Валенсия

Я с сожалением посмотрел на него. — Глупец, это его трагедия.

Глава 4

К семи часам вечера мы с диком вернулись в гостиницу. Рэм уже встал и старой надломленной бритвой заканчивал скоблить бороду. Он не снял ее совсем, а только подровнял и теперь выглядел моложе. Руки его стали чище и под ногтями уже не чернели полоски грязи. Он радостно встретил нас и, убрав со стола свои бритвенные принадлежности, поставил бутылку коньяку.

Официантка принесла ужин, и он посмотрел на нее хоть и не дружелюбно, но без злобы и даже помог расставить на столе тарелки. Мы все сели к столу, выпили, и Рэм стал продолжать свой рассказ.

Я проснулся только в три часа дня. В первое мгновение я вспомнил происшедшее ночью как сон, но увидев белые пятна на ковре, на кресле и на диване, понял, что это происходило наяву. Я оделся и вышел на палубу. Пароход подходил к Марселю. Уже были видны портальные краны и густой лес мачт стоящих в порту кораблей. На пароходе царила суета сборов. Я вернулся к себе в каюту, быстро уложил вещи в дорожный чемодан и сел к иллюминатору. На душе было пусто и легко. Ничто не волновало меня. Я не ощущал потери Салины и радости возвращения домой. Из Марселя я вынужден был отправиться поездом, чтобы не оказаться в неловком положении с очередной дамой, в присутствии которой я не сомневался. Я взял отдельное купе. В пять часов вечера поезд Марсель-Кельн отошел от перрона и помчался на север. Я сидел один в купе и просматривал свежие газеты, которые купил на вокзале. Но даже происшествия, из-за которых я только и покупал газеты, меня не интересовали. Мне было скучно. Я сходил в ресторан, выпил немного вина и, захватив с собой бутылку рома, вернулся в купе.

Медленно тянулось время. Стрелка часов едва двигалась. Час превратился в томительную вечность. Я достал из чемодана карты и стал их пересматривать. Tуз червей был для меня не картинкой, а фотокарточкой любимой женщины. Я попытался представить себе встречу с какой-нибудь другой из милых красоток, но воображение не создало ничего интересного. Закончив просмотр карт, я положил их на столик у окна, и, страдая от безделья, задремал. Проснулся от тишины. Поезд стоял на какой-то станции. Я выглянул. Прямо передо мной на перроне светился циферблат часов — без пяти двеннадцать.

Надо приготовиться, скоро придет очередная женщина.

Я поставил на стол бутылку и приказал проводнику достать какой-нибудь закуски. К двеннадцати все было готово. Я посмотрел на часы, отстукивающие последние минуты. И как только стрелки сошлись, одна из карт с нежным звоном шлепнулась на пол и на этом месте из ничего выросла женщина. Она была высока ростом, с золотистыми волосами, повязанными шелковым зеленым платком. На ней была желтая блузка, как кольчугой прикрытая шерстяной накидкой, и малиновые атласные штаны, плотно облегавшие ее стройные ноги до колен. Штанины оканчивались рваной бахромой, которая не служила признаком ветхости ее наряда, он весь отдавал магазинной новизной. Зеленый глянцеватый пояс с двумя ремешками-застежками туго перехватывал ее узкую талию. В левой руке она держала саблю, вставленную в красные ножны с кисточками. Я с нескрываемым любопытством смотрел на нее, ожидая, что она будет делать. Будто только что проснувшись от глубокого сна, она сладостно потянулась, разведя в стороны руки и, заметив свою саблю, выругалась:

Вот, дьявол, надоумил его дать мне эту дубинку.

Она бросила саблю на пол и повернулась ко мне.

Ах вот что! Здесь есть мужчина! А я думала меня здесь ожидает одиночество. Привет, парнишка! Где это мы? Уж не в поезде ли? Забавно!

Болтая без умолку, она прошлась по купе, потрогала руками все, до чего могла достать, заглянула в уборную и, удовлетворенная осмотром, вернулась к столу.

Ну, что же, вполне приличная комната. О, я вижу вино. Вы хотите со мной выпить?

Она бесцеремонно откупорила бутылку и разлила ром в два бокала.

Пейте! — не дожидаясь, пока я возьму свою рюмку, она чокнулась и залпом выпила.

Ого! Что это? Ах, ром! — она прямо с тарелки руками хватала устриц и бросала себе в рот. Я был ошеломлен ее бесцеремонностью и молча сидел на своем месте, не спуская с нее любопытного взгляда.

Прожевав устриц, она вскочила.

— Послушайте, у вас не найдется иголки с ниткой?

Я отрицательно покачал головой, выпил свой ром и подсел к ней на диван.

— Зачем вам иголка?

Как зачем? Что, по-вашему, я буду ходить в таких рваных штанах?

Она аккуратно подвернула бахрому внутрь.

— Ну ладно, сойдет и так. Давайте выпьем еще.

Я обнял ее за талию и нежно привлек к себе.

— Сними свои штаны совсем.

Она разлила ром и, поставив бутылку на место, с размаху шлепнула меня левой рукой по щеке. Я отскочил в другой конец дивана.

Что я вам, уличная девка? — гневно смерив меня взглядом, сказала она, — сядьте на свое место.

Сгорая от стыда, я безропотно пересел на свой диван. Она подала мне рюмку.

— Выпьем за наше знакомство.

— Ничего себе знакомство, — подумал я, потирая щеку.

Поезд стал замедлять ход. В окне замелькали огни станционных построек. торопливо проглотив ром, она вскочила с дивана и схватила меня за руку.

— Пошли погуляем по перрону.

— Но... Ведь вы не одеты! — смущенно сказал я, указывая на ее штаны.

— А, не беда, — она взглянула на окна и радостно воскликнула:

— О, сейчас у меня будет шикарная юбка, — с этими словами она сорвала шелковую репсовую занавеску и обернула вокруг себя, получилась юбка, плотно обтягивающая ее бедра. Она была коротка, выглядывали кончики штанов.

— А я их сниму.

Она быстро сорвала штаны и прямо на голое тело навернула материю, укрепив ее на талии поясом.

— Я готова, пошли.

Поезд уже подошел к перрону. Я взял ее под руку и мы вышли из купе. В корридоре я пропустил ее вперед и только теперь заметил, что она идет босиком. Не долго думая, пока нас еще никто не видел, я схватил ее за руку и увлек обратно в купе. Ничего не понимая, она возмущенно воскликнула:

— Что это значит? Вы забываетесь, любезный!

— Извините, но вы, очевидно, забыли, что на ногах у вас ничего нет.

Она взглянула на свои босые ноги и присвистнула.

— Достаньте мне туфли! — тоном, не терпящим возражений, приказала она.

— И постарайтесь на высоком каблуке.

В Алжире я купил оригинальные туфли из змеиной кожи для своей жены. Теперь бросился их искать. Пока я рылся в чемоданах, моя дама стояла у окна и нетерпеливо барабанила по стеклу пальцами. Наконец, я отыскал нужное и бросил к ее ногам пару новых красивых туфель. Она взглянула на них и молча протянула мне ногу. Потом вторую. Она прошлась по купе, посмотрелась в зеркало и одобрительно кивнула, щелкнув пальцами.

— Превосходно! Теперь пошли.

Мы вышли на перрон, по которому суетливо шныряли пассажиры нашего поезда, от'езжающие и носильшики. Мой «Червонный король», а это был именно он, величавой походкой королевы шествовал рядом со мной ...

по перрону, критическим взглядом оценивая проходящих мимо мужчин. Ее красота и необычайная нежность скоро привлекли всеобщее внимание. На перрон выбегали люди, главным образом мужчины, чтобы хоть мельком взглянуть на нее. Некоторым она мило улыбалась, некоторым кокетливо строила глазки, а одному даже подмигнула. Тот завертелся на месте волчком и бросился к цветочному киоску. Он поднес моей даме огромный букет астр, в надежде получить что-нибудь большее, чем намек. Но она равнодушно приняла цветы и сказала:

— Рэм, дай этому мальчику несколько франков.

«Мальчик» отлетел в сторону от нас, как ужаленный. На перрон вышел уже не молодой, но бравый начальник станции в высокой форменной фуражке и приготовил жезл, чтобы дать отправление поезду. Мы поравнялись с ним и моя дама, любезно улыбнувшись, кивнула ему головой. Старик вытянулся, как солдат на учении и, приложив руку к козырьку, расплылся в подобострастной улыбке. Не сводя глаз с моего короля, он двинулся за нами, позабыв, зачем вышел на перрон. Меня забавляло все это и в то же время червячок ревности будоражил нервы. Я попытался увести ее в вагон, но не тут-то было. Она смерила меня пронзительным взглядом и, властно указав рукой на буфет, сказала:

— Сбегайте и купите мне конфет, только получше.

Помня, что время отхода поезда уже прошло, я затрусил к буфету, опасаясь опоздать. Когда я вернулся к ней, то нашел ее в окружении нескольких молодых людей, мило беседующей с начальником станции. Кокетливо строя старику глазки, она говорила ему таинственным полушепотом:

Продолжение следует ...

Традиционно