы здесь тысячу лет», — думает Вернер, но тут снова взрывается бомба, и он говорит:
— По твоему передатчику кто-то рассказывал о науке. Когда я был маленьким. Мы слушали вместе с сестрой.
— Это был голос моего дедушки. Ты его слышал?
— Много раз. Нам очень нравилась эта передача.

Окно бледнеет. В комнату проникает ранний желтоватый свет. Все мучительно-призрачное и неопределенное. Быть здесь, в этой комнате, на высоком этаже, а не в подвале, — как лекарство.
— Я бы съела ветчины, — говорит она.
— Что-что?
— Я бы съела целую свинью.
Вернер улыбается:
— Я бы съел целую корову.
— Женщина, которая жила тут раньше, готовила самые вкусные в мире омлеты.

— Когда я был маленький, — говорит он, надеясь, что правильно вспомнил слова, — мы собирали ягоды в Рурской области. Мы с сестрой. Иногда находили ягоды размером с большой палец.
Девушка на коленях подползает к шкафу и взбирается по лестнице. Когда она спускается обратно, в руке у нее зажата помятая банка консервов:
— Тебе видно, что там?
— Наклейки нет.
— Ее и не должно быть.
— Там еда?
— Давай откроем и проверим.

Вернер приставляет нож к банке и одним ударом кирпича пробивает дыру. И тут же его обдает запахом, таким фантастически сладким, что впору потерять сознание. Как же это по-французски?
Pêches. Les pêches.
Девушка наклоняется вперед, нюхает, и ее щеки еще ярче расцветают веснушками.
— Мы съедим ее на двоих, — говорит она. — За то, что ты сделал.
Вернер вбивает нож второй раз, пилит металл, отгибает крышку.
— Осторожно, — говорит он и протягивает банку.

Девушка окунает пальцы в сироп и выуживает мокрую, мягкую скользкую дольку. Потом Вернер делает то же самое. Персик — упоение. Утренняя заря во рту.
Они едят. Пьют сироп. Пальцами собирают со стенок последние остатки.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь