Вагенбург тебе в морду или Почему польские рыцари не затоптали конями немецкую пехоту

Тяжкое поражение в Грюнвальдской битвы поставило Тевтонский орден на грань полной катастрофы. На реабилитацию и без того должны были уйти десятилетия, а тут еще подсуропили жители городов, которым осточертело подчиняться монашескому уставу государствообразующей организации. А особенно - платить налоги, которые со временем лишь возрастали. И вот 21 февраля 1440 года в городе Мариенвердер был образован Прусский союз, в который помимо обывателей-горожан вошла и рыцарская шантрапа из мелкопоместных, а то и вовсе безземельных дворянчиков. Еще довольно долго все ограничивалось декларациями и бескровной борьбой союзников за свои права, но 4 февраля 1454 года грянуло открытое восстание. Развивалось оно столь успешно, что орден вскоре потерял не только Данциг, Торн и Эльбинг, но даже из Кёнигсберга тевтонцев вытурили оборзевшие вконец бюргеры.

Как обычно, не дремали и заклятые соседи - поляки. Вполне в национальном духе тогдашний круль Казимир Казимир IV Ягеллончик решил воспользоваться удобным случаем и наложить свою лапу на оставшуюся бесхозной собственность. И вскоре шляхетское ополчение радостно топтало копытами коней многострадальную прусскую землю...

К тому моменту Тевтонский орден удерживал за собой лишь столицу - Маренбург, а также города Штум и Кониц. Но последний в конце августа-начале сентября обложили польские отряды. Причем на каждого оборонявшегося немца приходилось по 6-7 осаждавших. Чтобы снять осаду, кроме как дать решительное сражение, другого выхода у орденцев не было. Выручать изнемогавший в неравной борьбе гарнизон Коница отправилось войско под командованием моравского рыцаря Бернарда Шумборского. Среди других предводителей упоминаются герцог Людвиг Рудольф Заганский, Берндт фон Цинненберг и некий херр Ашпан. Одни историки оценивают численность этой армии примерно в 9 тысяч кавалеристов и 6 тысяч пехотинцев, другие насчитали у немцев в общей сложности всего пять тысяч воинов. Как бы то ни было, Казимир, имевший под рукой 16 тысяч сабель и несколько тысяч штыков (причем половину пехотинцев составляли закаленные в боях наемники) лишь посмеивался, выслушивая разведданные.   

- Ваше величество, немцы прут сюда, - докладывали лазутчики.

- И много там немцев? - пренебрежительно отхлебывая из кубка, интересовался Ягеллончик.

- Да не так чтобы очень много, но здоровые все, как лоси.

- Эва, не охотились мы на лосей! Слушайте, панове, нам даже мечей из ножен вынимать не придется, просто конями эту немчуру затопчем, да и дело в шляпе. Только вы уж заранее определитесь, кому сколько пленных причитается, чтобы не передраться при дележе. Знаю я вас, хапуг!

Развеселившиеся в предвкушении великой халявы поляки принялись дуться в кости. ставя на кон будущих немецких полонян. Между игроками бродил один богемец Костка и мрачно предвещал:

- Играйте, играйте, вы просто немцев не знаете, а я-то с ними хорошо знаком. Хоть их и немного, но упорные, как черти, и драться будут до последнего, перед вами не побегут, даже не надейтесь...

- Да ты просто трус! - орали в ответ поляки.

- Я встану в первом ряду, - срезал крикунов Костка. - А вот где вы будете ошиваться, еще нужно посмотреть.

- Иди нахрен отсюда, не каркай!  

Битва началась около четырех часов пополудни 18 сентября. И немцам сразу пришлось туго - еще и потому, что их ряды оказались у подножия высокого холма, в вершины которого на них обрушилась ведомая лично королем тяжелая польская конница в составе 500 копий (следует помнить, что в данном случае под словом «копье» подразумевается не колющее оружие, а войсковая единица), то бишь, около 5 тысяч всадников. Смяв жалкие 70 копий противника, поляки сумели взять в плен самого Бернарда Шумборского.

- Один есть, да еще самый главный! - весело вопили бравые кавалеристы. - Хватайте остальных, пока не разбежались!

Впрочем, немецкие рыцари и не думали задавать стрекача - пророк Костка оказался прав. Перегруппировавшись, они принялись прорубаться сквозь массы врагов, чтобы нанести ответный удар или хотя бы уйти в осажденный Кониц. И тут открылись ворота города и из них высыпала подмога в лице господ Ройса фон Плауэна, Фейта фон Шенберга, Георга фон Шлибена, Кунца Цедевица и остальных воинов гарнизона.

Поляки тем временем принялись за истребление оставшейся на поле боя немецкой пехоты. Правда, одними копытами тут было не обойтись, мечи обнажать все-таки пришлось. И тут кнехты преподнесли неприятный сюрприз, укрывшись за составленными в круг добротными телегами с установленными на них толстыми деревянными щитами.

С вагенбургом польским рыцарям сталкиваться еще не приходилось, и они остановились в замешательстве. Не столько стоптать конем неприятеля, но и достать его клинком оказалось невозможно. А тут еще с тыла обрушились свежие немецкие силы...

Несмотря на то, что среди ошеломленных поляков отчаянно храбро, надо отдать ему должное, дрался их король, начавшееся беспорядочное отступление вскоре переросло в откровенное бегство. Польские всадники были частично перебиты преследователями. а частью, плохо зная местность, утонули вместе со своими конями в окрестных болотах.

Личная охрана Казимира, состоявшая из литвинов, разбежалась, бросив своего повелителя на произвол судьбы. Хорошо, что мимо как раз скакал рыцарь Доминик Казановский, по мере возможностей стараясь и в бегстве сохранять шляхетский гонор. Завидев одинокого короля, он подхватил повод его лошади и увлек за собой. Иначе Казимир поменялся бы ролями с Бернардом Шумброрским, которого к тому моменту успешно вызволили из плена. Пробираясь неверными тропами среди трясины и буераков, Казановский с Ягеллончиком вдруг нос к носу столкнулись с подканцлером коронным Яном Рутвенским. Оказалось, тот решил помыться в бане и так разнежился, что пропустил битву - сначала к своему безмерному огорчению, а затем к столь же безмерной радости.

- Хвала пану Богу! - воскликнул Рутвенский при виде искусанного комарами короля. - Иж твои милости здорового видим!»

- Пане Рутвянски, - со злобой глядя на румяную после бани рожу подканцлера, ответил Казимир. - Ты вот водой мылся, а мои верные слуги сейчас в руках неприятельских кровью умываются, падла!

Потери поляков в сражении составили около 3 тысяч человек, причем среди убитых было множество представителей высшей знати. Еще 300 рыцарей, что накануне дулись в кости на будущих пленных, сами угодили в лапы немцам, в том числе команующий крупными отрядами Николай Шарлейский, Лукаш Гурка и тот самый Войцех Костка, пророчество которого так верно сбылось, пся крев! На фоне павших 100 орденских рыцарей это могло считаться полным разгромом. Единственное, о чем сожалел довольно расхаживавший по полю брани Бернард Шумборский - так это о том, что, когда оказался в плену, слишком поспешно дал рыцарское слово, что больше никогда не будет сражаться против поляков.

«Да какого черта! - подумал он, наконец. - Слово мое, захочу - дам, захочу - обратно возьму». И со спокойной совестью нарушил клятву, приняв участие еще не в одной битве Тринадцатилетней войны.