Untitled

Письма из армии конца 1980-х годов публикует сайт http://www.sbelan.ru/

Часть 3.

Настоящий сборник документов по армейской дедовщине составлен С.А. Белановским, С.Н. Марзеевой в 1990 г. и опубликован в 1991 г. Институтом народнохозяйственного прогнозирования РАН (тираж 1000 экземпляров). Решение о публикации принял ныне покойный директор института академик Юрий Васильевич Яременко.

В опубликованном варианте сборник предварялся аналитической статьей, которая затем была издана в виде отдельной работы под названием «Дедовщина в советской армии».

Часть 1 - https://vk.com/wall-72326580_584992

Часть 2 - https://vk.com/wall-72326580_585684

Письмо 11.

До армии я пять лет пробыл в зоне и могу сказать, что там было легче, чем на армейской гауптвахте. Туда можно попасть за расстегнутую пуговицу или крючок. Ну, а там издеваются как хотят. Камеры напоминают застенки гестапо, положенную арестованным порцию пищи урезают вчетверо, а остальное жрут сами. Офицеры ведут себя, как садисты.

Одевают на арестованного три шинели и противогаз, дают в руки по две нары весом 25 кг и заставляют бегать по плацу, пока арестованные не потеряют сознание. Чтобы немного отдохнуть, арестованные режут себе руки, вешаются на чем попало.

За это письмо я могу быть наказан, но я хочу, чтобы все знали, какие у нас законы.

— Рядовой Магазинщик О.А., Удмуртия

Письмо 12.

В декабре я был призван в ряды СА, шел служить с охотой, думал, что через 2 года вернусь сильным, закаленным, оказалось иначе.

С первых же часов, не успели мы даже гражданку снять, старики начали нас избивать, кричали: «вешайтесь, «духи». Избивали почти каждый час. На улицу не выпускали, в туалет водили раз в сутки и считали до десяти и каждый должен был во время счета все сделать и выскочить. На третий день службы трем «молодым» «старики» вышибли челюсть табуретом и Харламову рассекли ухо пополам.

После завтрака нас гоняли по лестнице с 3-го на 1-ый этаж. Вдоль всей лестницы стояли «старики», сбивали нас с ног, били сапогами по голове. Так продолжалось весь карантин. У меня начались боли в сердце и меня отправили в больницу, где я пролежал 24 дня.

Следы побоев и увечья доктор санчасти расценивает как следствие несчастного случая.

Однажды ко мне пришел мой сослуживец Корловалов и начал меня избивать. Я понял, что в роте мне житья не будет и сбежал. Три дня обитал в подвале. Затем зашел в подъезд дома и уснул. Там меня нашли Мальцевы. Мальцевым я пожаловался на боли в желудке (нечаянно проглотил иголку).

Сказал, что в отряд боюсь идти и попросил отвезти в больницу, где в тот же день меня прооперировали. Через 14 дней меня выписали, сказали, что за мной приедут, но я боялся ехать в отряд, так как рана еще не зажила и кто-то мог ударить меня в живот.

Три дня прожил в подвале, потом позвонил Мальцевым и они сказали, что меня ищут и мне грозит суд. Вечером я вернулся в отряд. Там меня расспрашивали два майора. Я рассказал им, почему сбежал и просил перевести меня в другую часть, но они ответили, что сделать этого они не могут.

Прежде чем судить, меня отправили в психбольницу. Там я сказал, что ночью не сплю, мучают страхи, голоса, хочется покончить жизнь самоубийством. Через 4 месяца меня комиссовали, документы мои направили в Джамбул, а меня в санчасть при отряде. В санчасти снова начались издевательства. Прошел месяц, документов все не было. Я пришел в штаб к майору и попросил оставить меня убирать при штабе, я днем и ночью убирал в штабе, спал на полу, воды и туалета не было, держали нас под замком. В штаб каждую ночь приходили наркоманы из «стариков», угрожали мне и, случалось, избивали. Приходил бить санинструктор Шаранов.

В последний вечер, накурившись анаши, наркоманы сказали мне: «Сегодня мы тебя изнасилуем, на шею повесим камень и сбросим в Урал». Этой же ночью я ушел из отряда, две недели прожил в Гурьеве, заработал денег на дорогу и приехал домой, дома пробыл несколько часов, сел в поезд и с сестрой приехал в Москву. Обратился за помощью в редакцию «Комсомольской правды».

— Мочалов Александр Федорович 1970 г. р.

Письмо 13.

Я был призван в СА Черкасским областным военкоматом, хотя по закону являюсь единственным кормильцем в семье. В первую же ночь я столкнулся с настоящей дедовщиной, был избит и, как учат нас товарищи генералы по телевизору, доложил о неуставных отношениях командиру роты лейтенанту Петрову. Но он ограничился лишь устными выражениями в их адрес.

Я подал рапорт старшему лейтенанту Исаеву с просьбой о переводе в другую роту, он сказал мне, что надо подождать неделю. Всю неделю меня избивали, дошло до того, что я должен был обратиться в санчасть. Там я сказал, что меня избили, но санинструктор сказал, что такого не может быть. Когда я спросил у командира роты о своем переводе, он объяснил, что никакого перевода не будет и незачем ходить жаловаться. Тогда я ночью сбежал, но днем меня нашли, привезли в часть и посадили в камеру. Я снова потребовал у командира части капитала Грачева перевода. Он мне сказал: «Жди». И я прождал в его камере 25 суток. А там уж нас избивали не солдаты, а сами офицеры. Беглецами занимался сам начальник штаба старший лейтенант Наточей, пряжкой отходит так, что потом ничего не чувствуем. Наконец, меня вызвали и объявили, что я дождался перевода, только не в Киевский округ, а в Ленинск, куда командир роты ссылал всех неугодных. На прощанье меня отлупил командир роты, чтобы не забыл, как он выразился. По дороге в Ленинск я сбежал.

В часть больше не вернусь, ищите меня по домашнему адресу: УССР, Черкассы, бульвар Шевченко, д.254, кв. 14.

Пишу потому, что таких, как я, в части осталось очень много и им ни за что не вырваться. Прошу передать мое письмо военному прокурору СССР.

Письмо 14.

Я военнослужащий действительной службы. Служу на Байконуре. У нас здесь молодых бьют и не просто бьют, а убивают. Командиру мы сказать боимся, да и не верим, что он поможет. Здесь настоящая межнациональная война. Больше всего здесь бьют русских, потому что их мало. Когда кого-нибудь забивают до смерти, то родным сообщают одну фразу, заготовленную на все случаи: «Погиб при исполнении».

А как не хочется умирать в 18 лет, а главное — ни за что. Жаловаться и ждать помощи неоткуда. У меня одна мать и то неграмотная. Зона у нас закрытая, кругом степи. Убежать никуда нельзя. Теперь я понял, почему наш округ занимает первое место по смертности в Союзе.

Назвать себя я не могу, но на помощь очень надеюсь. А еще можете спросить у Пети Воронина. Он раньше служил у нас, а сейчас работает в гостинице Тюри-Там.

Письмо 15.

Я служу в военно-строительной части в Свислочи. Отслужил уже практически два года. Так что, если бы не случилось этого происшествия, за которое я сейчас сижу на «губе», то этой весной я уже увольнялся бы домой. Чем все кончится сейчас — не знаю. В части — совершенно невыносимая обстановка, полный бардак! По национальности я казах. В роте у нас около 70 человек самых разных национальностей. Здесь и киргизы, и казахи, и русские, и узбеки. Шесть человек чеченцев держат в страхе всю роту, даже «стариков», а уж о молодых и говорить нечего.

Приходит молодой в часть и сразу попадает под кулаки старослужащих. Когда я был молодым, меня тоже били. Били узбеки, казахи, русские. Вообще в части царит полная вражда национальностей.

Особенно тяжело стало, когда в часть полгода назад пришел Хамза-хан. Я к тому времени отслужил ухе год, но в отношении ко мне ничего не изменилось. Продолжали бить, заставлять стирать, подшивать другим подворотнички. Хамза-хан бил обычно ночью, если я оставался в казарме. Но иногда в казарму мы не ходили, ночевали в вагончике на стройплощадке. Когда он бил, то смеялся и от этого было больнее. Следов от побоев на теле у меня не оставалось, поэтому офицеры не знали, что меня бьют.

Я сам никогда никого не бил, ничего не пытался заставить за себя делать, отпора тоже никому не давал. Боялся. Может, поэтому меня били и на второй год службы. Вообще в нашей части срок службы значит мало.

Дома отец тоже иногда ударит, но там было за дело и отца я уважаю. А здесь били просто так.

Сержантов в роте мало — кажется, два человека, но точно не помню. Они все видели, но смотрели сквозь пальцы, никак не реагировали. Наверно, думали: «Меня не бьют и ладно».

О происходящем я никому никогда не докладывал, потому что не хотел стукачить. Своего командира роты уважал, он хороший честный человек, но ему я также ничего не хотел говорить. И боялся, и было стыдно.

Дежурный по части ночью приходит в казарму, но на шухере постоянно стоят два человека, поэтому при его появлении все разбегаются по кроватям.

В роте я сошелся с одним парнем-узбеком. Он моего призыва и мы с ним вместе в одном отделении. Его тоже били… В феврале мы с ним убежали из части, добрались до Ружан, надо было где-то жить. В лесу мы построили шалаш из соломы, которую набрали на поле. Поначалу ночью мы мерзли — было холодно, потом привыкли. Когда была хорошая погода, купались в озере.

Сначала у друга были деньги: он до этого получил перевод на 40 рублей. Когда деньги кончились и надо было что-то есть, по ночам мы стали грабить магазины. Брали продукты и деньги, вещей не брали, даже военную форму не сменили, нас потом так в ней и задержали.

Сейчас жду, когда будут судить, вчера милиция провела нас по местам, где мы воровали продукты и деньги. Наверно, отправят в дисциплинарный батальон. Один мой земляк — он сейчас уже уволился — отбывал там наказание, а после дослуживал в нашей части. Он попал туда за то, что кого-то избил. Рассказывал, что там очень тяжело. В нашей части тихо дослужил свои последние полгода, никого не трогал и ни во что не вмешивался: хотел скорее уволиться домой.

Сейчас я тоже думаю о доме. Родителям не писал с того момента, как убежал из части, но знаю, что им уже сообщили о моем побеге. Когда убегал, о родителях не думал, что били, писать домой не буду — стыдно...

— Военно-строительная часть, г. Свислочь, Казахстан.

#chaosss_army

‏Source m.vk.com