Валенсия

она надула губки. — Здравствуйте, — сказал я, не зная, с чего начать разговор с этой строптивой, на мой взгляд, красоткой. — Привет, — ответила она и жеманно повела плечами. Я присел возле нее на стул. — Как вас зовут? — Рут. — Вы не артистка? — Вот еще. К чему мне это? — пренебрежительно ответила она и, закинув ногу за ногу, стала покачиваться из стороны в сторону. — Я свободная от всяких дел и прихотей, — гордо сказала она. — Я люблю тишину и уединение. — И себя, — добавил я за нее. Она с удивлением вскинула на меня свои нежно голубые глаза. — Я достаточно знаю себе цену, — гордо вскинув голову, ответила она. — А не слишком ли дорого вы себя оценили: — спросил я, не в силах сдержать улыбку. Она презрительно глянула на меня и ничего не ответила. — Не хотите со мной разговаривать? — Не хочу говорить на эту тему. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Ну, например, о вашей жизни. Расскажите о себе. — Мне нечего рассказывать, я вся тут. Такой меня и создали. — А кто создал? — Люди. — Все? — Зачем все. Один, конечно. Художник. — А вы ничего в жизни не видели и не слышали? — Что за вопрос, — возмутилась она, поднимаясь с дивана, — вы неприятны мне. — Извините за назойливость. Еще один вопрос. — Ну. — Вы уйдете или останетесь? Она недоуменно глянула на меня. — А почему я должна уходить? — Хотя бы потому, что это моя квартира, а вы тоже неприятны мне. Не мне же уходить. Она закусила губу и тень смущения пробежала по ее лицу. — Я вам не нравлюсь? — испуганно спросила она, заглянув мне в глаза. Мне не хотелось отвечать ей и обижать ее, но я решил дать самодовольной девочке урок. — Вы мне совсем не нравитесь, — твердо сказал я и отвернулся от нее, затем пошел стелить себе постель. — А как же... — растерянно произнесла она, — ведь все говорили, все восторгались мной. Как же... Вы врете, — вдруг зло сказала она. Ее лицо снова приняло надменное выражение, и она ехидно улыбнулась. — Зачем я буду врать? — спокойно ответил я, продолжая стелить постель, — возможно все другие врали, а вы верили им. А теперь, когда вам сказали правду, вы обвинили человека во лжи. Это не делает вам чести. — Они врали? — удивленно прошептала она. — все врали... Но разве я не красива? — она подбежала к зеркалу. — У меня красивые ноги и стройная талия. У меня ровный нос и красивые губы, у меня высокая грудь и широкие бедра. Чем же я не красива? — уже спокойно и даже с усмешкой недоверия ко мне закончила она. — Чем? А тем, — ответил я, что ваша красота банальна и буднична, что в вас нет ничего, что могло бы привлечь взор и внимание мужчины, отличающее вас от тысяч других красавиц. Тем, что ваша талия не так уж совершенна, как вам кажется и ее изуродовала не одна складка жира. — Нет у меня жира! — со слезами воскликнула она, — где жир, где? Покажите! Мне с трудом удалось отыскать что-то похожее на складку, чтобы подтвердить свои слова. — И ноги не шедевр. Они толсты и нерельефны. И грудь, которой вы так гордитесь, не что иное, как два безобразных выступа, — разошелся я, — нос ваш расплющен, как у китайца, глаза водянистые и ресницы редки, как высыпавшаяся щетка... — Замолчите... — Взвизгнула рут, бросаясь на диван. Ее плечи вздрагивали от безудержных рыданий. Я не стал ее успокаивать и лег на кровать. Девушка долго еще всхлипывала, наконец, успокоившись, спросила: — а что же мне теперь делать? — Ничего. — Но меня же не будут любить мужчины. Я же женщина. — Это ни о чем не говорит. Вы не единственная. Она опять захныкала. Я притворился спящим. — Ну и пусть не любят, — сказала она и опять подошла к зеркалу. — Нос, как у китайца, — прошептала она, — ноги толсты, грудь жирна. Она бросилась ко мне и, встав перед кроватью на колени, зашептала, жарко дыша мне в лицо: — Миленький, ну что же мне теперь делать? Я хочу, чтобы меня любили, и чтобы ты меня полюбил. Я посмотрел на ее заплаканную мордашку из-под ресниц. Вся спесь с нее слетела. Она выглядела жалкой и униженной. — Лезь ко мне в кровать, — строго сказал я. — Как, прямо одетая? — Разденься. Она торопливо скинула с себя свитер, сбросила трусы. Я едва мог скрыть восторженный трепет, охвативший меня при виде ее голого тела. Она, безусловно, была великолепна. И ее пышные большие груди с розовато-коричневыми сосками могли свести с ума кого угодно. Она юркнула ко мне под одеяло и, преданно глядя мне в глаза, прижалась всем телом к моему боку. — Можно я тебя поцелую? — спросила она. Я кивнул головой. Рут с величайшим искусством и страстью прильнула к моим губам. Я обнял ее, чувствуя, как упруго сжались подо мной сдавленные груди. Я уже без всяких разговоров и отступлений принялся ее ласкать, ощупывая бархатную нежную кожу ее живота и ляжек. Рут таяла в сладостной истоме, безропотно отдавшись моим рукам. Встретив такую искренность, я возгорелся желанием получить от нее что-нибудь необыкновенное, поэтому, выскочив из-под одеяла, сунул свой член к ее лицу. Она недоуменно посмотрела на меня, не понимая, чего я хочу. — Возьми его себе в рот. Она смущенно улыбнулась. — Возьми, не бойся. Она осторожно, двумя пальчиками взяла мой член, приоткрыла свои губки, приложила его к ним. Сначала робко, а потом все более непринужденно она сосала его, причмокивая и вздыхая. Я склонился немного назад и достал рукой до ее промежности. Раскрыв пальцами губы ее половой щели, я сунул туда ребро ладони и стал медленно и нежно тереть ее горячую влажную похоть, чувствуя конвульсивные содрогания ее сильного красивого тела. Но вот сладость стала нестерпимой, сознание затуманилось похотью. Двигая своим членом в ее губах, как во влагалище, я чувствовал упругое сопротивление языка. Рут закрыла глаза и шумно дышала носом, извиваясь всем телом. Вдруг огненная стрела дикого наслаждения пронзила мое тело, и из члена ей в рот мощной струей ударили потоки спермы. Рут поперхнулась и закашлялась. В изнеможении я свалился на кровать, все еще натирая пальцем ее клитор. Она рычала и вертелась от наслаждения, размазывая по лицу густые потоки моей плоти. Она кончила минут через пять и, склонившись надо мной, спросила: — А тебе понравилось? — Очень. Схватив ее голову своими руками, я покрыл благодарными поцелуями замурзанную мордашку. Еще несколько минут после этого я жадно ласкал руками ее тело, с наслаждением ощупывая все выпуклости и впадины. Когда я вновь почувствовал рождение сильного горячего желания, она вдруг исчезла, оставив после себя лишь нежный запах духов да смятую подушку. — На сегодня все, — сказал он, позевывая, — завтра приходите пораньше. Мы простились с ним и пошли на корабль. Там нас поразили неприятные известия — завтра уходим в море.

Глава 11

Что же делать? Мы потеряли возможность услышать до конца так заинтересовавшую нас историю. Дик сказал, что нужно пойти к капитану и предложить взять на корабль положенного рабочего на лебедку. Сейчас все обязанности по этой должности выполнял один из кочегаров, за что ему приплачивали несколько долларов. Несмотря на то, что было уже поздно, мы отправились к капитану. Он еще не спал и встретил нас с тревожным любопытством, предполагая какое-то несчастье. Выслушав наше предложение о рабочем, он рассмеялся. — Боже мой, вы, очевидно, оба не в своем уме. Капитан Бред был моим старым товарищем по морскому колледжу в Лос-Анжелесе и относился ко мне хорошо. — Что-то вы, ребята, от меня скрываете? — хитро прищурившись, сказал он, — я и не поверю, что вы так просто, ни с того, ни с сего загорелись желанием среди ночи укомплектовать команду корабля, да еще взять на борт незнакомого немца. Мы с Диком переглянулись. Действительно, получалось смешно, нужно было об'ясниться. Дик пустил ...

Продолжение следует ...

Традиционно